Корона судьбы. Ч. 9. Тонкости брака

  Застыв  в  прощальном поклоне перед божественным императором,  Марк  вдруг подумал о том, что было бы, приди он просить у Маврелиана  руки его дочери.
  « Убил бы на месте», - скорбно подумал опечаленный Фотий.
  По мнению гордого императора великой Ромеи , лишь Даалон, сказочно богатый царь огромной страны  южных  парсов, мог быть достойным мужем для его красавицы  Яны.Но тут возникало непреодолимое  для благочестивого христианина препятствие  – солнцелюбивые  парсы сохранили в неприкосновенности древнюю веру предков и остались огнепоклонниками. Их закон не ограничивал количество жен, и тридцатидвухлетний Даалон содержал в наложницах больше тысячи женщин. Которая из них в данный момент считалась его женой – решал сам царь, собственноручно водружая  на голову счастливой избранницы уменьшенное подобие своей короны. Потом корона переходила к следующей наложнице, и все повторялось снова…
  Отдать свою драгоценную Яну в наложницы  распущенному язычнику – такое могло привидеться Маврелиану разве что в страшном сне. К тому же быстро взрослеющие под раскаленным южным солнцем парсы выдавали девочек замуж с девяти лет, так что шестнадцатилетняя Яна у них считалась старухой…
  Совсем другого мнения придерживался парский царь. На голову ниже  ромейского  императора , но намного  шире его в плечах,  смуглокожий и белозубый  Даалон привлекал  восхищенное  внимание придворных дам Кесариополя  грубой варварской мощью. Разодетый с невиданной даже для великой Ромеи ослепительной  роскошью , надменный царь парсов впервые увидел Яну на торжественном праздновании именин  божественного императора Маврелиана. Он был с первого взгляда  сражен ее  изысканной  красотой, непривычной для крепко сложенных, темнокожих ,  приземистых огнепоклонников. Особенно пленили черноволосого и черноглазого южанина    ярко - синие , как Медейское море, Янины  глаза и сверкающие полированным золотом огненно – рыжие волосы . Пожирая  горящим взглядом скромно опустившую длинные ресницы  стройную девушку, влюбленный парс гортанно шептал :
- Мара, - что в переводе с парского обозначает  «богиня».
  Восхищенный такой неземной красотой, пылкий  Даалон тут же поклялся осыпать прекрасную Яну золотом и драгоценностями с головы до ног, сделать своей единственной женой и даже жениться на ней согласно ромейскому обряду. Но чего  так и не смог понять из разговора с Маврелианом  удивленный парс – почему он после свадьбы больше не должен ходить к своим бедным наложницам ? Яна ведь все равно будет его единственной женой – ведь так? И потом, для того, чтобы каждую ночь делить с ним  ложе, девушка слишком хрупкая… К тому же все его женщины с первой  же ночи любви зачинают ребенка – так как же быть Даалону,  пока Яна будет вынашивать его наследника? Огнепоклонники не прикасаются к   женщине с бременем  - это позор !
  Когда возмущенный  Маврелиан заикнулся было о супружеской верности и воздержании – юркий переводчик  царя Даалона, угодливо кланяясь божественному императору,  заявил, что таких слов  в парском языке нет,  так что он вряд ли сможет объяснить суть понятий своему господину.         
  После этого неприятного разговора раздосадованный  Маврелиан  оставил  тайную надежду щедро пополнить казну путем выгодного  замужества дочери и всерьез  задумался о том, чтобы выдать Яну за кого-нибудь из ромейских  придворных . По крайней мере, любимая дочь останется  во дворце , на его глазах,   да и управа на мужа у императора всегда  найдется…
  Но Яна категорически не хотела  выходить замуж  - по крайней мере, так она пояснила удивленному  Маврелиану. Когда император прямо спросил  у дочери , нравится ли ей кто – нибудь из ромейской знати,  девушка неожиданно разрыдалась  и на коленях просила отца  не отдавать ее  никому в жены . Когда  насторожившийся  Маврелиан заикнулся было о том, что хотел бы , как всякий отец,  перед смертью увидеть дочь под защитой верного мужа   – горькие рыдания Яны переросли в настоящую истерику. Бьющуюся в судорогах по мраморному полу  побледневшую девушку с трудом смог успокоить прибежавший на ее громкий плач перепуганный  Лавр  - у двоюродной сестры от него не было секретов,   она любила четырнадцатилетнего Лавра, как родного брата, и доверяла ему во всем .
