Идея ошибки

These days drift on inside a fog
It's thick and suffocating
This seeking life outside its hell
Inside intoxicating
He's run aground
Like his life
«The Unforgiven III», Metallica
Скульптор каменных гримас
Солнце невыносимо слепило глаза, но, к счастью, Саймону  пришлось расположиться к нему спиной. Он не спеша извлек из кейса винтовку, и приступил к подготовке для стрельбы. Прикрепил к ней сошки для устойчивости оружия, поставил их на край крыши - как раз напротив подъезда, где с минуты на минуту должен появиться «клиент». Саймон был заказным убийцей, и называл «клиентами» тех людей, чьи дни были уже сочтены заказчиком.
И вот, очередное дело. Банальная до зуда в пятках ситуация: нужно убрать одного крупного банковского воротилу, который ну очень сильно мешает бизнесу другой, не менее грозной в этой деятельности фигуры. Ее Саймон, конечно же, не знал, все происходило через посредников, как положено в таких мероприятиях. Отказываться он не хотел – ему гарантировали довольно кругленькую сумму. На его счету было уже немалое количество «ненужных» людей, преимущественно лиц, промышляющих в сфере бизнеса. Всегда работу он выполнял чисто, без шума, профессионально выбирая место для ее совершения.
Сегодня ему предстояло залечь на крыше двенадцатиэтажки. До предполагаемой цели это приблизительно составляло сто с лишним метра, что идеально вкладывалось в эффективную дальность стрельбы его винтовки Accuracy Warfare. Мощное решение при разных колебаниях погодных условий; отличное пламене-, и шумоподавление со специальным интегрированным глушителем. В общем потрясающая для стрелка вещь. Еще один немаловажный элемент: контактные линзы Саймона, которые были просто чудом: они улучшали его зрение по нескольким параметрам – резкости, цветокоррекции и контрасту объектов в слабоосвещенном месте.
Улегшись, Саймон приник глазом к прицелу, хватаясь за удобный для пальцев приклад правой рукой, и касаясь холодноватой ствольной коробки – левой. Через приближенное изображение он бегло осмотрел окрестности. Та дорога, по которой должен приехать автомобиль «клиента», с такой высоты была видна как на ладони. Легкий ветерок, который бы не почувствовал ни один другой человек или не придал ему ни малейшего значения – Саймон учуял и учел его направление. Это означало, что при стрельбе ему важно было сделать поправку, которую учитывают все без исключения снайперы. Она была ничтожно мала: прицел при наведении на будущую цель сдвинется лишь на доли миллиметра ; но так необходима Саймону, стрелку высшего класса, «ювелиру» в своем роде. После полуминутного вглядывания в перспективу уходящей дороги, он наконец узрел приближающийся матовый «BMW». Саймон достал из внутреннего кармана своего плаща фотографию «клиента». Лысое, довольное лицо с голубыми глазами; нос картошкой и широкий двойной подбородок. Это изображение вызвало отвращение у Саймона, и это его еще больше раззадорило убрать немедленно этого вонючего урода, и немедленно засунул снимок обратно. И никаких больше иных, мешающих чувств. Он хищник, они – жертвы. Только все более очеловечено: он не прыгает на них из засады и вгрызается в глотку, чтобы съесть, а методично и аккуратно стреляет им промеж глаз, получая за это вполне удовлетворительный гонорар для дальнейшего существования. Это Саймон считал вполне оправданным аргументом для убийства.
Автомобиль подъехал к главному входу дома, где жил «клиент». Он что-то говорил своему водителю – Саймон видел все происходящее в автомобиле, благо, была отличная оптика. Наконец субъект вышел из автомобиля, договаривая еще что-то через окно. Вот он распрямился, оказавшись прямо лицом в перекрестье прицела – как раз нужный момент для выстрела! Саймон в доли секунды запер затвор, сделал поправку на ветер, коротко вдохнул, целясь прямо в лоб «клиенту». Это всего лишь курок, а там – всего лишь мишень, которую нужно быстро и качественно убрать. Мягкое нажатие спуска. Выстрел. Тихий и короткий. Как хлопок. Гильза не успела упасть на пол крыши – Саймон сразу после выстрела молниеносно поймал ее в воздухе, как поганую муху. Ничего нельзя оставлять после себя.
Красная, аккуратная точка, четко посреди лба у жертвы. И лицо, даже не успевшее удивиться. Саймон всегда фиксировал то выражение, ту гримасу, которая появлялась у жертв в то жуткое предсмертное мгновенье. У него уже накопилась довольно огромная коллекция этих «снимков» в памяти. В лицах не было ничего особо ужасного во взгляде, но все же присутствовало нечто едва уловимое, что характеризовало их как безвольных участников той фантастической несправедливости, что добралась и до них. Субъект после секундного замирания, упал на асфальт.
Водитель, видимо не ожидавший такого поворота событий, застыл на мгновение, затем быстро открыл дверцу и пулей направился к трупу. Но этого Саймон уже не видел. Надо было уходить. На упаковывание винтовки у него уходило не более двадцати секунд, поэтому не прошло и половины минуты, как, скользнув невидимой тенью вдоль бортика крыши, он выскочил на лестничный пролет и торопливо спускался вниз.
Выйдя через черный ход, Саймон направился между смердящих мусорных баков и бездомных псов к выходу из двора. Возле зева арки его уже поджидала машина. Это был обычный, ничем не приметный «ВАЗ» седьмой модели. За рулем вальяжно сидел посредник, стряхивая пепел с сигареты за окошко, и  еще кто-то рядом с ним. Саймону пришлось сесть на заднее сиденье. Он не успел хлопнуть дверью, как автомобиль резко дернулся с места. Встретившись с водителем взглядом в зеркале заднего вида, Саймон сверлящим взглядом уставился на него. Посредник не выдержал и отвел глаза.
