Погибель

               

               
               

               


                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

Вид  затянутого  плотной  массой  мрачных  облаков  неба  отбивал  желание  жить. Изредка  наступали  мгновенные  просветления, словно  солнце  несмело  пыталось  пробиться   сквозь  заслон. Его  лучи  не  согревали  и  греть  уже  не  будут – зима  в  самом  разгаре.  Снег, несущийся  в  лицо  колючим  встречным  ветром,  угрожающе  призывал  путника  вернуться. Но  тот, зябко  прикрывая  глаза  посиневшей  рукой, упрямо  продвигался  вперёд. Ему  было  холодно, потому  что  старенькая  куртка – слишком  плохая  одёжка  для  прогулки  по  январской  стуже. Ноги  онемели, поскольку  летние  туфли  не  предназначены  для  зимних походов, когда  толщина  снежного  покрова  достигает  едва  не  колен. Рукавиц  или  перчаток  он  не  имел, словно  бомж. Зато  левая  рука, находящаяся  в  дырявом  кармане  куртки, цепко  сжимала  закоченевшими  пальцами  заветный  моток  верёвки.
Человек  направлялся  в  лес  с  твёрдым  намерением  прекратить  изнурительную  пытку – жизнь. Обыкновенно  в  подобных  случаях  желающий  свести  счёты  с  жизнью  имеет  для  этого  причину, которая  кажется  ему  серьёзной  и  основательной – неизлечимая  болезнь, смерть  жены  или  иные  драмы. Путник  имел  прекрасную  жену, хороших  детей, -- иными  словами, всё  то, что  мы  привыкли  называть  семейным  счастьем. Мало  того, он  имел  за  плечами  два  высших  образования  и  учёную  степень. Он  написал  два  десятка  книг  на  различную  тематику, что  само  по  себе  свидетельствовало  о  его  незаурядных  способностях. Но  у  него  не  было  ни  денег, ни  шансов  их  заработать  в  количестве, достаточном  для  обеспечения  семьи. Фатальная  безысходность, когда  человеку  отказывают  в  работе. Он  выдержал  год, едва  сводя  концы  с  концами, иногда  тихонько  плача  при  виде  запавших  от  недоедания  детских  глаз. Жена  мужественно  терпела, поддерживая  его  пониманием. Он  неустанно  посещал  заводы, фирмы, редакции, предлагая  всем  если  не  свой  интеллект, то  руки, но  тщетно. Капитализм  по - украински – страшная  штука, потому  что  за  устройство  на  работу  надо  платить  деньги. К  примеру, за  то, чтобы  тебя  приняли  учителем  в  школу, следовало  заведующему  РОНО  заплатить  500  долларов. А  где  их  взять?..
Он  выдержал  два  года. Одежда  давно  пришла  в  негодность, шапку  было  стыдно надеть, костюм  пришлось  выбросить. На  городских  улицах  его  встречали  десятки  прохладно – безразличных  глаз, владельцы  которых  подчёркнуто  вежливо  отказывали  в  трудоустройстве. Дома  встречали  глаза  добрые, преданные, тёплые, -- но  голодные, несчастные. Эти  взгляды  приносили  как  облегчение, так  и  страдание. И  именно  страдание  привело  к  отчаянному  решению.
Накануне  у  него  оставался  последний  вариант, последний  шанс  в  лице  знакомого, занимающего  достаточно  высокое  положение, чтобы  ему  помочь. Этот  человек  уже  в  течение  трёх  лет  отделывается  от  него  обещаниями.  Дозвонился, договорился  о  встрече, дождался…
