Славен буду я, доколь... В изгнании...

Отчаяние и безысходность?.. Нет. Муха-Тина, ознакомившись с перепиской, и, заручившись общественной поддержкой, будет вести борьбу за возвращение с изгнания. Она развернёт мушиную деятельность, взлетит над островом и объявит себя послом мира.
А пока займётся созданием своей легенды, имиджа…
Сказ о понтийском варяге.
--------------------------
От сопредельных княжеств,
от скифских разных братств –
Дадон послом отправился,
на праздник государств.
По морю, по Понтийскому,
к Гвидону в гости плыл
(к сыну царя Салтана),
да в Турцию приплыл…
Толь «Ост» и «Вест» попутал?
Над компасом уснул?
Толь ветер, шалый, лихо
на «Зюйд» всё в парус дул?
А Рыбка Золотая
ему кричала вслед:
«Вернись Дадон обратно!
Избегнешь многих бед!»
Сошёл на берег, значит,
морских дел бакалавр:
«Но где дворец Гвидона,
приветствие литавр?
И, что за люди странные?
На голове тюрбан;
как парус шаровары;
и грозный ятаган.
А может сон негаданный,
приснился вдруг ему?»
Щипнул себя за ухо –
да нет, видит чадру:
«Поди, девица знатная,
коль слуги есть при ней?
Царица Шамаханская,
что ликом всех милей?
Что сниться всласть, желанная,
которую уж ночь…»
Да только слуги верные
толкают его прочь.
Солоно нахлебавшись,
вернулся на корабль.
«Кормить собой неверных?
Познать турецких сабель?»
И вот по морю тёмному,
по морю-Окиян,
опять плывёт к Гвидону,
На остров тот Буян.
И видит долгожданный,
стоит средь синих вод.
На пристани, торжественно,
ликует весь народ.
Гвидон спешит навстречу.
С ним разные послы.
И бьют челом радушно –
скитальцу от волны.
И под руки усталого,
ведут на царский двор.
И в свите той почётной,
сам дядька Черномор.
А после пир горою
и мёд тёк по усам.
Три дня, три ночи пили.
Жаль, что я не был там!
А Муха-Тина была.
Не верила глазам.
И первая легенда,
со слов, досталась нам.

И Муху-Тину прорвало. Всё ещё пребывая на пиршестве, она создавала новую иллюзию. Со стороны, казалось,
что мы её просили. И тогда для убедительности открыв попавшую под руку книгу, она излагала.
И то была легенда вторая.

Тридцать три богатыря
Время не теряли зря.
Пока дядька Черномор
с водяным вёл разговор.
Невод в море опустили,
чудо-рыбу изловили.
Ну а дальше хоть умри:
как делить на тридцать три?
Если хвост и плавники
то же к мясу отнести,
то тогда для Черномора
остаётся два набора:
для жаркого и ухи,
и десерт из требухи.
Хоть и мелочь, а учли –
выделили, что могли.
Только молодцы забыли,
что налоги не платили:
за рыбалку, за доход,
за очистку сточных вод.
А когда отнять всё-вся,
остаётся чешуя.
О чём дядька Черномор,
с водяным и вёл сей спор.
Потеряли время зря
тридцать три богатыря.
Муха-Тина того ждала.
По кускам рыбу собрала.
И вложив её в ларец,
полетела во дворец.
Снова пир: три дня, три ночи.
Вспыхнули Гвидона очи.
Муха-Тина пала в глаз.
Та легенда  не для нас.

И вновь успех. Да, Мухе-Тине, как на безрадостной картине,
и голову негде приткнуть. Здесь засиделась, рвётся в путь.
И скрипя сердцем, стыд долой, взывает к Рыбке Золотой:

Золотая Рыбка,
Где твоя улыбка.
Почини корыто,
Что судьбой избито.
В нём умчусь я птицей –
обернусь царицей.
Верховодить буду –
тебя не забуду!
Выдам замуж вскоре
(женихи в наборе).
От князя Гвидона,
до Наполеона.
Загрустила Рыбка.
Сникла и улыбка.
Вся судьба избита –
битого корыта…