Живой

     Интервью продолжалось уже более двух часов. Все устали. Оператор мялся у камеры, то вставая, то опять присаживаясь на табуретку. Антон тоже устал. Обещали еще три вопроса. Потом отстанут.
     - Кого Вы считаете своим учителем? Первым. Мастером, так сказать.
Антон задумался. На кухне засвистел чайник. Помощница  Антона, крепкая теплая старуха, ойкнула, хлопнула себя по щекам красными ладонями и убежала.
     - Стоп. Заново…
     Оператор поднялся с табуретки. Снова прицелился.
     - Кого Вы считаете своим учителем? Первым. Мастером, так сказать.
     Антон сразу, не задумываясь, ответил.
     - Андреева Николая Михайловича.
     - Стоп… Вы же на курсе у Станина учились? Последние два вопроса о нем должны быть. Андреева? Помню. Тот, который в «Сыновьях» играл? Он же умер давно! Разве он преподавал?
     - Нет.
     - Хорошо, тем интересней. Продолжайте, пожалуйста. Как Вы познакомились?
     - Ну, с чего начать. Наверное, с клеёнки…

     Я приехал из Лабытнанги. Знаете такой город? Я ведь не москвич. Здесь только десять лет живу. Приехал поступать в театральное. На Гоголевском комнату снимал.
У него. У Андреева.
     Пришел по объявлению. Мне, собственно, всё равно было, где жить. Лишь бы крыша над головой. Да он и недорого просил. Я  звонил, никто не открывал. Соседка  вышла. Разругалась на меня. Сказала, что у него всегда дверь открыта, и что я дурак. Вы знаете, мы потом с ней дружили. Милая женщина.
     Я прошел и увидел его на кухне. Он вырезал из старой клеёнки тапки. Он и в этом деле был мастером… Представляете, вижу - лицо знакомое, а где, когда, не вспоминается…
     Он был совершенно глух. Несчастный случай. Научился читать по губам. Его из-за этого снимать перестали.
     Тихо, понятно говорит мне - садись. И смотрит. Он когда смотрит-слышит, то есть всё понимает. Я привык потом…

                ***

     Антон сел напротив старика и протянул деньги. Тот отложил клеенку в сторону. Достал ключ.
     - Белья нет. Одеяло на антресоли возьмешь. Полы по четвергам будешь мыть. Всё.
     Антон закрылся в комнате. Разложил вещи. В дверь постучали.
     - Да!
     Снова стук. «Черт глухой!». Он пошел открывать.
     - Можно присесть? Вы, Антон, работать приехали или обучаться?
     - Я на актера буду учиться… Когда поступлю…
     Старик замолчал. Почесал сизую щетину.
     - Удачи - встал и вышел. Антон заметил, что дед волочит ногу.

     Они почти не разговаривали. Старик шил на кухне тапки, вечерами читал газеты или сидел в своей комнате.
     Антон зубрил стихи, раскатывался истерическим смехом, порвал рубаху, репетируя отрывок «На дне», два раза спал на полу, изображая собаку, почти сошел с ума...
     И провалился. Его не приняли в училище.
     - Эй! Э-э-эй! К Вам можно?
     - Да пошел ты! Что пристал?! Пень глухой!- Антон кричал в дверь.- Шьешь свои тапки и шей! А я играть хочу! Я жить хочу!
     - Эй! Мне нужна ваша помощь.
     Антон встал с кровати, чертыхнулся, споткнувшись о пустые бутылки, и пошел открывать.
     - Вы пьяны? Вам плохо?
     - Я им не подхожу. Понимаете, он сказал, Станин, что я ненастоящий. Не живой! А я живой! Видите! Я живой!
     - Да, он очень резкий человек. Всегда таким был, особенно в молодости. Но он никогда не ошибался. Наверное, Вам не нужно этим заниматься…
     - Да что Вы понимаете!
     - Действительно… Знаете, сколько раз я кричал «Я живой, посмотрите!», но никто не слышал. Даже я сам не слышал свой голос… Пойдёмте.

     Антон как заворожённый  пошел за стариком.

                ***

     Посредине комнаты стояли рюкзак и две сумки доверху набитые клеёнчатыми тапками.
     - Вы поможете мне? – старик протянул рюкзак и повернулся к Антону спиной.
     - Да Вы что? Куда столько? Не донесёте же! Я пойду с Вами.
     - Спасибо.
     - Что спасибо?! – Антон разозлился, потом  вспомнил, что дед не слышит, обошел его и медленно повторил:
     - Я пойду с Вами.

