Таёжный перегон. Глава 23. Снежный перевал

Когда перегонщики приближались к перевалу, солнце клонилось к высокой горе, острым пиком выделявшейся среди отрогов горной системы Большого хребта. Недоступные вершины, которые они видели издалека, теперь были совсем рядом, и казалось — до них можно дотянуться рукой, погладить крутые склоны, прилизать труднопроходимые перевалы. Здесь пролегал коридор, по которому можно было подойти к седловине, ведущей в бассейн Курунг-Юряха.

Чем выше поднимались геологи по каменистому склону, местами поросшему мхом и ягелем, тем сильнее леденело вокруг. Тропа то и дело переходила с одной стороны реки на другую, забиралась вверх, резко скатывалась вниз. Можно было подумать, что ее так закрутили нарочно, чтобы никто не смог разгадать немыслимых выкрутасов этой горной дороги. Несколько раз Дубовик ее терял, и тогда геологи со связками лошадей залезали в курумы* или в непролазный чащобник. Ругаясь и проклиная все на свете, Александр находил ее снова, но только успокаивался, тропа опять обрывалась. После того как пару километров он провел отряд по немыслимому бездорожью, уткнулись в прижим, обойти который было невозможно.

—  Что за хреновина! — не на шутку разошелся Дубовик. — Ни одной зарубки, ни одного следа, будто никто здесь не ходит. Но ведь ходят же! Здесь единственный путь к перевалу. Ты посмотри на карту,— показал он Антону, — мимо этой долины никак не пройти.

Горная река несла свои воды в узком ущелье, заложенном по разлому, который разрушил  неприступные скалы из прочных горных пород. Потом вода их размыла и стремительным потоком покатилась вниз.
—  Может, заночуем где-нибудь у подножья? —  подумав, что неплохо было бы остановиться, предложил Антон. — А завтра со свежими силами двинемся дальше.  По
утрянке мы забежим  на эту гору на одном дыхании.
В словах Антона был смысл. Переходить лучше через сложную горную систему тогда, когда люди и кони хорошо отдохнули после тяжёлого дневного перехода.

—  Нет, переваливать будем сегодня, — твёрдо сказал тот, — здесь очень опасное место. За ночь может пройти дождь или выпасть снег, потом меси грязь. Сам понимаешь, от разгула стихии никто не застрахован.
По-своему он был прав: погода в горах может измениться в любую минуту. Кроме
дождя и снега может опуститься густой туман и надолго закрыть даже самые низкие вершины, до которых подать рукой.
          
— Ну куда же делась эта тропа? — который раз вопрошал Дубовик. — Охотники как-то же ее находят. Может, они хорошо знают эти места и прут напролом, но ведь ходят-то разные люди...
             — По-моему, летом здесь никого не бывает, — не выдержал Антон, — а зимой тропа не нужна. Сам знаешь, снега выпадает много, поэтому идут прямо по замерзшему руслу, а про этот кусок,  наверно, все наслышаны. Место  уж больно приметное: один раз увидишь - запомнишь  на  всю жизнь.
Долины  горных рек чем-то похожи друг на друга, и в то же время отдельные
участки имеют собственное, ни с чем несравнимое лицо. В верховье горной местности обычно V-образный профиль с крутыми каменистыми берегами, а из растительности преобладают кусты тальника и карликовой березки ерника, на склонах - стланик. В средней и нижней части долины рек отличаются более пологими берегами и высокими надпойменными террасами, сложенными валунами, галькой и песком. Сплошь растёт лиственница, корни которой стойко переносят излишки влаги и сильные холода. Для этого дерева даже вечная мерзлота не преграда.

— Постой, постой, — вдруг схватился за голову Антон, — по-моему, я видел  какой-то затес на перекошенной листвяшке, стоявшей на нашей стороне.  Может, тропа туда пошла. Примерно  на  такой  высоте, — он  показал на  обрыв, по которому
водопадом вниз устремлялась вода. — Бедное дерево, так ветрами скрутило, что смотреть страшно. Тонкие ветки остались только с подветренной стороны, а ствол такой корявый, будто чем-то изодранный. Не каждый день встречаются такие чудеса.
— Странно, а я пропустил, — посетовал Александр, явно раздосадованный случившейся незадачей. — Всякую экзотику я обычно выхватываю из «серой толпы» и про себя отмечаю, а тут не заметил. Давай-ка мы вернемся. Ты нас туда проведи, а я немного передохну.