- Как все прошло? – Спросил тот.
- Нормально – Отозвался Саймон.
- Ты хоть того грохнул, кого надо? – Оскалился посредник.
- Да.
- Ну-ну! – Загоготал водитель.
- Деньги? – Скорее потребовал, чем спросил Саймон.
- Какие деньги? – С деланным удивлением парировал посредник.
- Ты меня за идиота держишь? – Холодно, без какой-либо эмоциональной окраски, сказал Саймон.
- Нет конечно же! Как я… - Посредник не успел договорить - его заткнуло прохладное дуло пистолета, упершееся в затылок.
- Ладно, ладно, шучу, – Примирительным тоном протараторил тот, - Артурчик, давай ему бабло, а то он нас тут всех перестреляет – Усмехнувшись, сказал посредник.
Человек, сидящий рядом с ним, достал стоящий между ног чемодан и протянул на заднее сидение Саймону.
- Сколько там? – Спросил Саймон, убирая пистолет в недра плаща.
- Как и договаривались, пол лимона.
Саймон ничего не сказал, лишь положил чемодан рядом с собой на сиденье.
Всю дорогу они молчали, лишь когда посредник решил включить радио «Шансон», Саймон многозначительно кашлянул, музыка сразу умолкла. Такую музыку он презирал и считал, что она создана быдлом, чтобы ее такое же быдло и слушало. В тишине через двадцать минут они доехали до окраины города, где Саймон оставил свой автомобиль. Без прощаний, он вышел из машины, хлопнул дверью и даже не посмотрел в их сторону.
Уже, через пять минут, сняв плащ и надев черный дорогой пиджак, он мчался на своем «Porsche 911» по автостраде на предельной скорости. Этот заказ он выполнял в другом городе, не там, где проживал сам. Мембрану колонок в машине разрывали брейкдауны басов и мощная голосина вокалиста «Металлики» - любимой группы Саймона. Прежде, чем приехать в город, он успел прослушать около четырех альбомов – езды было около трех с небольшим часов. К этому времени на город уже опустились сумерки. Он остановился около элитного ресторана под названием «Миллениум» - надо было поесть, а есть Саймон любил, и не что попало. Пройдя мимо статного швейцара, открывшего ему массивную дверь, Саймон прошел внутрь. Здесь тихо и спокойно играла инструментальная музыка, интересно пахла смесь женских духов с изысканной пищей. Он прошел почти в самый конец зала, и по своему обычаю уселся за предпоследний столик напротив окна – Саймон здесь был частым посетителем. К нему тут же подбежал официант лет пятидесяти, услужливо склонился около него с меню, и тихим баритоном поздоровался:
- Господин Бейкер, здравствуйте. – Это, конечно, была ненастоящая фамилия Саймона, равно как и его имя.
- Здравствуйте.
- Чего изволите? У нас фейжоаду с осьминогами как всегда превосходен!
- Сегодня никаких осьминогов, - Скупо улыбнулся Саймон, - У меня изжога.
- Тогда позвольте предложить вам Каччукко! Он даже лучше, чем как его готовят в Ливорно, итальянской родине этого блюда!
- Любопытно. Пожалуй его я и закажу. И, пожалуйста, как обычно коньяк.
- Чудесно! Через двадцать минут он уже будет отдавать ароматным паром вареных морепродуктов у вас на столе! – Официант быстро сделал пометку у себя в болкнотике, повернулся и устремился на кухню.
Саймон посмотрел, как в окне безмятежно ходили люди под майским небом, прогуливаясь по аллеям между красочных клумб. Не подозревая, что за стеклом ресторана сидит человек, готовый убить каждого из них. Не задумываясь и не колеблясь. Лишь бы заплатили. Некоторые прохожие улыбались, а Саймон представлял их лица, обезображенные ужасом перед неминуемой смертью. Он считал, что каждый должен быть готовым умереть в любую секунду. Если ситуация безвыходна, и человек уже не может ничего поделать – он не должен унижаться крича, рыдая и моля о пощаде. А просто принять все, как есть. Многие боятся даже естественной, от старости смерти – глупые, подумал он. Наивные. Представляю, как вы будете трепетать далеко не от такого жизненного исхода.
Размышления прервало появление официанта. Он аккуратно поставил большое блюдо, накрытое крышкой на стол. Эффектно сорвал ее со словами:
- Бон аппетит!
Саймон учтиво кивнул.
- Сейчас принесу коньяк, - сказал официант.
Когда Саймон возвращался домой после сытной трапезы, на улице было уже совсем темно. Поставив машину в подземный гараж, он поднялся к себе наверх. После сегодняшнего дня он немного был уставшим. Переодевшись, он завалился на кровать и включил огромную плазменную панель, которая занимала чуть ли не всю стену комнаты. Переключив моментально какие-то новости, Саймон нашел какой-то старый боевик про Афганистан. То что надо, хоть и напоминало о его нелегком прошлом. Но ему было откровенно наплевать, что было, то было. Как кто-то сказал «Память имеет свойство забывать, иначе нас бы это убило». Отличная фраза. А Саймон как раз и умел, что забывал все неприятное или ненужное. Под такие размышления от коньяка и усталости хотелось спать. На фоне разрывающихся гранат и трещащих очередей он медленно проваливался в забытье.

Wish I was too dead to cry
My self-affliction fades
Stones to throw at my creator
Masochists to which I cater.
