Гвоздь похмелья

                ВЕДРО ГВОЗДЕЙ

      Пипец. Теперь, я  Знаю, как там, в заоблачных висях. Знаю, что там нирвана. Что там кайф и благодать. Одно смущает. Отлетая туда душой, твоё тело спешит освободиться от негативам здесь. Т. е стремиться описаться и обкакаться.

    Было полвосьмого утра. Светило ласкало землю тёплыми ладонями и доставляло, большей части человечества, ощущение утренней радости. Зажатый, на задней площадке автобуса, лицом к лицу с Захарычем, я этого светлого чувства был лишен. Запах вчерашнего перегара убивал во мне всё то светлое и доброе, что вложила в этот час природа. Утешало одно, от меня разило не меньше. Вот и стояли мы прижатые друг к другу,  как сиамские близнецы, дружно отравляя всё вокруг. Мне было плохо, так плохо, что хуже некуда. Голова пульсировала перманентной болью, а приступы мутной тошноты, накатывая волнами, подкрадывались к самому кадыку. Я крепился. Врождённое чувство интеллигентности не позволяло мне огорчить этот симпатичный народец, невольно стиснувший нас. Конечно, люди были бы рады предоставить в наше распоряжение весь автобус, но, жизнь есть жизнь. Ехать то надо. И они инстинктивно отворачивались, морща носы и принимая самые нелепые позы.
  Вот тут то на меня и снизошло просветление. В какой то момент, сердце бухнуло и остановилось. Ноги подкосились, и я воспарил над толпой. Было состояние полного восторга, блаженства, покоя, освобождения. Я слышал, как что - то почувствовавший Захарыч, шептал мне: - Потерпи. Потерпи, брат, сейчас приедем, у штукатуров похмелимся.
   Я смеялся над ним. Убогий, он и не подозревает как мне хорошо. Но в этот момент израненное сердце дёрнулось, мелко затряслось и неуверенно, с перепадами, заработало. Сознание рывком втянулось в тело. Я чуть не заплакал от обиды. Я был как дитя, которому дали игрушку и тут же отняли. В трусах было влажно. Но не очень.
- Ты как? – Захарыч испуганно смотрел на меня. – напугал, ****ь.
- Чё, заметно?
- Ни хрена, зенки закатил, рожа позеленела. Я думал, ****ец.
- Я тоже. Ладно, давай, наша остановка. Вы выходите?
Кое как пробившись к дверкам мы, почти вывалились на асфальт.
- Давай, давай, сейчас отдышишься.
Поддерживая за локоток, Захарыч привел меня в подсобку и усадил за стол.
- Я сейчас, - он отвинтил стакан от термоса и вышел.
В голове колыхался странный коктейль, смесь похмельной мути и ощущения  прикосновения к вечности. Я прислонился к стенке, закурил.
Денег нет. У штукатуров и подавно. Это мы, плотники, еще как то перебивались. То дверь, продадим, то стекло. А им что продать? Песок с извёсткой?. Зарплаты уже три месяца нет. И когда будет?
Вернулся Захарыч, бережно неся стаканчик.
- На, - в чёрной от чая бездне колыхалось грамм пятьдесят водки.
- Больше не дали, у них самих, один пузырь на семерых.
Я плеснул водку в рот и она, не долетев до горла, размазалась по языку.
Захарыч в сухую сглотнул, налил себе чёрного как дёготь чая, поставил на стол остужать.
- У тебя деньги есть?
Я помотал головой, обводя кондейку алчным  взглядом. Всё что можно было продать, продано было ещё вчера.
- Ссдохнем ведь. – напарник подул в кружку.
Мой взгляд остановился на ведре гвоздей, стоящем в углу.
-Вот оно! – мозги заработали чётко, варианты добычи денег выстраивались в логическую цепочку.
- Спрячь гвозди.
Напарник тоскливо посмотрел на меня, видно решив, что я спятил.
- Спрячь гвозди, говорю, пока Пакет не пришёл.
- И чо?
-Придёт Пакет говори что гвозди кончились.
Ещё ничего не понимая, Захарыч ссыпал их в ящик и накрыл старой телогрейкой.
Я облегчённо вздохнул. Водка есть водка, даже пятьдесят грамм. Состояние улучшилось. Я даже налил себе чая, переоделся и, прихлёбывая мелкими глотками стал дожидаться Пакета.
Захарыч кряхтел и маялся.
- Не ссы, щас всё будет. –  я настолько поправился что включил радио и прослушал выпуск новостей.
В девять явился Пакет, как всегда с несерьёзным целлофановым мешком.
- Чего сидим? Работы нет? - Он подозрительно посмотрел на нас.- Давайте мужики, надо до обеда, леса штукатурам сделать.
-Чем? – веско спросил я. – гвоздей нет.
- Как нет? Вчера же были. - Опешил он.
- Ну да, были. Так ведь двери ставили. Кончились.
Он покусал ноготь, - и что делать?
Я развел руками. – Могу к Кузьмичу. На ШЧ сходить. - Захарыч смотрел на меня, как на мессию: - только, сволоч он редкая. Загнёт, мама не горюй.
Пакет закрутился. Деньги у него были. Объект то частный. И налик он получал исправно. Только мы его не видели. С оклада он Тойоту купил что ли.
- Ладно, давай к Кузьмичу. Узнай что как. Здесь буду, найдёшь.
Я весело подмигнул Захарычу и выскочил за дверь.