«Сашка всё время экспериментирует, — идя впереди, подумал Антон, — лошадей проверяет  на совместимость. Связки составляет так, словно собирается запускать их в космос. Смешно, но порой не до смеха: одну забирает, на её место ставит другую, потом  меняет местами с кем-нибудь другим и так далее. Больше всех лошаков побывало в Ромкиной связке. Маган не пошел, поставил Тунгуса, потом вернул. Булата заменил Шестёркой. По-моему, он и у меня неплохо смотрелся. Нормальный передовик, поначалу, правда, концерты устраивал, зато сейчас идет, как шёлковый. Жаль, что забрали, и, главное, на кого поменяли! Да разве можно Булата сравнить с Шестёркой?! — Антон даже скривился и на мгновенье остановился.

Передовик его сразу догнал и подтолкнул в спину. Чего, мол, стоишь, не мешай. — Но что поделаешь, надо было усилить Ромкину связку, — быстро пришёл в себя парень и двинулся дальше, — а то ему не повезло. У меня вообще-то Элэмэс и Хромой хороши! За Шестёркой Элэмэс как-то терялся, а теперь все время на виду и, будто соображая, что теперь он главный в своей связке, прет как танк. Булат однажды зазевался, притормозил, так он его выдернул, как репку из земли. Во силища! У Дубовика и правда какой-то нюх на лошадей». 
Вскоре геологи поднялись к самому перевалу. Повсюду плотной стеной стояли горы и казались неприступными. Только одна седловина между островерхими пиками бы¬ла врезана сильнее других.

«Горы лезут в небеса и разрывают облака, — рассматривая вершину, подумал Антон. — Переваливать будем здесь, больше негде, там еще выше. Но склон уж больно крутой. Как лошади пойдут, ума не приложу, каждая несёт килограммов по восемьдесят-девяносто, а у Тойона и того больше. Бедолага упирается с  этими сундуками, как папа Карло, и никакой тебе благодарности. Только один Тунгус сачкует, вышагивает себе с двумя лёгкими спальничками, как на прогулке. По сравнению с другими вьюками они почти невесомые. А вдруг мы не пройдем? — мелькнуло где-то в подсознании. — Что тогда, возвращаться назад и искать новую дорогу или развьючивать лошадей и переносить весь груз на себе? Но у нас же добрая тонна разного бутара. Каждому достанется не школьный рюкзачок с парой тетрадок, а что-то тяжелей и менее удобное. Интересно, за сколько ходок можно перетащить эту поклажу?»

Антон быстро посчитал и пришел в ужас. Получалось, что не меньше двадцати-тридцати  раз придется штурмовать вершину.
«Могли бы заночевать под склоном - Сашка не захотел, говорит, там опасно задерживаться. По большому счёту он прав, пока есть силы, надо двигать дальше, мало ли что ждет впереди. — Он посмотрел на седловину и успокоился. —  Нет, должны пройти, обязательно перевалим».

Первым гору штурмовал Дубовик. Он протащил свою связку так, словно нацеливался не на седловину, а на самую высокую вершину горной гряды. Пройдя
немного, он резко развернул связку и пошел вверх в обратном направлении. Похожий
маневр он повторил ещё не один  раз. Таким серпантином геолог утюжил  крутой  склон,  пока  не  добрался до уступа с пологой площадкой. Здесь он остановился. Внизу вплотную друг за другом, растянувшись по всему склону, шли связки Антона и Романа. Стас заметно отстал.

«Вот животные! — поглаживая тяжело дышавшего передовика, думал Александр. — По прямой еле ноги передвигают, идут, как дохлые клячи, бурлаком их тащишь. Зато в гору, когда трудно, бегут так, что арканом не удержишь».
Из-за этого приходилось подстраиваться под лошадей и нередко из последних сил «брать высоту». Если двигаешься медленно, лошади наступают на пятки и толкают вперёд, поэтому любая гора становилась экзаменом на выносливость. Увидав, как побежал Стас,  Дубовик улыбнулся:

— Небось, хотел забраться прогулочным шагом, нет, мой дорогой, «здесь не равнина, здесь климат иной, идут лавины одна за одной», — сказал он словами из песни Высоцкого. — Тут надо упираться.
На пологом склоне бокового распадка лошади пошли спокойней, и перегонщики немного передохнули. Открылся вид на подход к перевалу. До самой седловины надо было пройти по осыпи, спуститься в крутой распадок, по которому бежал ручей, потом подняться до истоков по противоположному склону этой узкой щели, и только после этого можно было выйти к хребту и подойти  к перевалу.
«Круто, ничего не скажешь! — про себя отметил Антон. — Еще не дойдя до седловины, можно так напахаться, что жизни рад не будешь. А снизу этот распадок даже не видно, склон горы кажется гладким, как стол. Под крутыми уступами еще лежит снег… »

Другой дороги здесь не было. Это был единственный путь для всех, кто хотел оказаться по ту сторону горной гряды. Путь доступный только сильным. Бывалые таёжники проложили эту тропу, и теперь она служила другим.
В вершине ручья в нос ударил стойкий запах багульника. В ложбинах и на открытых местах он образовал целые заросли. Багульник недавно зацвел, и белые цветы придавали этому унылому месту более нарядный вид. На короткое время тревожные мысли о предстоящем перевале отступали на второй план.