«Bother», Stone Sour
Умозлоключение
Он проснулся от мгновенно наступившей тишины. Саймон открыл глаза. Будто из громкого концерта он в доли секунды перенесся в заглушенную камеру. Тишина шквалом настигла его, как нечто неожиданное и выходящее за рамки нормального.
Таймер на телевизоре давно отсчитал возложенные на него двадцать минут, тем самым давая устройству отдыхать вместе с хозяином. Он ощущал нечто странное, творившееся в его голове до пробуждения. Снилась какая-то белиберда, которая вгоняла в тупик размышления Саймона еще во сне. Их он уже не помнил, но то гадкое послевкусие осталось, и пыталось вернуть это уже в бодрствующее состояние. И делало это с большим успехом – с геометрической прогрессией восстанавливались детали сна, от самых малых до значащих. Но что могут значит эти страшные логические несоответствия, которые  нереально передать не то, что словами но и составить мысленный образ?!
Саймон резко поднялся с кровати.
Сколько сейчас времени? Он включил свет и посмотрел на настенные часы. Была половина третьего. И вот Саймон начал вспоминать более подробно те ощущения, что ему снились. Время на циферблате, между цифрами, делилось на бесконечности, переживание коих равнялось жесточайшей пытке, не сравнимой ни с какой физической болью, которую он успел испытать за свою жизнь. Это было некое нервно-импульсивное состояние. Хотелось отвлечься, подумать о чем-то обыденном или может быть даже нелепом. Но нет. В голове господствовал некий страх, совершенно ничем не обоснованный, и потому, в своем ощущении – еще страшнее. Успокоиться. Настроиться на то, что это просто последствия сна, в котором были некие нелогические процессы, сильно упечатавшиеся в подкорку мозга, не более. Что скоро все пройдет и он уснет. Но именно эта мысль его и вгоняла в угол – приходило осознание того, что ничего не пройдет, мало того, будет длиться вечность; и что он не заснет – тем более. Да что же это, черт подери?!
Саймон думал, может его что-то взбодрит, приведет в чувство и к нормальному мышлению. Попробовал отжаться от пола. Пятьдесят раз. Ничего. Еще пятьдесят. Аналогично. Сто. Только запыхался. Все то же, и, похоже, еще больше усиливается. Вбежал на кухню, открыл холодильник и взял оттуда лимон. Начал есть, совершенно не разрезая его. Зубы вгрызались в толстую желтую кожуру, увлекая за собой ломти кислого цитруса. И этот способ не помог вернуться к реальности. Становилось все страшней и страшней. Ему было стыдно даже подумать, что такой человек, как он, беспощадный, жестокий и кровавый киллер может так чего-то бояться. Но в том-то и дело, что нечего. Просто так, как что-то перемкнуло в голове на режим паники, и тогда нормальность начинает искажаться на глазах, приобретать все новые, уродливые формы.
У него было такое ощущение, будто попал в пространство без времени и направления, пытался, глядя на часы, привязать себя к определенному времени, но он будто лишняя частица, лишний атом в этом континууме, хочешь найти себе в нем место – и не находишь; вектор движения – тоже тщетно. Будто пространство вокруг сужалось все больше и больше. Оно постепенно доходило до таких степеней сжатия, что, казалось, дальше некуда, но все равно упрямо продолжало свое гнусное дело, угнетая психику Саймона.
Он остро ощутил, что нужно было срочно с кем-то поговорить. Вживую. Он чувствовал, и был почти уверен, что это должно помочь хоть как-то нейтрализовать разрушительное действие этого сумасшествия. Но не с кем было. Даже с самыми близкими друзьями, криминальными авторитетами – не о чем было с ними разговаривать, ибо общение зачастую шло по делу. Тем более являться к ним так поздно самому дороже, даже хоть Саймон являлся далеко не из робкого десятка. Это было невыносимо – надо что-то делать, но не знаешь что; кому-то сказать – сочтут психом и осмеют. «А может я и действительно псих? – вдруг пронеслось в голове у Саймона, - Быть не может. Ложился вполне здоровым и уравновешенным, проснулся – в таком вот бреду». Нет! Дальше это не могло продолжаться. Разум был слишком омрачен и возбужден одновременно чем-то странным, что Саймон и не заметил, как быстро, не колеблясь и не ужасаясь, он нашел выход из этой ситуации. Суицид. Только это и ничего другого. Надо только найти способ. Пистолет? Вот так вот взять и выстрелить себе в рот или в висок? Эта мысль пугала и одновременно манила. Саймон достал пистолет из своего плаща, висящего на тремпеле, осмотрел его… Дерьмовая затея. Не сможет. Где же делась его смелость и решимость принимать быстрые и оперативные решения в экстремальных и непредвиденных ситуациях? – Как ветром сдуло. И эта мысль подстегнула его, наравне с леденящим чувством, что эта паническая тревога никогда не пройдет, будет вечно назойливой мухой бесноваться от края до края нервных клеток мозга, пройдет по всем их окончаниям, оставляя болезненный след неотторгаемого страха, подстегнула его. Вздернула и взвила к принятию быстрого плана: таблетки? Наглотаться и сдохнуть? Саймон слышал много историй, что в случаях суицида именно таким, «медикаментозным» способом, многие выживали, а немалая часть из них мучилась в страшных муках еще несколько дней.
Повеситься? Идея. Саймон обшарил весь дом в поисках мало-мальски чего-то похожего на веревку. Не нашлось. Тот единственный обрывок старого шнура, что нашелся в кладовке, был похож больше на нитку, которая порвется при малейшей же нагрузке. Да и если подумать, куда ее привязывать? К люстре? Сорвется ведь вниз под весом Саймона.