     В трамвае давились усталые люди. Старик сидел, обняв рюкзак. Антон всем мешался с сумками. Одна женщина даже сказала ему что-то обидное.
     Добрались.
     Здание постройки времён Сталина. Антон подумал, что, похоже, пансионат или Дом культуры. Старик постучал в маленькое окошко.
     Антон бросил у двери сумки и уставился на вывеску. «Дом Ветеранов Труда».
     - Николай Михайлович! Здравствуйте! Снова с подарками! Какие молодцы Ваши знакомые волонтёры! Дай, Бог, им здоровья!
     Женщина лет пятидесяти в белом халате обняла старика. Антон взял сумки и вошел в здание.
     Внутри было как в больнице. Двери в комнаты-палаты были открыты. Пахло сухарями. На кроватях лежали, сидели старики. Узкий коридор заканчивался залой, где сидело несколько человек у телевизора. На ногах у них были тапки из клеёнки.

     Женщина не переставая ворковала рядом с Андреевым, то и дело заглядывая ему в лицо.
     - Николай Михайлович, Вы сегодня читать будете? Пожалуйста! Анна Тимофеевна скучает по Вам, сегодня снова плакала. А Пётр Егорович слушаться перестал, назло мочится в кровать. Дети, ей - Богу! Что нибудь из Шукшина? Или что Вы хотите? Да! Почитайте, дорогой, что хотите!
     Андреев не ответил. Достал из рюкзака книгу и пошёл, волоча ногу, в сторону залы.  Поставил стул в центре и сел.

     - Подъём! Подъём! У нас Андреев!
    Женщина выключила телевизор и начала расставлять в ряды стулья.
    Из комнат выплывали, смешиваясь  в узком коридоре в тёмную кучу, старики.
     - Василий Макарович Шукшин. Чередниченко и цирк. В южный курортный городок приехал цирк. Плановик Чередниченко…
     Андреев читал великолепно. Антон узнал его. Да, это был он - актёр черно-белых фильмов. Самый любимый актёр его покойной мамы. Что он здесь делает? Почему живёт один?  Почему его не снимают? Шьёт полдня тапки… Бред какой-то.
     - А теперь вам почитает молодой артист Антон Залесский!- Андреев встал, уступая стул.
     Антон растерялся.
     - Садитесь, начинайте - старик протянул ему другую книгу.
     - Тот город, мной любимый с детства, В его декабрьской тишине, Моим промотанным наследством, Сегодня показался мне…
     Антон старался. Сегодняшнее открытие поразило его. Он волновался.

     Через несколько минут комната опустела наполовину. Антон продолжал читать, а старики, шаркая клеёнкой, потихоньку расходились.

                ***

     - Вы расстроились?
     Старик сворачивал пустые сумки и укладывал в рюкзак. Антон ухмыльнулся.
     - Из-за того, что не слушали? Нет, конечно. Так они ни черта уже не соображают! Какие это зрители?!
     - Живые.
     - Что?
     - Живые, обыкновенные зрители. Если хотите быть артистом – я дам Вам совет. Ходите и читайте сюда. Пока они не полюбят Вас.
      - А Вы-то зачем сюда ходите?! - Антон разозлился, - Сюда, зачем?! Милосердие, благотворительность, скажете? Так у Вас самого денег нет! Разве что на клеёнку!
     Старик сел на ступеньку подъезда.
     - Дурак Вы - Антон. Я жить здесь буду. Я договорился. У меня нет никого. А подыхать одному в квартире нет желания. Хотя, знаете, все меня уже похоронили… Так же как тех людей в Доме. А я - живой! Понимаете? И они живы.

     До трамвая шли молча. Дома старик развернул на кухонном столе клеёнку и начал выкраивать.

     Антон начал читать в Доме. Он ездил туда через день, а по выходным - с Андреевым.
Вечерами они шили тапки и разговаривали.
     Старики полюбили слушать Антона. Он был счастлив. Это была его публика и она ждала его.
     Андреев был рад за Антона. Через год, старик договорился, и Станин взял нового студента Залесского к себе на курс.

                ***

     - Ну вот. О чём Вы ещё хотели меня спросить?
     - Очень интересная история. Скажите, а когда умер Николай Михайлович? Вы были рядом?
     Дверь в спальню отворилась, толкнув спину оператора, сначала оттуда высунулась лысая голова, затем, стуча протезом вылез старик.
     - Я - живой!