  Искренне огорченный слезами любимой дочери, Маврелиан  на время отложил разговор о замужестве, но непонятное поведение Яны заставило его призадуматься . Может быть, дочь влюбилась? И, не дай Бог, влюбилась в того, кто никак не может взять ее в жены – в мужчину бедного или женатого? Но , кроме знатных придворных и  почетных гостей, никто во дворце не бывал, а на приемы  Яна всегда ходила в сопровождении Лавра и самого императора…         
  Надо бы  поговорить с Лавром ,  расспросить дворцовых слуг . Если избранник безродный или женат – прекратить встречи  немедленно и как можно скорее устроить подобающее императорской дочери замужество.  Если мужчина свободен и знатного рода …
  С горьким вздохом Маврелиан решил, что в таком случае придется дать дочери щедрое приданое. Раз Яна боится признаться –  избранник гол, как сокол. Вдруг император с опаской вспомнил все сплетни про Ниссия – что, если  этот развратник соблазнил бедную Яну? Может, зря беспечный Маврелиан столько времени пропускал мимо ушей  то, что говорил о бесстыдном придворном суровый Даниил Первый?
  « Для него нет ничего святого», - упрямо  твердил патриарх христианской церкви про недостойного  главу ромейского сената, вновь и вновь призывая все кары небесные на голову  упорствующего в грехах язычника и нераскаянного грешника. Выглядело подозрительно и недавнее  увлечение Ниссия –  несмотря на изнуренный вид Октавиана, имя его новой  любовницы не мог назвать никто . Не мог или же не смел? Эта мысль, как плетью, обожгла уязвленного императора. А если все - таки  предположить, что последняя  жертва Ниссия –  дочь императора Яна?
  После нескольких минут слепого и не рассуждающего бешенства  Маврелиан обрел способность мыслить логично. Первое, и самое неприятное – Октавиан женат.  Правда, сразу же после свадьбы он отправил жену в отдаленную приграничную провинцию  Хасра со строгим наказом никогда больше в Кесариополь не возвращаться. Была там какая – то темная история с этим стремительным браком…
  Неохочий до сплетен император никогда не вникал в нескромные подробности, но теперь твердо решил взять подозрительную личную жизнь  главы ромейского сената под неусыпный контроль. Конечно, Ниссий  не молод :  ему уже стукнуло сорок. Да , Октавиан известный  распутник и непокорный язычник -  но, по крайней мере, глава ромейского сената бездетен, знатен и очень богат …
  Придется смириться с неизбежным :  если именно  Ниссий  заморочил голову глупышке Яне, надо просить  непреклонного Даниила Первого под  достойным предлогом дать  Октавиану развод. Раздосадованный  Маврелиан представил себе лицо сурового патриарха, когда христианнейший император заговорит с ним  о разводе главы ромейского сената и грядущей свадьбе единственной  дочери … 
  От горькой мысли, что дочь великого  христианского императора выйдет замуж за разведенного мужчину , уязвленный в отцовской гордости Маврелиан  болезненно застонал. Императора  успокоило то,  что дерзкий Ниссий  за этот позор дорого ему заплатит.  Негодный Октавиан  ответит за все – после женитьбы  Маврелиан  посадит его на короткую цепь, как провинившуюся собаку…
  А в это время   ничего не подозревавший о стремительно  сгущающихся над его головой грозовых тучах Октавиан Ниссий пытался  всеми возможными средствами завоевать расположение нужного ему человека - полководца ромейской армии Ираклия Медона. Конечно, глава ромейского сената мог открыто предложить Медону деньги на выплату вознаграждения главам легионов, когорт, манипул и сотен,  но  боялся, что гордого Ираклия это смертельно оскорбит.  К тому же наглый горбун не терял времени даром – за четыре встречи он вытянул у Октавиана почти два миллиона кесаров. Если прибавить к общим  расходам так бесцеремонно вытребованный хитрым главой императорской стражи  миллион , отданный  даром Гермогену Милоту  огромный загородный дом и еще пару взяток помельче , то получалось, что за неполный месяц уже потрачена  почти пятая часть состояния Ниссия. Октавиан никогда не был жадным, но считать деньги умел . Да,  он был твердо уверен, что  скоро в его полное и безраздельное распоряжение перейдет огромная императорская казна, но до этого Ниссий  еще должен оплатить военный переворот и подкупить как можно больше императорских стражников…
  Вывод был очевиден – с  Медоном нужно дружить. К  такому ценному выводу пришел не один Ниссий. Когда глава ромейского сената появился  на  императорских стрельбищах, где каждый день после обеда легионеры упражнялись в стрельбе из пращи и метании  в круглую мишень тяжелых дротиков, то  он застал там не только раздражающего Октавиана  до зубной боли вездесущего Марка Фотия, но и  равнодушного к воинской выправке патриарха Даниила Первого.               
