Летний снег

         -Ты куда?- строго произнесла баба Таня, увидев, что я нахлобучил на голову  дедову кепку и направился к двери.
    - Бабуль, я же тебе говорил, что к деду Макару иду. Мы решили помочь ему сарай чинить. Починим, а потом чай пить будем, - ответил я, потихонечку пятясь к выходу.
   - Ну, к Макару, ладно, иди. Только захвати  пирожков и конфет к чаю, там на кухне. Не миллионер он, всю вашу ораву чаем поить, - проворчала бабушка и опять принялась за своё любимое вязание.
   Зайдя на кухню, я взял пакет, положил в него десяток пирожков, пару горстей карамелек и выскочил на улицу. У калитки меня уже ждали Санька Стоев (по прозвищу Болгарин) и Ванька Тутышкин.
   - Ты чего так долго?- зыркнув на пакет спросил Ванька,- заждались уже.
   - Да, бабушка задержала,- отвечаю,- Возьми, говорит,  пирожки, да конфеты.
   - Пирожки и конфеты - это хорошо, - облизнулся Санька.
   - Хватит трепаться, все уже там и только мы опаздываем,- хмуро проворчал Ванька.
   Наша тройка в припрыжку помчалась к околице, где стояла изба деда Макара. Через несколько минут мы были на месте.
   - Где вы ходите? Говорили, чтоб без вас не начинали, а самих нет и нет, - увидев нас, тоненьким голоском, пропищал Славик Мальцев, самый младший, но самый шустрый в нашей компании. Он всегда был в курсе всех деревенских дел и, где бы, что не произошло, раньше всех оказывался на месте.
   - Хватит ворчать, - ответил Ванька, - ну задержались немного, с кем не бывает.
   Скрипнула дверь и на крыльце появился дед Макар: - О, начальство пожаловало!- бодро произнёс он, глядя на нашу троицу.
   -Чего это сразу начальство-то?- смущённо пробормотал Ванька.
   - Так вы же сами сказали, что задержались,- с усмешкой сказал дед,- а задерживается только начальство, подчинённые опаздывают. Поговорка такая.
   Мы потупили головы.
   - Ну ладно, чижики, не тушуйтесь,- дед Макар спустился с крыльца и подошёл к нам,- вижу, что осознали свой промах. В следующий раз не опаздывайте.
   -Это из-за меня, - подал я голос, - меня бабушка задержала. Я сказал ей, что после работы будем чай пить, вот она и велела мне пирожков с конфетами взять, пока туда-сюда вот и опоздал. А ребята не виноваты, они меня дожидались.
   - О, это причина уважительная, - улыбаясь, произнёс дед Макар, - Татьянино печево мне всегда нравилось, мастерица она по пирожкам, да и вообще… Ты, Паша вот что. Пакет отнеси в горницу и оставь на столе. После работы все Танину стряпню попробуем. Отнеси и приходи за дом, к сараю.
   Только я сделал шаг, как мне в руки посыпались кульки, свёртки пакеты.
   - Паш, Паш и моё захвати и моё…- галдела детвора.
   Оказывается, что каждый, собираясь к деду Макару, захватил с собой  что-нибудь из съестного. Кто-то сам догадался, но большинство это сделало по настоянию взрослых. Наши родители, дедушки, бабушки узнав, что мы к деду Макару идём, все собрали по небольшому гостинцу.
      Через много лет, вспоминая свои детские годы, а особенно время проведённое в деревне, я понимал, как бережно и с какой человеческой любовью относились все к деду Макару. И особенно тогда, когда он остался один. Жена его, Марфа Петровна - скончалась, а детей у них не было. Может быть именно поэтому он так любил нашу, в вечных царапинах, шумную, горланящую ватагу деревенских мальчишек. Всегда был рад, когда мы прибегали к нему и, усевшись кружком, слушали его простые, незамысловатые, но очень интересные истории…
   - Как же я это всё донесу, - взмолился я,- у меня ж две руки, а не десять.
   Но моя мольба была сродни «гласу вопиющего в пустыне», так как рядом уже никого не было и только из-за избы доносился гул мальчишеских голосов.
   Пришлось мне все эти пакетики, кулёчки, свёрточки нести в горницу самому. Несколько раз всё подало из рук и приходилось долго и нудно собирать, но всё ж таки, с горем пополам, донёс я и сложил всё это на стол. Отнёс и быстрей за дом, к сараю. Интересно же, что там происходит.
   А за домом кипела работа. Дед Макар на самодельном верстачке стругал доски. Мальчишки: кто подтаскивал эти доски к сараю, кто приколачивал их в те места, где были прорехи.  В общем работа спорилась.