Прыгнуть с окна. Но, учитывая что он живет на восьмом этаже, это низко для смертельного исхода – люди падали и с девятого, выживая при этом, ограничиваясь переломом конечностей и позвоночного столба. Значит надо найти место, достаточно высокое. Саймон вспомнил, что в его городе, на противоположном конце, строится новый, в будущем элитный дом. Вроде бы двадцатипятиэтажный. Его уже достроили в высоту, но только сам «скелет», а работ, судя по его незавершенному виду, еще предстоит полно. Решено! Надо быстро туда добраться, ибо это погружение в царство душевного мрака и безысходности все невыносимей и ужасней, не сравнении ни с чем, что можно было бы придумать самым изощренным умом планеты. По крайней мере, так твердо и бесповоротно решил Саймон.
Он быстро выбежал на стоянку, разблокировал автомобиль, сел, завел, развернулся и вырулил на выход. Когда Саймон выехал на главный проспект города, на нем было чисто от машин и пешеходов и только одинокие фонари уныло и тускло освещали дорогу. Можно разогнаться как можно быстрее. Но, похоже, в таком состоянии, он был способен так нестись и в светлое время суток, наезжая на людей и врезаясь в автомобили – сделать все, лишь бы быстрее добраться до желаемого места. Промедление равнялось смерти, но и ускорять события – означало убить себя. И он не знал, что из этого хуже. Саймон пытался себя несколько раз одернуть, вытащить самого себя за волосы, словно Мюнхгаузен, из этого болота накатывающего страха. В некоторый момент мысли шквалом шли в определенном направлении, но в итоге обреченно натыкались на невидимую стену, не позволяющую им идти дальше. Сразу все видение жизненного бытия становилось безысходным, а потому – бессмысленным. От этого становилось ужасно страшно, потом наступала паника. Все в голове начинало крутиться смерчеобразно, завлекая за собой случайные картины обрывков воспоминаний, далекие голоса, фрагменты недавно пережитых ощущений. Все это безжалостно кромсалось, смешивалось, заново переживалось Саймоном, но ни в какую не хотело усваиваться, а только усиливалось с невыносимой интенсивностью. Он пытался перенаправить свое мышление  на что-то простое и приятное, лишь бы не было этого ужасного бурления безобразия. Но и эти мысли захватывал смерч, заставлял вращаться туда, куда было ведомо ему одному. В пиковые моменты Саймон чуть ли не терял контроль над собой, чудом не падая в обморок. На лбу у него выступила обильная испарина, которая падала тяжелыми каплями на руль. Дальнейшие раздумья превращались в сложнейшую задачу, не имеющую решений.
Двигатель выл, как сумасшедший, выжимая из себя максимум килооборотов, который мог позволить этот красавец «Porsche». Сокращая себе путь, Саймон проезжал прямиком по клумбах, не принимая советов GPS-навигатора. Однажды, выехав на площадь, он чуть не врезался в бортик, ограждающий фонтан, лишь в последний момент выкрутив руль, частично задел его. С правой стороны что-то лязгнуло – видимо, несладко пришлось автомобилю при стычке с камнем. Но если автомобиль еще ехал, значит и не стоит обращать на это внимание. Саймон повернул на строящуюся дорогу, протаранив мусорные баки и проехав через кусты. И как назло шел дождь – задние колеса пробуксовывали взмокшую глину. Но ехать уже не долго – вот, собственно, в паре сотен метров и высилась новостройка, как огромная черная глыба на фоне слегка просвечиваемого луной неба.
Саймон резко затормозил, что машина еще по инерции прокатилась около пяти метров. Вышел, не выключая фар – то ли забыл, то ли просто не хотелось. Он и сам не знал, почему.
Забор из металлических синих листов полностью огораживал  по периметру здание и прилегающие к нему рабочие территории, лишь в одном месте оставляя место воротам – для въезда техники и строительного персонала. А тем временем в воспаленном сознании Саймона все так же бесновался неудержимый поток мыслей. Окружающая действительность утрировалась во взбудораженном сознании: огни в недалеких домах, свет фар казались сильным свечением, слепящим и ярким как солнце - еще чуть-чуть – и глаза начнут слезиться; мелкая морось казалась интенсивным градом, обивающим все тело; легкий шорох деревьев слуховой аппарат синтезировал как жуткий скрежет железа. Все в очередной раз невыносимо до невозможности. Пора покончить с этим, превратившись кровавую лепешку.
К счастью, охраны этого строения не обнаружилось, поэтому Саймон перелез через закрытые на замок ворота беспрепятственно. У него-то была отмычка на любые замочные скважины, но легче и быстрее было перелезть. Пробежав по невообразимо развезенному в жижу грунту, он залетел на лестничную площадку и бегом начал подниматься наверх, пару раз чуть не упав от налипшей грязи на туфлях. Через пять минут он уже достиг последнего этажа. Дверь на крышу была заперта. Вот и пришло время воспользоваться отмычкой. Две минуты повозившись с нею, - из-за кромешной тьмы ровным счетом ничего не было видно и пришлось все делать на ощупь, - Саймон вышел наружу. Кучи всевозможного строительного хлама валялись по всей слабоосвещенной плоскости крыши. Пришлось обходить эти завалы, чтобы добраться до края.
Он глубоко вдохнул и посмотрел вниз – почти ничего не было видно кроме одинокого, стоящего в тусклом лунном свете бульдозера. От такой высоты немного закружилась голова – на интуитивном уровне Саймон себе представил, насколько же все-таки это высоко и смертоносно для прыжка. Но эти мысли быстро перекрывались теми неведомыми по своей природе паническими ощущениями, что обволакивали Саймона все время. Попытки вернуть адекватность мыслей были громоздки и неповоротливы, как троллейбус, а поэтому – совершенно бесполезны. С каждым мгновением, каждой секундой это все нагромождалось всяким сором в голове.
