Анестезия

     Она вошла в палату с радостной улыбкой, свеженькая, беленькая.  Беленький до синевы халатик и волосы, пружинками свисающие на лоб. Стуча каблучками, она бережно принесла себя к моей кровати,  встала у ее спинки и завораживающе посмотрела на меня. Улыбка у нее была торжественная.
- Здравствуйте больной. Я ваш врач анестезиолог  и завтра в девять часов утра мы будем с вами делать операцию.

    Лежа на кровати, я охранял свою забинтованную, тяжелую ногу и до прихода врача надеялся – может быть пронесет и все обойдется без операции.  Девушку не смущало кислое выражение моего лица  и отсутствие ответной улыбки. Она обращалась ко мне, а слушала сама себя.
- Мы – продолжала  анестезиолог – будем применять самый современный и безопасный метод анестезии – эпидуральный. Мы вам введем в позвоночник вещество, которое, спуститься в нижнюю часть тела и как бы заморозит ее, и вы совершенно ничего не будете чувствовать. В то же время, в верхней части тела чувствительность останется нормальной. – Понятно? И не дождавшись ответа,  она протянула мне два листа с текстом и сказала: - Подпишите.
-  Это что? – опешил я.
-  Это ваше заявление, что вы согласны на эпидуральный метод анестезии и не будете предъявлять претензий в случае непредвиденных последствий – и она снова протянула мне листки.

   Я уже хотел взять их, но руки у меня задрожали. В моей голове  сложились куски из двух фраз врача, и получилась одна, под которой мне не хотелось подписываться: - «Метод современный и безопасный и вы не будете предъявлять претензий в  случаях непредвиденных последствий». И почему я должен подписываться? Что-то здесь не так, подумал я. Скрыть мое волнение было невозможно.
-  Вам что-то непонятно, у вас есть вопросы? – девушка еще ближе придвинула ко мне листки, но я отдернул руку. Я решил сразить доктора своим техническим интеллектом.
- Скажите, доктор, а операцию будут делать на операционном столе?
- Разумеется! У нас один из лучших операционных комплексов в стране – в голосе врача звучал гимн передовой медицине и гордость за меня, что я буду участником этого парада достижений.
- Значит,  я буду лежать?
- Да.
- Лицом вниз?
- Нет. А какое  это имеет значение? – лицо девушки уже было напряженным, но она  еще продолжала улыбаться.

     Я заметил некоторое замешательство докладчика и более спокойно  спросил:
- Вы, доктор, сказали, что введенное  мне  вещество спуститься в нижнюю часть тела. Так?
- Да, - ответила она.
- Тогда  я должен лежать лицом вниз, ибо только в этом случае передняя мышца бедра,  которую надо  оперировать, станет  нижней частью тела и будет замороженной.         
- А хирург с ассистентами, по вашему мнению, будут сидеть под столом и как моляры, красящие потолок, будут делать операцию с поднятыми вверх руками?- врач, как театральный трагик кинула эту фразу в зал и прошлась взглядом по головам зрителей. Но в палате, кроме меня, лежал всего один человек. Молодой подводник с перевязанной рукой бросил читать детектив. Надо отметить, что читал он детективы непрерывно. В обед,  в туалете,  даже ночью, делая только перерыв,  чтобы хлебнуть из термоса, как  он говорил  «горяченького».

    Видимо то, что происходило в палате,  было круче, чем в детективе.
- Ребятки мои дорогие – сказал он, вставая с кровати -  все  просто до гениальности. Сначала на операционный стол кладется незамороженный хирург лицом вверх, а на него, валетом, старик, с обледенелой ногой. Так в творческом порыве  по новейшей технологии старику пришивают ногу, а хирургу,  для согрева, наливают стаканчик спирта. А если еще хирург будет женщина, то я  срываю повязки и повторно иду  пришивать руку – он громко захохотал и хлебнул из   термоса.

Девушка изменилась в лице и даже не почувствовала, что по палате поплыл  легкий аромат самогона. Из беленького, сияющего создания анестезиолог мгновенно превратилась в серенького  писклявого щенка. Я знал, что маленькие психованные собачки могут больно укусить и связываться с ними опаснее, чем с громадными волкодавами и бумагу подписал.

