Глава 2 адвокат

     В это морозное утро адвокат Тадеуш Францевич как всегда начинал рабочий день со своего любимого занятия – слушал джаз.  После завтрака он обычно включал популярного американского певца и трубача Луи Армстронга. Удобно устроившись в мягком кресле, он не спеша потягивал марочный коньяк «Казбеги», возраста его дочери. А дочурке уже было 25 лет. Жизнь сложилась.
      «Джаз делает человека свободным! - размыщлял он. – А если добавить к этому чашечку кофе и отравить себя сигаретой «Кент», то можно сказать, день начался неплохо». - И вдруг раздался телефонный звонок. Тадеуш Францевич не любил телефонных звонков раньше часу дня. Они звучали, как тревожная сирена. Он помедлили. Звонок не умолкал. Тадеуш нехотя отложил прикуренную сигарету подошел к телефону. Он услышал хриплый голос.
     -  Тадеуш Францевич. Я бы хотел с вами встретится. Это Лев Семенович.
     - А, Лев Семенович? – недоуменно переспросил он. Адвокат несколько раз пересекался с этим типом и был не очень высокого о нем мнения, начиная от внешности и особенно соприкоснувшись с его неуемным хамством и патологической жадностью, цинизмом и страстью к наживе, уничтожающей все и вся на своем пути. За тридцать с лишним лет адвокатской практики он с мучительной тоской наблюдал за этими полууголовными элементами, взращенными бюрократической системой, начинавшими путать свое с государственным. Они в конце концов попадали в его руки, в связи с хищением общественных и государственных средств, и как правило, в особо крупных размерах. Их карьера, если не заканчивалась на скамье подсудимых, была для него отвратительной. Но это была его работа.
     - Что случилось? – спросил он.
     Мне надо посоветоваться, срочно посоветоваться,  - с каким-то надрывом произнес голос.
     - Лев Семенович, я очень занят, - попытался уйти от дальнейшего разговора адвокат.
     - Я к вам могу подъехать прямо сейчас,- продолжал настаивать голос. Адвокат чертыхнулся про себя и сказал:
     - Ну, что же, Леонид Семенович. Давайте пообедаем. Вас устроит в час дня в нашем ресторане на проспекте.
     - Я буду вас ждать, - ответил голос и повесил трубку.
     Тадеуш Францевич, или как его по другому называли, пан Пшепшински или Моисей Абрамович, не имел ни к полякам ни к евреям абсолютно никого отношения. Но и противоречить своим клиентам просто не хотел, которые считали, что если Тадеуш, то значит поляк, если Францевич – то жид, а если адвокат, то тогда тем более, хотя в паспорте у него от рождения было написано – русский. Однако такая известность ему льстила и не мешала в его профессиональной работе. Он уже давно имел надежную клиентуру и часто решал дела, не вставая с насиженного дивана. Поэтому звонок Леонида Семеновича вывел немного его из себя, но отказать он не мог и к часу дня в своем любимом костюме и при галстуке он был в назначенном месте и увидев Леонида Семеновича за накрытым столом в крайнем углу, профессионально оценивал сложность вопроса по стоимости заказанных блюд. Зная скаредность своего бывшего клиента, он очень удивился, увидев на столе бутылку своего любимого коньяку Казбеги. Видно было, что дела обстоят очень серьезно. Он негромко поздоровался и, не пожимая руки, сел за стол. Он ни о чем не спрашивал и терпеливо ждал, пока Леонид Семенович наполнит его бокал. Они несколько раз выпили, закусили, и после заливной осетрины Леонид Семенович сам приступил к разговору. Минут тридцать-сорок он путано говорил о своем безысходном положении, о своих финансовых неурядицах, тряс бородой, как будто виляя хвостом. Тадеуш понял, что это всего лишь полуправда Но и этого по его мнению было достаточно, вплоть до высшей меры наказания. Он остановил разговор и переспросил:
     - Леонид Семенович.  Уголовное   дело уже возбуждено?
     - Как вы догадались, - удивленно спросил он.
     - Зная вас и ваш стиль работы, другого и не могло быть. Знаете, уважаемый Иванов, вряд ли я могу вам чем либо помочь.
      Иванов оторопел и видя, что адвокат Тадеуш поднялся уходить, вдруг схватил его рукав пиджака, почти силой усадил на место, и с побледневшим лицом, достал из под стола портфель. Поставил его на стол и со свойственным ему скупердяйством и не со свойственным ему щедростью открыл его. Из портфеля торчали углы пачек долларовых купюр.
     - Спасите, - умоляюще почти простонал Иванов. - Здесь немного… у меня еще есть. Тадеуш с интересом посмотрел на открывавшеюся мизансцену.
     - И сколько же здесь? – лукаво переспросил он, насмешливо включаясь в игру. Л.с. не заметив подвоха, почти выдохнул:
     - Сто семьдесят тысяч. Больше не помещалось.
     Адвокат Талеуш изобразил на своем лице задумчивость, понимая, что в этом спектакле пора ставить точку. Он встал, молча закрыл портфель, как бы собираясь его взять, пододвинул его к Иванову и тут же официальным голосом продекламировал:
     - Уважаемый господин Иванов!  Я думаю, что в вашем случае мне делать нечего. А подскажет вам что делать наш любимый прокурор и будем надеяться, спасет вас наш справедливый народный суд, –  адвокат молча повернулся, бросив на стол сотенную купюру,  и не прощаясь, вышел. Иванов понурил голову, молча заплатил по счету и сутулясь засеменил своими кривыми ножонками к выходу. Одел дубленку, подобострастно поданную вышколенным гардеробщиком, и не глядя сунул ему крупную купюру. На улице к нему подошли несколько сутулых фигур неопрятно одетых молодых людей.
     - Лев Семенович Иванов? – обратился к нему высокий в мужчина в черном пальто.
    - Да, - невнятно произнес он и затрясся. Он все понял. Он понял, что здесь и француская полиция, и восточноберлинская штази, и польская дефензива, и литовские жмуды, приобрели вид до боли знакомых и ставших как будто родными вид оперативников местного отдела по борьбе с организованной преступностью.
     Лева гневливо и покорно затряс козлиной бородой.
     - Пройдемте с нами, - и высокий предъявил удостоверение капитана МВД. У Иванова подкосились ноги и крепким парням пришлось взять его под руки и чуть-ли не волоком тащить  Льва к казеному автомобилю…