Слишком много образов. Визг пуль, собачий лай где-то из переулка, перекошенные от ужаса лица, мелкие брызги крови, масса воспоминаний: нужных и давно забытых - все это стремительно проносилось в его сознании на грани восприятия под какую-то запевку из рок-композиции. Over and over. Все то же, только меняя ракурсы видений, чуть искажая их и меняя тембральную окраску той самой запевки до невыносимых низких звуков, будто магнитофон зажевал пленку кассеты. Сейчас он прыгнет, и все. Неужели все так? Нелепо, бессмысленно и беспощадно. Думать о собственной смерти, оказывается, очень зловонно и пугающе до чертей. О чужих загубленных жизнях ему удавалось рассуждать как о части деятельности, как о работе, но не более. Исход своей жизни он видел далеко не таким жалким, какой намечался в перспективе его рассудка. Точнее, он вообще никогда не задумывался о своей смерти, но и никогда бы не смог вообразить себе, что таким позорным способом он погибнет от собственной же руки. Смешно. Убийца, до этого момента уничтожавший без уличений совести других людей,  сам же себя и убивает просто из-за животного страха перед ничем. Саймон, к его невероятному удивлению, обнаружил, что жизни тех загубленных людей такие же, как и его, ничем не отличаются. Такие же вот жалкие – они были жестоко застрелены, ничего до этого не подозревающие. И он – успешный и авторитетный киллер, ни с того ни с сего срывается, как ужаленный в причинное место, и неистово хочет разбиться.
В этих размышлениях он простоял на краю крыши минут десять, не заметив, как дождь перестал моросить. Черт с ним. Какая разница.  Это будет альтернативной концовкой его жизни. Далеко не таким ее завершением, о каком он мечтал, но ничего уж тут не попишешь. Саймон твердо решил расстаться с жизнью во что бы то ни стало, лишь бы прекратилось это патологическое сумасшествие у него в голове, прожигающее до мозга костей. Пора окончить эту душевную катастрофу. «Сейчас или никогда. - подумал Саймон, - Что значит никогда, если я все равно это сделаю? Но потом будет поздно и еще хуже, чем секунду назад. Нет! Это надо сделать мгновенно!»
Опять посмотрел вниз. Взять вот так стоять и, наклонившись, упасть вниз? Лучше иначе. Можно разбежаться и потом, сильно оттолкнувшись, прыгнуть вниз. Решено. Так и будет. Саймон отошел метров на шесть от края, и, не задумываясь, стартовал. Пару раз оттолкнувшись вперед,  неожиданно земля ушла из-под ног и он упал, больно ушибив предплечье. Саймон громко выругался. Не учел, что поверхность крыши была скользкая от недавнего дождя, и из мусора валявшемся на ней, подвернулся полиэтиленовый пакет. И неожиданно, на крыше раздались голоса из раций и какой-то командный лай, раздающий приказы. Саймон обернулся – на него надвигалась группа вооруженных до зубов солдат. Похоже, это был спецназ. Они нереально быстро подбежали и окружили Саймона, что он даже не успел встать. Наставив на него свои автоматы, они неподвижно стояли, словно чего-то ждали. Но они начали быстро менять свою окраску и четкость – размылись и растворились в пространстве, будто их и не было доселе. Значит, наступила-таки уже пиковая точка этого ужаса. И вот как - в виде галлюцинаций. Саймон встал, отряхнулся, и прямо перед собой, метрах в трех, увидел человека. Он стоял, скрестив руки на груди, так непринужденно, будто сейчас не глухая ночь и не крыша стройки а какой-нибудь парк – как будто все, как положено и ему здесь место. Опять галлюцинация? Саймон не мог дать отчет себе равно как и в подтверждение, так и в отрицание этого.
- Приношу тысячу извинений, что помешал вашему акту суицида! – Спокойно сказал незнакомец.
Саймон быстро изъял из кармана брюк пистолет и направил в того человека.
- Ты кто еще такой, черт возьми? – Он изобразил на лице презрительную гримасу.
- Я хочу вам помочь.
 - Чем?
- Насколько я понял, если бы вы не поскользнулись, то сейчас бы лежали во-он там, - он показал дугообразным движением пальца за спину Саймону, где был край крыши, - Как чипс, расплющенный о землю? – Все с тем же спокойствием ответил мужчина.
- Допустим. На кого ты работаешь? Мент? – передернув затвором, спросил Саймон.
- К органам правопорядка я не имею ни малейшего отношения.
- А к чему тогда имеешь отношение?
- Можно сказать, психолог.
- Что значит «можно сказать»?
- Это по диплому. А так область моей деятельности шире. Вообще занимаюсь полу теоретическими исследованиями в области теории хаоса и случайных событий.
- И какого рожна ты приперся сюда?
- Еще раз повторюсь: я хочу вам помочь. Видимо, вас сподвигла какая-то причина для осуществления самоубийства. Мне хотелось бы с вашего позволения с ней разобраться.
- Тогда как ты узнал, что я буду именно здесь и сейчас?
- Давайте это обсудим в более комфортном месте, ибо, эта крыша не располагает, не находите? И, пожалуйста, уберите пистолет. Мне неприятно смотреть в это дуло вместо вашего лица.