   Увидев меня, ребята, чуть ли не хором:«Тебя только за смертью посылать», а дед Макар, не прекращая работать рубанком, произнёс, - бери, Паша доску и неси Ванятке, а то он всё, что у него было, уже приколотил.
   Сарай мы починили быстро и если по правде говорить, то работы там было начать да закончить. Я теперь думаю, что деду Макару важна была не столько сама наша помощь, сколько наше присутствие.
   - Молодцы, - подытожил дед, - а теперь мыть руки и к столу.
   Довольные, мы потянулись к рукомойнику и по очереди, с удовольствием побарахтались в холодной колодезной воде, естественно, не забыв облить друг друга.
   - Эй, хватит барахтаться!- окликнул дед Макар нашу весёлую кампанию, - пора к столу, самовар закипел давно, да и чай заварился!
   Под старой яблоней был накрыт стол. Там стоял пузатый, потемневший от времени самовар, а на нём расположился, укрытый полотенцем, фарфоровый чайничек, в котором томился и настаивался знаменитый на всю деревню чай от «деда Макара». Вдоль стола стояли чашки, а возле самовара по тарелкам были разложены наши припасы. Оказалось, что пока мы работали, тётя Шура, соседка деда Макара, уже всё подготовила к чаепитию (конечно с молчаливого согласия деда).
   Быстренько покончив с едой, Славик посмотрел по сторонам, на нас, на деда и произнёс: - Дедушка, а расскажи о чём-нибудь?
   Мы словно эхо подхватили: - Расскажи, расскажи!
Дед как обычно улыбнулся и немного подумав, спросил: - А о чём вам, чижики, рассказать-то?
   Коля Старовойтов поёрзав на лавке произнёс: - А расскажи, дедушка, как ты на фронте воевал.
  - На фронте, на фронте! - подхватили мы.
   - На фронте?- переспросил дед и замолчал, глядя в даль.
   - Ну, хорошо,- проинёс он,- расскажу я вам ребята одну историю, которая случилась со мной в самом начале войны, слушайте.
    
     Было это в июле сорок первого. Мне к тому времени как раз восемнадцать лет исполнилось, так что за повесткой из военкомата дело не стало. Получил её как положено, а дома естественно плач, крик. Мама моя убивается, сестрёнка в рёв, Марфуша в рубашку руками вцепилась:- «Не пущу, не пущу!…». А я сам гоголем по избе хожу, как же - защитник Родины. Нас как учили? Врага будем бить на его территории, «…от тайги до британских морей, красная армия всех сильней».  А то, что немец наступает по всем направлениям, так это временно. Мы по наивности своей считали, что это тактика такая. Заманить врага, а потом вдарить по нему со всей силы. Многого тогда не понимали, а ещё большего не знали.
   - Что вы так плачете,- говорил я,- разобьём быстренько фашиста и вернёмся, соскучиться даже не успеете.
   Опять дед Макар задумался. Обычно нам мальчишкам всегда невтерпёж, а тут присмирели, сидим, ждём продолжения. Даже Ванька Тутышкин, вечный торопыга и тот сидит молча.
   - Сразу на фронт я не попал, - продолжил дед Макар, как бы очнувшись от воспоминаний, - определили в учебную часть. Я же в армии не служил, военной специальности никакой. Вот в «учебке» меня и натаскивали, ускоренным курсом: «Штыком коли, прикладом бей». Опять же, как правильно огневую позицию выбрать, как окапаться ну и так далее… в общем, через три недели прошёл я ускоренный курс подготовки и в составе стрелковой роты, укомплектованной, из вот таких же как я, необстрелянных салабонов, отправился на фронт.
   Август стоял жаркий. Эшелон наш шёл на запад к линии фронта. В вагонах, в которых мы ехали, духота стояла неимоверная. Так, что, спасаясь от жары и духоты, самые ушлые (конечно же, я в их числе) забирались на крыши вагонов. Там хорошо, ветер обдувает, в место тёмного потолка небо над головой. Помню как сейчас: лежу на крыше вагона, смотрю в высь небесною, а там ни облачка и синева такая пронзительная, что аж дух захватывает. И всё бы ничего, но чем дольше едем, тем ближе к фронту. И места вокруг уже не навивали умиротворения. То воронки от взрывов авиабомб, как оспины дырявили землю, то мелькнёт полуразрушенный дом, а то и просто руины. Так что чистое и безоблачное небо уже не радовало, а наоборот - настораживало. Наши командиры стали выставлять дополнительных наблюдателей, что бы авианалёт не был неожиданностью. Но, не зря говорится: как беды не берегись, а она всегда  приходит внезапно.