   Ночь перед операцией я спал плохо. Мне снились страшные сны. Один из них, как самый страшный, я хорошо запомнил. Мне приснился большой холодильник с морозильной камерой. Около холодильника стояла  женщина бригадир и наблюдала за  бригадой рабочих, которые носили рыбу и загружали ее в холодильник. Среди рабочих был и я. Бригадир остановила  только меня и приказала вынимать рыбу из холодильника и носить ее в обратном направлении. Я возмутился бестолковостью работы и хотел что-то сказать, но когда вгляделся в лицо начальника, остолбенел. В бригадире я узнал ненавистного анестезиолога. Помня буйный нрав этой женщины, я бросился к холодильнику исполнять приказ. Но рыба смерзлась. Из большого кома мне с большим трудом удавалось оторвать несколько рыбин. Бригадир кричала, подгоняя меня, а я как шахтер все отламывал и отламывал смерзшиеся куски рыбы, кидал их к ногам ненавистного тирана и плакал. Я проснулся весь в поту и с тревогой  стал вспоминать, что же означает, если  снится рыба. Про мясо я знал, что это плохо. Это к болезни, или даже к смерти. А что же означает рыба? Господи, неужели рыба, это тоже мясо? Мою борьбу со склерозом прервал веселый громкий голос: а кто это у нас очень хочет сделать себе очень хорошенькую  операцию? В палату въехали с больничной раздолбанной каталкой две сестры. У них были  пышные  формы, на лице сияла радость, и они весело щебетали между собой и с моим подводником. В краткой паузе этой трели они мне приказали раздеваться, помогли взобраться на каталку и всадили в попу пару уколов. Если бы не больничная обстановка, то это можно было принять за веселый розыгрыш или цирковую сценку.

   Когда я открыл глаза и понял, что операция уже позади, а я нахожусь в палате, я увидел страдальческое лицо моей замечательной родственницы Фаины. У Фаины были две отличительные от всех женщин особенности: у нее был громадный бюст и добрейшее сердце под ним. На лице ее была страшная боль, которую, по ее представлению чувствовал я. Глаза, наполненные сопереживанием и страданием, говорили:- Ты только скажи! Я исполню все! Поначалу я Фаину  не слышал, хотя губы ее шевелились. На какое то время я засыпал, а, проснувшись, снова видел подле кровати смиренную Фаечку. Через несколько часов я стал приходить в себя. Руки мои были достаточно подвижны. Но я  вспомнил, что у меня должна быть заморожена какая-то часть тела. И поэтому  руками, наощуп я стал искать границу телесной мерзлоты. Грудь, живот и ребра были мягкими и теплыми. А в районе пупа чувствительность тела к прикосновениям ухудшалась. Самое неприятное было ощупывать бедра. То была плоть покойника: кожа холодная и не своя, а мышцы твердые и окостеневшие. Мой волосяной покров под животом как-бы вообще не принадлежал мне. Он был к чему-то прикреплен, но к чему я не чувствовал. Длина руки позволяла проводить исследования ниже. И тут меня ожидало жуткое открытие. Я определил, что бедра мои плотно сомкнуты, а между ними ничего нет. Меня охватил ужас и я, видимо, завыл и потерял сознание. Очнулся  я от прикосновения Фаечки, которая, наклоняясь надо мной, что-то жалобно причитала. Попив водички из заботливых рук, я продолжил исследования. Я решил, что надо проверить, нет ли недостающих деталей под сомкнутыми бедрами. Сначала были безуспешные попытки раздвинуть бедра. Вот, когда я впервые вспомнил сон с мороженой рыбой. Бедра  было невозможно раздвинуть, их можно было только сломать. Тогда я указательным пальцем, как шилом, стал сверлить складку сомкнутых ног под животом. Моя настойчивость и мужество были вознаграждены. Там, внизу что-то было, пусть в замороженном состоянии, но было. Я удовлетворенно, громко выдохнул воздух и обмяк, отдыхая от психологического и физического напряжения. Свои поиски я осуществлял с закрытыми глазами и совсем забыл, что рядом сидит Фаина. Я лежал, не двигаясь, представив, что она подумала, когда смотрела с внешней стороны одеяла на мое сверление пальцем своих замороженных  ляжек под животом и страстный выдох удовлетворения. Но от волнений за комплектность своего организма и поисков я устал и видимо уснул. Проснулся я от  разговора подводника с Фаиной.
 - Знаете, - говорила Фаина – что-то он неспокоен. Наверное, у него  отходит наркоз и очень болит нога.
- Причем здесь нога – возразил подводник - я уже полчаса наблюдаю за стариком. Так как он, у нас на лодке шуруют под одеялом только матросы первогодки, а старик либо секс-гигант, либо сестры ради хохмы всадили деду возбуждающий укольчик.
 А я лежал с закрытыми глазами, держа руку на замороженном животе, и думал: не зря в народе говорят: сон в руку.

2005 г.