Но он уже не выстрелит. Саймон сейчас четко понял, что он стоит перед выбором между  двух вариантов: точно посредине между прыжком в безвременье и человеком, оказавшимся здесь в такое время не понятно почему, который говорит, что хочет помочь. Хоть эта помощь может быть и сомнительна, и Саймон ему, конечно же не доверял, но он кое-что почувствовал. В процессе разговора начала теряться по малейшим крупицам та нить, что связывала все эти панические ощущения. Нет, они еще не пропали, это ужасное чувство еще продолжало шастать в голове, но понемногу начало увядать. И это не могло не обнадеживать: разговор ему сейчас просто уничтожал все безобразие, творившееся в голове, и восстанавливал утраченную было энергию. Кто бы тот тип ни был и что бы он не знал, стоит с ним поговорить. К тому же держа все в себе, ему порой хотелось поделиться теми мыслями, тем мраком, что заполняли его сознание. А на крайний случай, если у Саймона возникнуть хоть малейшие подозрения – он его просто застрелит в любой момент. Он опустил пистолет.
- Пока есть шанс – нельзя проигрывать. Но не теряете ли вы нечто существенно большее при его осуществлении? – Вдруг сказал незнакомец.
- Это ты о чем? – пряча пистолет, спросил Саймон, слегка выгнув в недоумении бровь.
- Пусть это будет моим комментарием к вашим самоубийственным намерениям, - Из уст мужчины это звучало странно и непонятно, но Саймон сейчас хотел ответа на главный и, к его стыду, очень волнующий вопрос:
- Ты хотел мне помочь. В чем?
- Значит, вы готовы со мной поговорить? – поинтересовался незнакомец.
- Смотря о чем. – Но тут Саймон уже кривил душой. На словах он хотел казаться важным и лаконичным. На самом деле был готов разговаривать хоть о популяции полярных белых медведей, лишь бы не молчать и не оставаться наедине с самим собой. Саймон почувствовал, что его сейчас прорвет на разговор, и разного рода вопросы (не важно даже какие и правильно ли они сформулированы) неудержимым потоком хлынут из него, и он еле себя сдерживал.
- Как я видел, вы приехали сюда на машине?
- Это и будет объектом нашего разговора? – Усмехнулся Саймон, не выдержав.
- Нет, конечно же. Просто я хотел бы вас пригласить к себе домой, чтобы мы могли там в спокойной обстановке пообщаться. До моего дома сейчас пешком далеко, а транспорт в это время суток, сами понимаете, не ходит, – мужчина развел руками.
- Хорошо.
- Так чего мы ждем? Давайте спускаться! Только по лестнице, а не так, как вы! – сыронизировал незнакомец.
Шутка понравилась Саймону. Он про себя отметил, что еще пять минут назад за такие слова без раздумий бы пустил пулю в голову такому хохмачу. Но это был не тот случай. На лице у того мужчины каждый мускул говорил за себя, каждое микровыражение не было лишним и было каким-то скупым, но в то же время исчерпывающим и самодостаточным. От него источалась некая уверенность, что просто не хотелось не разговаривать с ним. Будто все шло по его неведомому сценарию.
Как только они спустились вниз, Саймон хотел перелезть через ограду, но незнакомец показал ему совершенно рядом большой зазор между железными листами, через который можно спокойно пролезть взрослому человеку. Надо же, в разгаре тогдашней мозговой атаки не заметил, и полез напролом.
Когда оба забрались в машину, незнакомец не преминул случая сообщить:
- Мы так и не познакомились. Вячеслав. Можно просто Славик. - он протянул руку Саймону.
Тот же думал, говорить ли ему даже свою кличку? Что он знает об этом совершенно незнакомом человеке и что от него ожидать? Но пережитые ощущения облегчения после  мозгового тайфуна, в результате общения сыграли свою решающую роль.
- Саймон. – наконец пожал он протянутую руку.
- Хм, интересное имя. Я полагаю, так как вы сразу в порыве пережитых суицидальных ощущений называли меня на «ты», то и я могу на это же рассчитывать? – Вежливо поинтересовался Вячеслав.
- Конечно, можешь, - посмотрев на него, сказал Саймон.
- Замечательно! – воскликнул Вячеслав.
- Куда хоть едем-то?
And I'll show you what I can be
And say it for me
Say it to me
And I'll leave this life behind me
Say it if it's worth saving me
«Saving Me», Nickelback

Микс здравомыслия
- Так что же вынудило тебя прыгнуть с крыши? – спросил Славик, когда они через полминуты выехали на проспект.
Саймон не торопился отвечать. Он не знал, как сформулировать этот мотив. Не мог это передать в словесном виде, а вспоминать ощущения творимых событий в голове было нелегко – он словно на некоторое время окунался в тот кошмар опять, но моментально выбрасывался на спасительную поверхность, будто ошпариваясь.
- Сложно сказать. Какое-то расстройство психики.
- Неужели такое сильное? – поинтересовался Славик.
- Сказать сильное – значит, ничего не сказать.
- Понятно, - протянул Славик, - И что ты ощущал? Нарастающую тревогу?
- Да. Страх, который хуже живого и естественного. Как боялся бы, например, человек, которого собираются убить, так вот по сравнению с моими ощущениями – это детский лепет.
- Ага. И ты тогда думал, наверное, примерно так: «Надо быстрее брать ситуацию за рога, пока она тебя не схватила меня за жабры», да? – глядя на Саймона, прищурился Славик.
- Можно и так сказать.
- Такие случаи бывают у людей, и нередко. В особенности, у которых нервная система имеет очень слабый барьер восприимчивости поступающей извне информации, и плохо борется с ее обработкой. У них в подавляющем большинстве вид деятельности либо очень однообразен  и монотонен, либо приносит сильные возбуждения мозга, - Славик вгляделся в освещаемую ксеноном улицу, - А вот мы и приехали, останови вон там, да, возле третьего подъезда. Отлично.
