Лев с ошейником
- Урод, - думала ворона, - никакого от тебя толку.
Через минуту, которая понадобилась, чтобы спланировать подо льва и хорошенько отряхнувшись, оглядеться в новом укрытии, ворона так уже не думала. Она хорошо понимала, что толк бывает только от того, кто кому-то нужен. Довольно тесно, но сверху не льётся, можно даже прогуляться – три шага вперёд, три назад, а вот в сторону лучше не ходить – с пуза льва, прямо по лохматым кудрям стекают капельные ручьи. Ворона ещё раз стряхнула воду со своих боков, потрясла поочерёдно крыльями, не забыв расставить будто пальцы, самые длинные пёрышки и окончательно успокоилась – ни кошек, ни собак в такую погоду из дома не выгнать.
Ворона просунула голову между львиных лап и залюбовалась небом. Было ужасно и радостно на него смотреть. Тучи порвались, разлохматились, но по краям налились чёрным и фиолетовым, а между небесными перьями сверкала молния, появляясь с таким театральным треском, что хотелось простереть в небо крылья и аплодировать этим торжественным ариям. Всё-таки до неба далеко, даже вороне, а полноводный двор, разлившийся лужами до самого забора, лежал прямо под лапами. Ворона уже высмотрела несколько новых предметов, которые завтра надо обязательно обследовать и испытать на пригодность к съедению, ну, на худой конец, к игре.
Она вспомнила, как недавно ужасно расстроилась, когда с большим трудом оторвала от парника клок прозрачной плёнки, оказавшейся абсолютно не вкусной, а потому наверняка не питательной, но потом так ею увлеклась, то вытаскивая в лунный луч, а то, забирая из него, что не заметила времени рассвета и выхода на природу непредсказуемых двуногих тварей. Красота – самая опасная вещь на свете. Может с ней сравниться в этом лишь любопытство. Вон та штука очень похожа на рваный резиновый мяч, но вдруг это не мяч? Может это арбузная корка? Интересно, а может арбузная корка так выливать из себя воду, как это делает сейчас мяч. Ни черта не видно, а жаль.
Жаль также и весь этот знакомый двор. Придётся его покинуть. С тех пор как из него убрали помойку, жить в нём стало не интересно. От нечего делать ворона принялась очищать пузо льва от всяких застрявших в завитках его шерсти камушков и кусочков грязи. Это было совсем не бесполезно, потому как ей стали попадаться всякие личинки, даже попались два червяка в отковырянном ею слое мха. Послышались тихие вздохи и слабое ворчание. Ворона припала на обе ноги. В любой момент она была готова выскочить на дождь и взмыть на фонарь, но как же не хотелось этого делать!
Оставалась надежда, что вздохи или прекратятся или вообще не опасны – заводит кто-то грузовик, чёрт бы с ним – пусть заводит. Раздался сильнейший треск, такой, что ворона от страха позабыла взлететь. Одна лапа льва поднялась на целый вершок, а вторая зашаталась, собираясь согнуться. Ворона не успела оглянуться, как заметила, что сидит на фонаре. Дождь, скорее всего, перестал. Такие редкие и крупные капли с неба не падают – только с тополя. Красное пятно зашевелилось. Оно до ужаса напоминало собаку. Кошмар.
Кошмар одного – озарение другого. Прекрасна была неподвижность. Прекрасен был дождь, ветер, ночь, а раньше тёплое солнце. Ничего нет. Жуткое чувство равновесия. Оно такое ненадёжное, коварное – то есть, то нет его. Опять - нет. Ворона хотела взлететь, но вспомнила, что на фонаре её никто не достанет. Даже этот ужасный грохот, даже это пятно на лестнице. Лев встал и отряхнулся, он уже понимал что такое – лишнее. Грязь всегда лишнее. Надо хорошенько очиститься, вылизать языком шкуру. Чем больше он её вылизывал и расчёсывал когтями гриву, тем легче и гибче становился. Наконец, можно было потянуться, подпрыгнуть и покрутить головой. Это получилось, но не здорово. Шею резал железный ошейник, а упругая кручёная лента не пускала ни на шаг вперёд.
Опять насмешка судьбы. Его ведь так и звали: весёлый лев. Попробовали бы посмеяться, когда вырезан в камне, да ещё привязан железной лентой к лестнице. Ах, если бы он был львом сторожевым! Всё бы тогда ему пригодилось: и длинные острые когти, и хвост с тяжёлым набалдашником, и острые зубы, пусть частично утраченные. И вот какой-то колчан со стрелами, а на деле просто тумба, к которой он прикручен двумя болтами – никогда не позволит ему бросить это постылое место, где он вынужден был столько лет веселиться, а более веселить не пойми кого, бросить, чтобы никогда не видеть эту лестницу, этот фонарь, эту лохматую шишку на нём, этот тополь, который он помнит ещё маленьким заморышем.
Лев поднял голову и страшным голосом завыл на луну, прорвавшую поредевшие тучи. Луна улыбнулась, а шишка неожиданно взлетела и плюхнулась прямо под ноги.
- Чего тебе не сиделось на месте? Тоже хочешь проследить, куда увезли помойку?
- Что ты называешь помойкой? По-моему, никто помойку никуда не увозил.
- Ого! Метафора! Чудненько!
- Лети на свой фонарь, ты мне не поможешь ни с метафорой, ни без оной, не будь ты вороной!
- Самое время говорить стихами, осёл ты, а не лев.
Ворона заложила крылья за спину и заспешила вдоль натянутой ленты. Лента была вся сине-зелёная, но крепкая – ни одной зацепочки. А вот винтики… Над ними стоило поразмыслить. Один шатался как гнилой зуб, а второй почти потерял свою шляпку-пирожок. Вороны умеют мыслить только клювом, поэтому он был пущен в дело немедленно. За работой стало весело, ворона не замечала ни времени, ни какой грустный весёлый лев. Один винт вылетел почти сразу, а второй поддаваться не хотел.
- Хватит ныть! Дёрнулся бы разок-другой.
Львиные прыжки помогли – ворона едва успела увернуться от свалившейся тумбы. На земле становилось суетливо – по двору поползли предрассветные тени. Ворона вернулась на своё место, на фонарь. Красная тень, звякая железной лентой, двигалась к воротам. Подпихнула их плечом, ворота жалобно скрипнули и пропустили её наружу. Она быстро удалялась на восток. Вскоре красное пятно слилось с восходящим солнцем, ворона широко зевнула. Ей было ни грустно, ни весело – обычное утро.
Свидетельство о публикации №211051001294