Это  было  позавчера. Городской  парк  культуры  и  отдыха, место  для  встреч  нормальных  людей  с  нормальными  доходами  и  нормальным  настроением. На  молодого  ссутулившегося  мужчину, облачённого  в  куртку, видавшую  виды, и  протёртые  туфли, прохожие  бросали  многозначительные  взгляды. До  его  слуха  донеслись  слова  женщины, одетой  в  дорогую  норковую  шубу:
-- Только  бомжей  здесь  недоставало!
-- Ничего, Светик! – ответила  ей  подруга. – Винница – город  контрастов.
При  этом  подруга  полоснула, словно  ножом, по  его  лицу. Таким  себе  многозначительным  демонстративно- презрительным  ножом - взглядом.
Эти  колкие  замечания  породили  в  сердце  настоящую  бурю. Броситься  вперёд, сбить  с  ног, плюнуть  в  лицо? Увы, он  заранее  знал, что  не  сделает этого  по  двум  причинам, коими  были  воспитание  и  бессилие  от  постоянного  недоедания. В  сердце   тяжёлым  кровяным  сгустком  запеклась  тягучая   боль, хотелось  немедленно  уйти; но  он  должен  дождаться  знакомого, на которого  возлагал  все  последние  надежды. Комок, перекрывший  горло, задерживал  дыхание, но  следовало  стерпеть.
-- О, да  ты, брат, видать, на  диете? – окликнул  его  сзади  голос, полный  удивления.
Он  оглянулся. Вот  он, знакомый. Этот  мужчина  был  вдвое  старше  его; как  говорят, в  отцы  годится. Что  ж, авось  и  пожалеет, поможет… по – отечески.
-- Здравствуйте, Любомир  Константинович!
С  этими  словами  он  протянул  руку.
-- Привет! – ответил  тот, освобождая  ухоженную  десницу  из  дорогой  кожаной  перчатки.  – Чем  занимаешься?
-- Да  вот, работу  ищу. Нигде  не  берут… Уже  почти  три  года, а  у  меня  всё – таки  семья… Вы  не  поможете? А  то  я  совсем  уж  отчаялся…
Старик  посмотрел  на  молодого  с  ухмылкой,  задумчиво  поглаживая  холёный  подбородок.
-- М – да… С работой  нынче  туговато, половина  населения  без  заработка. А  ведь  у  тех людей  тоже  семьи. А  не  пойти  ли  тебе  на  базар  поторговать?
-- Не  берут, пробовал. Предпринимателям  нужны  продавцы  с  опытом  работы. А  какой  же  у  меня  опыт?..
-- Да  нет, не  это. Ты  попробуй  заняться  своим  бизнесом.
-- Ну, что  вы! На  это  ведь  нужны  средства. А  у  меня  нет  порою  даже  на  хлеб.
Любомир  лениво  взглянул  на  часы.
-- Меня  на  работе  ждут. Единственное, что  могу  тебе  ответить – жди. И  вообще, ты  взрослый  человек, а  не  в  состоянии  решить  такую  проблему. Люди  ищут  и находят, а  ты… Слабовольный  какой – то…
Сгусток  крови, смешанной  с  болью, переместился  в  голову.
-- Это  я –то  слабовольный? – тихо, едва  сдерживая  предательское  дрожание  губ, спросил  он. – Я  жил, учился, защищался  без  чьей – либо  поддержки; и  в  то  время, как  ваши  чада, что  ни  неделя, получали  родительские  денежки, я  зарабатывал  сам, как  умел, да  ещё  и  рос  в  смысле  карьеры  и  интеллекта. Едва  по  стране  ударила  нищета, вы  все  разменялись, -- сбежали  если  не  в  рэкет, то  на  рынок, а  я  не  разменялся. Стоит  лишь  вам  не  получить  котлету, как  вы  бьёте  в  набат: «Голод!» А  я  уже  в  течение  трёх  лет  не  вижу не  то  что  котлет, а  даже  нормального  супа. Вы  сыты  и  довольны  жизнью? А  я  голоден, меня  буквально  пошатывает от  хронического  недоедания. И  после  этого вы  смеете  заявлять, что  я – слабовольный?! Свинья  вы  после  этого, вот  кто!..
