Диагноз

       Диагноз  он поставил себе сам.  Уже давно беспокоил кашель, и не только утром, но все чаще днем,  не редко и ночью. В последнее время появились небольшие, неясного характера, до занудства тупые, угнетающие психику, боли в груди,  которые усугублялись одышкой и свистящими хрипами. Время от времени его одолевала постыдная слабость, с легкой утомляемостью, бессонницей и раздражительностью и в такие моменты, с тоскливой внимательностью прислушиваясь к  невеселым ощущениям , он пытался доискаться до глубинных причин своего состояния, но услужливое 
Второе «Я» лживо подсказывало  самые простые и обыденные варианты: бронхит курильщика, плохая экология, загазованный воздух и пр,
Доктор долго и придирчиво изучал рентгеновские снимки, бормотал что-то маловразумительное  и в конце-концов, стараясь не встречаться с ним взглядом, принялся многословно рассказывать, что рано делать окончательные выводы,  налицо – усиление жесткости легочного рисунка, с  участками  затемнения, но это следствие хронического бронхита, что  необходимо проделать дополнительные исследования и настоятельно советовал бросить курить, не волноваться и побольше гулять.
« Не надо было идти в больницу», - угрюмо подумал он, устало шагая по улице. И так все ясно. Это рак. Финал. Финита ля комедия, как говорят французы. Какое же это всеобъемлещее слово – Рак. Канцер. В одном коротком слове – вся, прошедшая так быстро,  жизнь и неумолимо надвигающаяся  смерть. Перед раком мы снимаем шляпу – говорили в прошлом опытные врачи.  «Что же мне снять?»,- с тоской подумал он. «Голову тебе надо оторвать, болван», -радостно захихикал противный внутренний голос, - сколько   Таня умоляла тебя бросить курить? Сколько раз ты клялся, что это последний раз? Вот и наступил этот последний момент».
Боже, что же делать? Как посмотреть в доверчивые глаза любимой жены, в ясные, невинные глаза ребенка?
Гуляя по оживленным улицам прекрасного, с неповторимым обоянием и своеобразным колоритом, города, он по особенному остро всматривался в старинные, красиво отделанные лепкой и украшенные скульптурами, здания,  в деловито спешащих людей, невольно прислушиваясь к разговорам, обильно пересыпанных остроумными словечками, он неожиданно почувствовал себя сторонним наблюдателем, праздным туристом, лишь на время прибывшим в город. И с глубокой обреченностью он вдруг понял свою отстраненность от шумной и красочной жизни этих людей, этого города.
Это было похоже на то, как если бы приговоренного к смертной казни на время выпустили на свободу. Он мог некоторое время гулять по улицам, заходить в театр, сидеть в ресторане, но в тоже время над ним бы давлело осознание неизбежности приговора и неотвратимости смерти.
Прийдя  домой, он немного убрал в квартире и поставил варить борщ. Это было его фирменное блюдо, которое очень любили жена и дочь. Ира ласково называл это кулинарное произведение «Папин борщик». Ему  вспомнилось, как она с мамой вернулась из Крыма, где были в санатории, и первым делом, бросившись ему на шею, нетерпеливо спросила: «Папа! Ты борщ сварил? Я так мечтала о нем в санатории».
«Пока не буду ничего им говорить, - решил он, шинкуя капусту, - не стоит огорчать их раньше времени. Возможно это всего лишь мои нелепые страхи и глупые подозрения. Одна только беспочвенная мнительность, расшатанные нервы. Неврастения. Надо взять себя в руки и успокоиться».
«Станешь тут неврастеником. Только подумаешь  обо всем этом, как тебя сразу же накрывает темная и мрачная волна липкого, парализующего волю, страха, обрываеться дыхание, начинает бешено колотиться сердце и всепоглощаюшая  тоска могильным холодом сжимает внутренности и хочеться стать маленьким, убежать от всего этого ужаса, где-то затаиться, чтобы эта нечеловеческая пустота, этот, леденящий душу, страх, страх смерти, не смог найти меня и не овладел мною.  Только бежать ведь некуда.
Боже! Как не хочеться умирать!