Когда они вошли в квартиру, то она особо ничем особенным не отличалась от самой обычной. Когда Славик включил свет, старый советский плафон осветил внутреннюю начинку: дешевые обои, протертый до невозможности линолеум на полу, зеркало в прихожей, черный велосипед «Украина», стоящий вдоль стены. Вячеслав зашел в одну из комнат, Саймон за ним.
- Присаживайся, - Славик показал на диван, устеленный покрывалом с замысловатыми узорами, - Чай? Кофе?
- Нет, спасибо, - ответил Саймон. Все в голове утихало, и это было для него наибольшим благом, больше ничего не хотелось. Только управлять нормальным ходом мыслей и общаться. Все.
- Ну на нет и суда нет, - улыбнулся Вячеслав, присев напротив Саймона в кресле, - Вот что я хотел бы тебя спросить: чем ты занимаешься? Кем работаешь?
Этого вопроса Саймон как раз и не хотел слышать от Славика. Не будет же он говорить, в самом деле кому попало, кто он такой.
- Тебе это обязательно знать? – прищурился Саймон.
- Для того, чтобы выяснить и разобрать, почему же возник этот бардак у тебя в голове, мне надо узнать твой род деятельности, и об этом я уже говорил в машине.
Но Саймон не решался. С одной стороны он думал, что Вячеслав мог быть обычной подсадной уткой из органов, но тут сразу же навязывался вопрос: как он вообще мог знать, что Саймон появится на крыше высотки в глухую ночь? Но с другой стороны, если бы не Славик, то его бездыханное тело сейчас лежало на холодной глине, и всему бы наступил конец. А так он жив – и это хорошо. Нет, это здорово! Кем бы Славик ни был, стоило ему все рассказать. Саймон все же  хотел верить этому человеку, что тот в самом деле ему может помочь.
- Действительно хочешь знать? – Спросил Саймон.
- Да не кипишуй. Я уже много чего понял, хотя бы с того, что ты носишь при себе пистолет, - Вячеслав сделал многозначительную паузу, - Рожа-то у тебя бандитская, извиняюсь за выражение.
- Примерно так и есть. Да что примерно, так и есть по-настоящему. Я устраняю лишних людей, - все-таки признался Саймон.
- Что ж, поздравляю. Ты стал жертвой своих жертв, - пристально вглядываясь Саймону прямо в глаза, ответил Вячеслав.
- Не понял? Ты это о чем? – опешил Саймон.
- Начну издалека. Как я уже говорил, я занимаюсь исследованием в некоторых сферах теории хаоса. А значит, изучаю случайные события. Эти вопросы были бы мне  до лампочки, если бы не одна особенность, но об этом чуть позже. Значит, слушай. Если представить весь мир как единое целое, как организм или система, функционирующая и вбирающая в себя все как природные процессы, так и события, совершаемые людьми в результате их жизнедеятельности, то вполне реально в некотором плане, глядя и наблюдая за этим, но в то же время являясь участником событий, составить прогноз действий, совершаемых людьми. Обычному человеку это не под силу. Два года назад я бы и не подумал этим страдать, если бы не один случай, кардинально изменивший мои планы на будущее. Однажды, ожидая поезда в метро, я почувствовал странную головную боль, что даже на некоторый момент, усомнился, стоит ли мне идти на работу. Закрыв глаза, я увидел нечто удивительное: все пространство было вокруг меня черным, лишь одно яркое, как тоненький язычок горящего газа, свечение, расположившееся примерно справа от меня. Я повернул туда голову со все еще закрытыми глазами, и оно оказалось по центру, будто было частью реального пространства, но, открыв глаза, никаких ярких ламп синего цвета не обнаружил. Там всего лишь стояла девушка. Выглядела она мрачно, все время смотрела себе под ноги, будто отрешенная. Но когда начал приближаться поезд, она неожиданно прыгнула прямо под него, так, что у нее не оставалось ни единого шанса выжить. Это было очень трагично, я тогда еще ходил весь день в шоке от увиденного. И, что характерно – потом, сразу же, как только это страшное событие произошло, больше я не видел ничего подобного при закрывании глаз. Но это было до поры-до времени. В следующий раз, через пару месяцев, когда я находился дома и уже собирался спать, увидел то же вновь. Только это было уже более интуитивно: я видел совершенно микроскопических размеров слабое свечение и чувствовал, примерно в какой точке города оно примерно должно «находиться». К тому же, как и в прошлый раз, болела голова. И как ты думаешь, что же я увидел, когда по своим ощущениям прибыл на мост нашего города в центре?
- Ты что… Хочешь сказать… Не может быть…, - пробормотал Саймон, - Это не то, что я думаю? Ты там обнаружил человека, который хотел убиться?
- Бинго! Там оказался парень лет девятнадцати, как потом выяснилось, он был эмо. Не знаю, почему мне достался этот дар знать, где будут происходить самоубийства, но мне это как раз было на руку – я же был по специальности не каким-то там сантехником, или, скажем, программистом, а самым настоящим психологом, умеющим выводить людей из самых тяжелых депрессивных состояний. Так вот, тот псих сначала угрожал спрыгнуть, но из-за моего непосредственного вербального контакта с ним, я через десять минут уговорил его перелезть через ограду, а через час мы уже успели обсудить причину его столь сумбурного решения покончить с собой. В общем, все обошлось благополучно, он поехал домой радоваться жизни, а я серьезно задумался над своим невероятным умением.
- Подожди, но тот сопляк мог потом, на следующий же день, например, перерезать себе вены, как ты был уверен в том, что подобного не случится? – спросил Саймон.