Повернувшись  к  старику  спиной, он  ушёл. Ещё  по  пути  домой  он  принял  роковое  решение. Вчера  отправил  семейство  к  родителям  жены, после  чего  всю  ночь  размышлял, плакал  от  бессилия  что – либо  изменить, писал  прощальное  письмо  жене  и  детям. Сердце  обливалось  кровью  от  мысли  о  том, каково  придётся  его  нежной  половине  после  того, как  она  обо  всём  узнает.  Ни  он  сам, ни  его  ум, ни  душа  никому  не  нужны. Окружающие  лишь  посмеиваются. Жена  любит  его, но  всё – таки  он  всем  в тягость. Из – за  пресловутого  куска  хлеба.
… Ветер  жестоко  смеялся  в  лицо.
Но  вот  и  он – заветный  лес. В  летнее  время  здесь  можно  встретить  тучи  комаров, грибников  и  влюблённых  парочек. Десятки  пьянчужек  раздавливают  под  деревьями  извечные  «пол – литры». Десятки  жён, вместо  того, чтобы  спешить  после  работы  домой, отправляются  с  любовниками  сюда, в  загаженный  лес.
Он  осмотрелся. Следовало  идти  прямо – там деревья  повыше  и  подальше от  людей. Ноги  подчинялись  с  превеликим  трудом. Ничего, ещё  совсем  немного  и  земным  страданиям  наступит  конец!..
Сделав шагов  триста, путник  остановился. Взгляд  скользнул  по  ближайшим  деревьям. «Ага,  -- удовлетворённо  подумал  он. – Вот  то  вполне  годится: и  ветка  достаточно  упруга, и  верёвку  легко перекинуть…» окоченевшими  руками  он  извлёк  из  кармана  верёвку, кое – как  сделал  петлю. Став  на  пень, он  привязал  противоположный  конец  к  ветке  как  можно  дальше  от  себя: вдруг  ему  в  последний  момент  не  хватит  решительности  и  ноги  нащупают  спасительный  пень?..
-- Грех! – застучали  в  висках  проблески общественной  морали.
-- Неисповедимый! – вторили  отголоски  христианского воспитания.
-- Самоубийство! – предупреждала  душа.
-- А  может  не  надо, а7 – взмолился  разум  с  надеждой.
-- Надо, надо! – вскричал  человек, приготовившись  набросить  петлю  на  исхудавшую  шею.
Верёвка  цепко  и  надёжно  охватила  её. Да  уж, человеческая  шея  удивительно  хорошо  приспособлена  к  петле… Помолиться, что  ли? Этого ему  почти  никогда  не  приходилось  делать.
-- Отче  наш, иже  еси… А  дальше – то  как?... Не знаю… Прости меня, Боже! Бедная  моя  жена…
Но  ноги успели  оттолкнуться  от  пня, служившего  последним  связующим  звеном  с  жизнью. Из  горла  самопроизвольно  вырвался  сдавленный  хрип. Руки  инстинктивно  потянулись  к  горлу, стремясь  ослабить  давление  петли, пальцы  судорожно  ухватились  за  верёвку, что – то напряглось  в  шее, угрожая  сломаться. В  висках  застучали  молоточки, с  каждым  мигом  всё  сильнее; перед  глазами  засверкали  разноцветные  круги, язык  сам  по  себе  вылез  изо  рта… «Фу, каким  же я  буду  гадким! – промелькнуло  в  потухающем  сознании. – Будет  стыдно, если  жена  увидит…»
Перед  глазами  возникла  красная  пелена, переливающаяся  бледными оттенками.  Что – то  треснуло  в  шее  или  в  самой  голове. Его  куда – то  понесла  неведомая  сила.
Небо, ветер, лес – всё  смешалось. Откуда – то взялось  солнце. «Оно  ведь  за  облаками,  как  я  могу  его  видеть?» Солнце  было  до  странности  белым, обжигающим.