   До ШЧ минут десять, от ШЧ минут десять и того двадцать. Я честно отсидел положенное время на лавочке, выкурил две сигареты и вернулся обратно. Захарыч дремал за столом.
- Ты вот что, через десять минут ведро с гвоздями подашь через забор. Только тихо.
    Пакет был у штукатуров.  Штукатуры сидели унылые. В воздухе витал пахер свежачка.
Я скорчил расстроенную морду: - литр просит.
- За ведро гвоздей, - ахнул он!
Я пожал плечами.
От сука! – крутнувшись на месте, он зашелестел пакетом, доставая лопатник. – сколько?
- Пятьсот.
- На, и давайте скорее.
Я поплёлся к заветной лавке.
Через десять минут Захарыч передал мне полное ведро гвоздей. Я ему пятисотку. Пока я выкурил сигарету, дошёл до площадки, он уже успел сбегать.
Честно показав гвозди Пакету, мы заперлись в подсобке.
- Ну, за успех нашего безнадёжного дела, провозгласил я тост, глядя как крутится Захарыч, доставая из сумки закусь и раскладывая его на столе.
Залудили. Закусили. Захарыч мой порозовел.
- Уехал Пакет. – сказал я глядя в окно.
Накатили по второй. За гвозди.
Круто ты его развёл, затянувшись табачным дымом, - выдохнул напарник.
- Эй, плотники, - заорал под окном старческий женский голос.
- Чего орёшь? -  высунулся в окно Захарыч.
За окном забубнили. Наконец он влез обратно.
 - Тебя Тимофеевна кличет. – он прищурился на меня. – у тебя ни чего не болит?
- Да  нет, вроде, голова прошла. – я похлопал по своему телу. Ляжка вот только болит. Упал, наверное.
Я вышел из кондейки. Хмурая бабка соседка, сунула мне в руки увесистый свёрток. – На.
Она вздохнула, повернулась и пошла через сад к дому, огрев со злостью почему то посаженного на цепь пса Гаврилу. Гаврюша взвыл.
 – У ирод! - Бабка в нём души не чаяла. Кобель был безобидный и мотался по стройке целыми днями. Мы его подкармливали объедками.
Чой то она. – разворачивая свёрток спросил я? – в свертке оказались два пузыря водки.
Я почесал затылок.
Скажи мне кто ни будь, сегодня утром, что я за здорово живёшь буду иметь к обеду два литра – не поверил бы. А тут вот они.
Я щёлкнул по стеклу пальцем.
Захарыч, я ей чего - то обещал?
- Ага, напарник разливал по третей. – Гаврилу удавить обещал.
Я сел. – Как Гаврилу? За что?
 - Ты когда вчера с вертолета слетел в аккурат на гаврилу жопой. Вот он и вцепился тебе в ляжку. – он хряпнул, с удовольствием закусил, - ты за дрын и за ним. Тут, Тимофеевна выскочила. Загнала пса домой. А ты бил себя в грудь и орал, - пипец как , что этот кабель до утра не доживёт.
- Да? – я приспустил штаны. На ляжке синел явный след укуса.
Вертолётом называлось наше с Захарычем творение. Две доски пятидесятки с прибитыми к ним поперечинами. Трап. Он тянулся к балкону второго этажа. Где находились наши подсобки. Все проёмы на первом этаже были забиты щитами от воровства. И не было дня, что бы с него кто - то не навернулся. Пострадавших не было, так как падали только по пьянее. А пьяному хрен что будет. Давно надо было к нему поручни сделаь но, как то всё, не до сук.
- Вот Бля, ничего не помню.
- Это она тебе за Кабздоха.
- Стрёмно как - то, - я погладил прохладный бок пузыря, - отдать, что ли?
- Чего? – вскинулся Захарыч : - Я тебе отдам!
- Ладно, пошли козла делать, а то запалимся.
К часу мы, кое как, сгородили кривенькие и косенькие козлы. Не потому что руки из жопы растут. А потому что пару раз ныряли в подсобку и заканчивали их уже хорошие.
У меня неожиданно прорезалась любовь ко всем людям. Живущим на этой земле.
- Пошли к штукатурам.
-Правильно, -  сказал Захарыч они тебя спасли, надо отблагодарить.
И мы пошли к штукатурам.
Утром я снова смотрел на ведро полное гвоздей.
- Захарыч, спрячь гвозди.

                08. 05. 2011.    Самара.