Глава 22

     Теперь стражники стерегла Эмму вытянувшись по струнке в ее комнате. Впрочем, это было не важно. Это.. Эмма никак не могла понять, что это было там, в темнице – она отдала ему Силу, это было ясно, как дважды два. Она отдала жизнь и… И что же дальше? 
    Франк пришел к ней после обеда – тусклое солнце пряталось за каменные стены. Эмма сидела у камина, отупело глядя на огнь. Прическа растрепалась, пышное платье было порвано в нескольких местах и подол был перепачкан.
- Я как мог пытался помочь тебе! – начал Франк без предисловий. – А ты? Ты все испортила, когда потащилась ночью в подземелье!
Эмма подняла на него красные от недавних слез, глаза. Франк был растрепан и щеки его пылали лихорадочным румянцем.
- Я хотел взять тебя в жены! – Франк в волнения ходил перед Эммой, решаясь на что-то потом сказал: - Вот! Прямо сейчас! Слышишь? Последний шанс! Мне плевать на то, что теперь ты, как пустой кувшин, что у тебя больше нет ничего! Я не корыстен! Я хочу дать тебе шанс! Или вы принимаете мое предложение и становитесь моей женой или… Или я отдаю вашу судьбу в руки герцога Арагонского, а он…Он, скажу вам по секрету, церемонится не станет! Выбирайте – или замужество или смерть!
Эмма удивлено смотрела на Франка. Что он такое говорит?
- Ты верно никогда не любил, - она медленно поднялась со стула и усмехалась Франку в лицо. – Если бы любил, то понял бы – я лучше умру.
Франк побледнел.
- Выбор сделан, - сухо произнес он и направился к двери. Замер на пороге и тихо отчетливо произнес: - Мне жаль тебя. Ты всего лишь игрушка в руках того, кто называл себя именем графа Ландора. Ты помогла ему сбежать, отдав свою силу и он вновь обрел былое могущество. А то, что невинная чистая девушка даровала ему прощение и готова отдать за него, за это чудовище, свою жизнь, снимает проклятие и делает его свободным. Вот так. А ты… Теперь тебя ждут адские муки.
- Я не понимаю, - запинаясь, пробормотала Эмма. В голове у нее зашумело, и комната качнулась перед глазами.
- Мы бы отрубили ему голову и черная душа этого негодяя отправилась бы в ад, на веки вечные. Ты отдала за него свою жизнь и займешь его место. Таков закон мирозданья, - Франк улыбнулся ей печальной улыбкой и ушел.

     А на следующее утро ей был зачитан приговор. Читал какой-то худой и горбоносый, видимо, священник, потому что был в рясе и с распятием. Читал торжественно и  с выражением. Эмма была в таком волнении, кровь пульсировала в ушах и шумела неприятно в голове. Кажется, её обвинили в колдовстве, и признали ведьмой и за это она была приговорена к смерти через сожжение. В полдень. На главной площади замка.
После этого, тут же, при всех, на глазах стражи, священника, герцога, с лица которого не сходила торжествующая улыбка и Франка, который прятал глаза, и был мертвенно бледен, с Эммы сняли пышное платье, переодели в грубое рубище и остригли  волосы.
     Эмма будто отключилась. Она в этом не участвовала. Нет. Это не с ней. Это только сон. Сама она сейчас на теплом морском берегу. Волны лижут ноги и подол белого легкого платья совсем мокрый, но Эмма не обращает на это внимания. Эмма собирает ракушки, складывая их в разостланный на мокром песке голубой, в мелких красных цветочках, платок.
     Лишь когда ее подвели к деревянному столбу посреди площади, пелена с глаз спала. Исчезло море и ракушки. Зато была разъяренная толпа вокруг и герцог со своими прихвостнями на деревянном помосте. Все было реально и неизменно, как старый кошмар – главная площадь среди мрачных стен, толпа, серая масса, выкрикивающая проклятья. Толпа, готовая разорвать её на клочки. Эмма почти физически чувствовала ненависть этих людей, их злобу и силу  стада, которым управляет пастух, но если его не станет, стадо станет хаосом и уничтожит самое себя в панике.
     Приговор был зачитан еще раз и дрова разложены вокруг привязанной к столбу Эммы. Ветки  больно царапали кожу через одежду и удерживали ощущение того, что все происходящее реально, что она не спит, что разбудить ее некому. Эмма в панике озиралась вокруг. Даже если ты умирала дважды, умирать в третий раз не менее страшно.
- Где же ты, - всхлипывала Эмма, обращаясь к Бесу. – Ты же клялся, мне.
- Привести приговор в исполнение! – донеслись до слуха девушки слова герцога.
      Палач, в черном закрывающем лицо колпаке с прорезями для глаз и плаще из грубой кожи приблизился к Эмме с длиной горящей палкой в руке и поднес её  к клочку соломы, воткнутой между сухими тонкими прутьями. Пламя быстро занялось и поползло по хорошо высушенным веткам со зловещим потрескиванием.
     Внезапно тучи заволокли небо и стало темно. Толпа зароптала. И прогремел гром и сотряс он землю и возглас ужаса пронесся над площадью. День был темен, будто густые осенние сумерки пролились из черных облаков. Небо разрезала молния. Потом еще и еще одна. Они били в землю у ног обезумевшей от страха толпы и серые спины бросились в рассыпную. Порыв ветра сорвал флаги с гербом герцога Арагонского и швырнул их на пыльную землю. Ветер затушил огонь уже начавший подбираться к девушке и обжигать кожу. Новый громовой раскат и необычайно яркая молния резанула темноту и ударила в помост. Прямо в то место, где стоял герцог Арагонский и он упал замертво сраженный этим ударом. Верные слуги с воплями ужаса бросались прочь, лишь белокурый Франк стоял рядом, будто окаменевшая статуя и с горечью смотрел он на тело своего учителя. Ветер усиливался. Срывал ставни с окон и черепицу с крыш. Закружился черным столбом посреди опустевшей площади, и распался с новым грозовым раскатом. Эмма увидела Беса. В темных одеждах, с развевающимися смоляными волосами и горящими глазами, он был прекрасен так, что ей показалось, что сердце вот-то разорвется в груди от нежности. Девушка рванулась к нему, почувствовав, что свободна от веревочных пут, отталкивая от себя вязанки с хворостом, царапая руки о острые ветви и не замечая этого.
- Бес, - счастливая, она прижалась к его груди.
Он накрыл девушку полой своего плаща, и они исчезли, в огненно-черном вихре.