-- Теперь  тебе  стало  легче? – спросило  оно.
-- Разве  ты  умеешь  говорить? – удивлённо  ответил  он.
-- О, здесь  всё  не  такое, как  в  твоём  мире.
В этот  миг ему  показалось, будто  солнце  улыбнулось.
Затем  перед  глазами  в  обратном  порядке замелькали  картины  из  жизни. Он  видел себя  в  школе, где  когда – то работал, потом  в  ранней  юности, затем  в  детстве…
После  этого  его  сущность  подхватила  страшная  тёмная  сила  и  увлекла  в  какую – то  пропасть, из  которой  веяло  холодом  и  леденящим  ужасом.
«Холодно». – констатировало  сознание.
«Я  же умер, как  я  могу  ощущать  холод? – возразил  он  самому  себе. – Разве  что  холод  какого – то  мистического  порядка…»
Инстинктивно  он  открыл  глаза.
НЕБО! Оно  оставалось  всё  таким  же  мрачным, негостеприимным, но  было  ЖИВЫМ.
Стало  быть, он  жив, не  подох. Это  хорошо  или  плохо? Конечно  же, хорошо! Что  там  с  женой, с  детьми? Ах  да, он  же  находится  в  лесу… Нужно  поскорее  добраться  домой, чтобы  согреться.
Он  сделал  движение. Сильно  болела  шея. Он  дважды  с  осторожностью  повернул   головой.  Слава  Богу, позвонки  целы. А  мог  бы  их  сломать… Что  с  ногами? Они  как  ватные. Немедленно  сбросить  туфли, растереть  снегом! Ой, как  же  мучительно  больно!...
Все  равно  жизнь  прекрасна! Он  будет  жить.
Для  того, чтобы  научиться  что – либо  ценить, человеку  следует  хотя  бы  ненадолго  это  потерять…
На  шее  осталась  красная  полоса, которая  назавтра  превратится  в  фиолетовую, но  это пройдёт. И  тогда  он  отправится  к  жене   и  детям. О, не  стоит  их  посвящать  в  это  дело…
Пошатываясь  и  плача  от  боли  в  ногах  и  шее, по  лесной  дороге  брёл  путник. Тщательным  движением  руки  он  поправил  шарф, туго  обмотанный  вокруг  шеи. Он  доплетётся  домой,  как  ни  в  чём  не  бывало, ведь  пути – то  всего  три  остановки. Там  напьётся  горячего  чаю, отдохнёт, осмыслит  происшедшее, и – чем  не  молодец?
Путник  не  мог   знать  об  изменениях, случившихся  с  его  лицом. Будь  с  ним  зеркало, он  постарался  бы  не  так  торопиться  домой. С  чисто  анатомической  точки  зрения  лицо  выглядело  вполне  нормальным. Однако  стоило  ему  войти  в  салон  троллейбуса, пассажиры  отодвинулись, невзирая  на  страшную давку. Точнее, даже  не  отодвинулись, а  ШАРАХНУЛИСЬ  по  сторонам, словно  увидели  перед  собой  чудовище  из  другого  мира.
До  дома  он  добрёл  без  приключений…
…Если  не  считать  испуга  контролерши в  троллейбусе.
…Если  не  брать во  внимание  собак, которые, едва  взглянув  ему  в  глаза, поджали  хвосты  и  жалобно  заскулили.
…Если  не  считать  стаи  каких – то странных  ворон, постоянно  висевших  над  головой.
…Если  не  считать  инфаркта, схватившего  бабку – торговку  семечками, которая  тоже  имела  плохую  привычку  заглядывать  прохожим  в  глаза…
Он  сразу  сообразил, что  что – то  не так. Войдя  в  квартиру, он  первым  делом  приблизился  к  зеркалу.
ГЛАЗА!

продолжение здесь: https://www.litres.ru/gennadiy-demarev/pogibel/


Рецензии
Сильно написано. Очень сильно!
Иван

Иван Цуприков   09.05.2011 20:18     Заявить о нарушении