  Едва бросив беглый взгляд на непривычно возбужденного патриарха, исступленно твердящего полководцу какие - то христианские бредни , Ниссий сразу решил, что Даниил пришел сюда специально, чтобы увидеть Ираклия. Равнодушный к вопросам веры , Медон  слушал собеседника без особого интереса,  то и дело  поглядывая на пробитые дротиками легионеров мишени. 
 -  Только единая вера объединит Ромею, -  упрямо внушал полководцу вдохновленный идеей обратить такого союзника в лоно христианской церкви патриарх. - Вера в Отца, и Сына, и Святого Духа…
  По  отстраненному лицу Ираклия понятно было одно – его мысли сейчас  вряд ли заняты христианскими догмами. Хотя  полководец и не  решался прервать разговор с главой христианской церкви, но занимали Медона исключительно стрельбища, и он с большим облегчением приветствовал  подошедшего Ниссия.
- Патриарх… - Октавиан поклонился уважительно низко. Хотя иногда он и позволял себе  неприличные шутки, но при простонародье  держался с Даниилом Первым подчеркнуто вежливо, а сейчас на них  смотрели воины ромейской армии.
- Ираклий … - Октавиан прикоснулся раскрытой  правой ладонью  к левому плечу,  чествуя доблестного полководца.
- Октавиан … - такую же процедуру проделал Медон, потом  обратился к  недовольному неожиданной помехой патриарху :
- Даниил –  извини, я обещал показать новых наемников Ниссию.
  Патриарх с нахмуренным лицом принял его извинения и сразу ушел со стрельбищ.
- Что он тут забыл? – проводив Даниила насмешливым взглядом, с любопытством осведомился довольный его уходом глава сената.
- Не знаю, - Медон недовольно  пожал широкими плечами. – Торочит все об одном…
-  Медон - и ты это терпишь? – любитель риска Октавиан Ниссий часто скользил по самому краю приличий. У него это хорошо получалось , надо отдать ему должное.
- Так и ты терпишь, - метнув проницательный  взгляд из – под черных бровей на ехидного придворного, сухо заметил уязвленный Медон.
- Он же любимец божественного императора… - Ниссий вздохнул, всем своим видом выражая искреннее недоумение по этому поводу. – А что он принес империи? Я – почет и деньги,  ты – военную славу и новую провинцию Хасра…
  Ираклий досадливо прикусил губу, но не мог не признать, что Октавиан прав. В самом деле – зачем так цепляться за этого фанатичного проповедника божественному императору? Зачем нужен Бог тому, кто сам провозгласил себя богом?
  Но на этой кощунственной  мысли рассуждения тут же закончились, и он резко шарахнулся влево, толкнув вправо железной рукой не такого проворного Ниссия. Уже в следующую секунду между ними вонзилось копье.
- Это что же, и есть кара Божья? - недоверчиво шепнул Ираклий, развернувшись к притихшему войску и ища загоревшимся взглядом недоноска, что бросил копье.