   Вечерело. Паровоз, вяло, попыхивая дымком, тащил разомлевший, за жаркий августовский день, состав. Я и мои приятели торчали на крыше, спасаясь от вагонной духоты, ну и попутно вглядываясь в небесное марево, не видно ли где вражеской авиации. Глядели, глядели, да и проглядели.
  Смотрю в небо, не видно никого, а шум, какой посторонний услышать не возможно, ветер свистит в ушах. И тут, какая-то тень мелькнула, и раздался, перекрывающий все звуки грохот над головой. Слева и справа от эшелона вздыбилась земля фонтанами взрывов, бу-бух, бу-бух, ту-дух…
   Гляжу, а это немецкие самолёты, зайдя от солнца, атакуют наш состав. Тут  дёрнуло так, что все кто на крыше был, как перезрелые яблоки покатились в низ. Ну и я вместе со всеми. Падал не долго, но, ребятки, наверное, пол жизни перед глазами промелькнуло. Свалился я с крыши вагона. Хорошо, что на сугроб упал, а то все кости себе переломал бы.
   - Деда, а откуда сугробу взяться, ты же говорил, что август был жаркий, - подал голос Славик.
   Дед Макар поморгав глазами, как-то виновато обвёл нас взглядом и чуть смущённо произнёс:- Да и я тоже подумал: «Откуда сугробу быть, если лето на дворе, откуда снег?»
   А оказалось, что это не снег был вовсе, а тюк с ватой. Этих тюков с десяток валялось в том месте. Видно до нас там тоже разбомбили какой-то эшелон, вот и лежали эти тюки возле железной дороги, видимо убрать их ещё не успели. Так я как раз на один из них и упал. А если бы, как-то, по-другому получилось, то может, и не сидел бы тут с вами, чай бы не пил. Ну да ладно. Упал я в сугр… в смысле на вату, даже боли никакой не почувствовал. Скатился с тюка на землю и со всех ног рванул к ближайшей канаве. Бегу и вижу, как ко мне какие-то фонтанчики земляные приближаются. А мне как-то и невдомёк, что это пулеметная очередь от фашистского самолёта. Слава богу, мимо она прошла, то ли лётчик не очень меткий попался, то ли я очень быстро бежал, но только мы так и не встретились. Добежал до канавы и прыг рыбкой в неё, даже не посмотрев, куда лечу. Упал, лежу, в сыру землю вжимаюсь.
   -Дедушка, а тебе страшно было?- снова пропищал Славик.
   - Страшно? А как же, конечно было и ещё, как было, - ответил дед Макар, - очень страшно, ведь в первый раз под бомбёжку попал. Потом  не раз бомбили, и тоже было страшно, но уже не так как впервые. Но на счёт страха, ребятки, я вам так скажу: - На войне не боится только дурак, а все остальные боятся, по  любому. Тут главное научиться этот страх в себе побороть. Переборишь в своей душе это липкое, щемящее чувство и всё, считай, что можно дальше воевать.
   - А как же трусость? - спросил Сашка, - вот я книжку прочитал, так там один солдат струсил.
   - Трусость, милые мои чижики, как я понимаю, это когда человек не может со своим страхом справиться,- ответил дед Макар, - когда душа в пятках, как говориться. А на фронте мы так говорили: « Труса пуля и в блиндаже найдёт». Так, что трусить не надо, перебори страх и продолжай своё дело делать, а когда ты при деле, тут уже и бояться некогда.
   - Дедушка, а что дальше было? - опять подал голос Славик.
   - Да, что-то я отвлёкся, - произнёс дед Макар, - так вот, первая это была бомбёжка, да не последняя.
   Дед Макар замолчал и не надолго задумался, как бы собираясь мыслями.
   - Не последняя, - задумчиво произнёс он.
   - Пока я в канаве в землю вжимался, зенитчики, которые наш эшелон на платформах сопровождали, вели бой с этими налётчиками. Лежу я, голову руками закрываю, как будто это меня бы спасло, - усмехнулся дед Макар, - а вокруг всё бу-бухает, ту-духает, взрывы, выстрелы зениток и тут перекрывая все звуки, раздался какой-то свист, нет даже не свист, а душераздирающий вой. Потом взрыв. И тишина.
   Приподнял я голову над краем канавы, смотрю вокруг, самолётов уже нет, но делов наделали, не приведи господи. Воронки дымятся, от паровоза одни  обломки остались, бомба в него попала. Убитые лежат, раненые стонут, техника разбитая.