Поднявшись на хребет, геологи вышли на последнюю прямую и, думая, что самое трудное уже позади, расслабились. В этот момент случилось непредвиденное. Булат, шедший в связке Антона последним,  споткнулся. Не успел парень опомниться, как конь опустился на передние ноги, повалился набок и, не удержавшись, кубарем покатился по каменистой осыпи. За собой он потянул остальных. От сильного рывка повод выскочил из рук геолога, будто кипятком обожгло ладони. Связка стала неуправляемой. Булат, кувыркаясь и прыгая, как резиновый мяч, пролетел метров двадцать и, словно кошка, приземлился на ноги. Элэмэс и Хромой кое-как устояли на ногах и, пятясь задом, сбежали вниз за виновником происшествия. Вслед за лошадьми, громыхая, летела охотничья печка, упавшая с привьюка. Одна сума, точно оторванный буй, выброшенный морем на пустынный берег, валялась на осыпи вверху, вторая — вместе с седлом съехала лошади под живот, и из нее золотистой струйкой сыпался овес.

Сломя голову Антон кинулся вниз. Под ногами поехала тонкая плитка алевролитов, ссыпавшаяся вслед за ним.
«Как там Булат? — вертелось в голове. — Не по мху же летел…»
Конь почти не пострадал. И если бы не глубокие царапины на ногах да мелкая дрожь, бившая от копыт до гривы — ни за что бы ни догадаться, что с ним приключилось несколько минут назад.

— Ну… настоящий цирк, — разбираясь с вьюками, ворчал Дубовик. — Наше счастье, что на осыпи мелкие сланцы, — а если бы порода была покрупней размером или даже щебенка? Вот тебе тот самый миг, за который нужно держаться и который чуть не стоил нам ещё одной лошади. В следующий раз надо быть внимательней.
Собрав лошадей и заново перевьючив, перегонщики пустились в путь, и вскоре достигли перелома хребта.  На перевале дул пронизывающий ветер, над самыми головами быстро проносились белоснежные облака, цеплявшиеся за острые вершины гор, соединявшиеся на горизонте в единую горную цепь. А далеко-далеко внизу как на ладони виднелись предгорные хребты и поблескивавшая на солнце река.
— Ура-а! Мы покорили вершину, — от радости, неожиданно накативших гордости и счастья, закричал Антон. — Мужики, мы её одолели! — неслось во все стороны. И так же, как Дубовику, на ум пришли  слова из песни Владимира Высоцкого:

                Так оставьте не нужные споры!
                Я себе уже все доказал -
                Лучше гор могут быть только горы,
                На которых еще не бывал.

Оставив лошадей, все разбрелись по площадке. Слева от тропы стоял тур, сложенный из больших  плоских камней. В него  был вставлен  покосившийся  и почерневший от времени крест, срубленный из толстых лесин. С верхней перекладины сыпалась труха, трухлявой была и одна сторона. От порывов ветра крест раскачивался и  протяжно скрипел, вызывая неприятные ощущения.

— Как ножом по сердцу, — ни к кому не обращаясь, сказал Антон. — Интересно, кто же его поднял сюда? Вокруг ни одного дерева, а он, я думаю, совсем нелегкий.  Стоит, видать, очень давно…
Неожиданно для всех из-под креста Стас вытащил целую горсть разных монет и патронов.

— Ого, здесь настоящий клад! — запрыгал он на радостях, как маленький ребенок. — Клад, смотрите, смотрите, я нашел клад…
Монеты в лучах заходящего солнца на ладони парня казались кроваво-красными. Многие позеленели от времени и приобрели вид ценных раритов, но среди них поблескивали и совсем новенькие.

—  Все монеты  нашей    чеканки, — разбирая находку, показывал Стас, — а эта  как будто только что с монетного двора. Просто удивительно, зачем их сюда бросили?  Все-таки деньги, на них же можно что-нибудь купить.
По обычаям старых таежников, покорив высоту, на перевале надо было что-нибудь оставить, чтобы в следующий раз, а возможно, и на обратной дороге, от тебя не отвернулась фортуна. Дубовик взял у Стаса патроны, покрутил в руках.
— Это охотники отметились. Видите, в основном, от ТОЗовки, правда, есть один ружейный двенадцатого калибра и пара патронов от карабина. Они тоже совсем не окисленные. Значит, ходят тут люди, не заросла народная тропа.





* Курумы – развалы крупных валунов, залегающих, как правило, на пологих склонах гор.