   - Вот жизнь, - думаю, - ещё до фронта не добрались, а уже кто-то отвоевался.
   Поднялся я и побрёл к своему вагону, иду, а в голове гул стоит, как будто колокол бухает и со слухом что-то не так. И что интересно: во время бомбёжки всё быстро происходило, казалось, что и бежал не долго, и канава рядом. А когда обратно шёл, то оказалось, что в этом бомбёжечном угаре я на довольно приличное расстояние отбежал.
   - Дедушка Макар, а выло то что?- прервал рассказ Ванька.
   - А я, разве не сказал?- удивился дед.
   - Нет не сказал,- мотнул головой Ванька.
   - Вот память дырявая,- хмыкнул дед,- это, ребятки, пока я по канавам прятался, зенитчики фашистский самолёт подбили, так это он и выл когда падал, и взрыв от него же был. Вот кто  действительно геройски себя повёл в той ситуации, так это они - зенитчики. Мы все кто, куда: по щелям да по канавам, а они в это время бой вели. Так-то. А на чём я остановился?
   - Как ты, дедушка, к вагону пошёл, - подсказал я.
   - Да, точно, - продолжил дед Макар, - пока до вагона добрёл, так вроде и гул в голове прошёл и слух вернулся. Подхожу к вагону, а тут на меня старшина наш, как накинется: « Такой - рассякой, ты, почему самовольно вагон покинул без команды».
   - Никак нет, - отвечаю, - не самовольно. Когда состав дёрнуло, я с крыши-то и свалился.
   - А что же у тебя, боец, следов падения с высоты не наблюдается?- ехидно прищурившись, спросил старшина.
   - Так он, товарищ старшина, на кучу снега упал, - подал голос кто-то из вагона.
   - Какой к шуту снег в августе?- возмутился старшина.
   - Да не снег это был, - отвечаю, - а тюк с ватой. Если бы не он, весь бы переломался, а так ни царапины.
   Тут старшина удивлённо поднял брови: «Вата? Вата это хорошо. Значит так, боец, сейчас получите в распоряжение солдат и доставите эту вату сюда».
   -Фамилия?- старшина посмотрел на меня.
   - Красноармеец Юртаев!- я в ответ.
   - Выполняйте, красноармеец Юртаев. Только сначала в порядок себя приведите.
   - Есть, - отвечаю.
   Забрался я в вагон. Вещи мои на месте. Привёл себя в порядок, а тут и три солдатика, такие же салажата как я, у вагона топчутся, меня ждут. Спрыгнул я на землю - они ко мне: «Прибыли в ваше распоряжение!»
   Ну что, нашли пару досок, погрузили на них эту вату, да и дотащили до вагона.
   - Молодцы, - похвалил нас старшина, - объявляю благодарность, а вам боец Юртаев особенно, за обнаружение стратегически важного материала.
   - Служим трудовому народу! - дружно гаркнули мы, встав по стойке «смирно».
   - Деда, а зачем столько ваты? - спросил Сашка.
   - Это для раненых, внучок, - ответил дед Макар, - раны ватой закрывать. Раненых в эшелоне после этого налёта много оказалось. Кого пулей ранило, кого осколками посекло, а кто как и я с крыши упал, только в отличие от меня, на тюк с ватой не попал.
   На следующее утро подошла ремонтная бригада, пути починили, тягачом оттащили в сторону останки старого паровоза. Через некоторое время подогнали новый, прицепили к нему наш состав и двинулись мы дальше на запад. В скором времени добрался наш эшелон до фронта. Выгрузили нас и отправили на передовую.
   Дед Макар опустил голову и замолчал.
  - А дальше? - спросил я.
  - А что было дальше, я вам может когда-нибудь потом расскажу, - ответил дед, - уж больно воспоминания тяжёлые, нерадостные.
   - Чего уж радостного, - поддержал деда Ванька, - война не игрушки, война это война.
   - Да, детки, война это всегда горе, так, что лучше бы её проклятущей никогда и не было. Места на нашей планете много, чего не жить мирно? - сказал дед Макар и надолго задумался.
   Мы, глядя на такое дело, потихонечку вылезли из-за стола и разбрелись по домам. После этого рассказа гулять что-то не хотелось.
   Шёл я домой и думал: « Вот ведь какой у нас дед Макар. Страшно было, говорит, а, судя по наградам, которые он надевает на день Победы, пулям, как говориться, не кланялся и труса не праздновал».

   
                *                *                *