- Ты очень сильно меня недооцениваешь, - Славик сокрушительно покачал головой, - С большим опытом психолога за плечами, умение видеть предстоящие суициды превращается в мощнейший инструмент предотвращать их и является неким клондайком прямо-таки! Даром свыше! Грех было бы провалить эти попытки психологической помощи, надо было использовать весь свой потенциал, все что знал и умел – направить во спасение этих самоубийц. Любой ценой. У них были свои подспорья ненавидеть жизнь, я же – приводил обратные доводы для продолжения жизни, ибо у каждого она уникальна, и несет определенный смысл в развитие всего бытия. Именно ты истинный влиятель этого мира. Как и все остальные. Вот возьмем, к примеру, светофор. Извлеки из него, или уничтожь какой-то элемент. Возможно он будет действовать, но вероятнее и скорее наверняка он полностью выйдет из строя, или будет не так как надо работать, что может повлечь за собой множество аварий, ДТП, в общем последствия хаоса на дороге. То же самое и про нас, людей. Уничтожь одного – тот завтра уже не придет на работу, не выполнит какое-то задание, что повлечет за собой возможную цепочку негативных событий. Того человека, конечно же, заменят на другого, но по сравнению с начальным положением событий, все развивалось бы наиболее благоприятно для всех и вся, как ни крути. Но это все выдержки из немного отвлеченной темы. Для них, тех самоубийц, кого я спасал, в том числе и для тебя, важно понимать одну очень важную вещь - не важно кто ты по социальному положению, будь то школьный учитель, чиновник, бомж или киллер: не стоит свою жизнь делить на ноль, когда она предлагает тебе осуществить с нею невероятные «математические» функции! А это неисчерпаемые возможности. Под этим стоит понимать, что ты всегда можешь найти то, что тебе действительно нравится, тот вид деятельности, что по-настоящему будет отнимать у тебя все время, то где ты будешь свой среди своего.  Важно одно желание в чистой форме, остальное – мелочи, не достойные даже упоминания о них. Ведь если человек не будет стремиться к совершенствованию себя, к самореализации в жизни, то вскоре мир попросту не сможет нормально функционировать, все будет вести к хаосу! Но, это, конечно же, не считая той работы, что приносит другим вред. Да, Саймон, тебя это как раз и касается! Понимай это как хочешь, но это действительно так. Таковы тенденции нашей жизни.
Саймон все это время сидел и глядел в сторону. На картину с изображением морского прибоя, висящую в красивой оправе. Смотрел туда, лишь бы не в глаза Вячеславу. Нет, ему не было как-то стыдно, но он ощущал особое замешательство. Тут человек перед ним распинается, говоря о прелести жизни, о ее особой ценности. А он, Саймон, мало того, что сначала с ним разговаривал не очень-то вежливо, но и представился не настоящим именем. Да и жил он в последние годы не по-настоящему. Друзья – самые натуральные бандиты, а те, с кем он дружил с юности – забыты и не вспоминаемы. Все так «суррогатно» по сравнению с тем образом жизни, что был раньше. И, что ужасно – он понял, что все-таки не привык к этому, с чем существует сейчас – нравами, привычками, характером. Он просто внушил себе, что так надо. Что это и есть ТА жизнь и среда, те сногсшибательные деньги, которых так добиваются люди. И, что еще страшней – что за прожитыми годами гора поступков. Беспринципных, подлых, малодушных – все те же «консерванты». Непоправимые поступки, измеряемые в основном количеством припечатанных к асфальту «клиентов». Нет, он не хотел как-то каяться и кричать, молить о прощении неведомо кого. Ему просто уже не хотелось заниматься убийствами – не гнусным делом, нет, а просто бесполезным, не реализовывающим его как человека. Как настоящую личность. Вячеслав действительно ему из своих слов дал понять нечто главное и в то же время едва неуловимое.
- Эй, дружище! Ты чего залип? – встряхнул его Славик.
- Да так, задумался, - ответил Саймон.
- Хорошо, если задумался. Значит, все-таки мои слова какой-то вес имеют, - усмехнулся Славик.
- Это точно, - сказал Саймон, - Кстати, я уже полностью отошел от той панической атаки, и рад, что уже все кончилось. Что не придется снова искать способ покончить с собой. Как ни странно, но для меня в данный момент это было самым необходимым в жизни. Я был готов все что угодно отдать, лишь бы это прекратилось.
- Верю. Охотно верю. Никогда не ощущал подобного, но представляю этот кошмар. Так вот, на счет того, что же привело тебя к этому расстройству, - Вячеслав пристально посмотрел прямо в глаза Саймону, - ты должен понимать, что какой бы ни была прочна и непоколебима твоя психика, как бы хладнокровно ни воспринимал ты свою работу – эта вся устойчивость до поры до времени. То, чем ты занимался, судя по всему, не один год, дало о себе знать. Нашло слабое место, просочилось в подкорки мозга и далее до самых его недр, и в итоге уютно там устроилось. Убийство. Насилие над невинными. Чувство собственной, личностной непричастности к этому на подсознательном уровне. Наверняка, и убеждение себя в том, что все идет правильно. Убедил. Но то, что заложено еще раньше в памяти – дотлевало, еще вопреки всему теплилось незаметно от тебя. И вот, в один прекрасный момент оно разгорелось синим пламенем, и взбунтовалось, вступая в схватку с твоими навязанными правилами, воззрениями и устоями. Когда ты стрелял, ты не мог не видеть убитого. Это и начало откладываться у тебя в голове, как лишний, но незаметный балласт. Твои жертвы восстали, подбрасывая огонь в это пламя. И вот сегодня это и свершилось – пожар начался. Примерно в такой образной форме этот психоз зародился и в конечном счете развился, будто вылупился, вытесняя все из твоего разума, будто делая тебя лишним в твоей же голове. Под воздействием этого отторжения тебя и вынудило к суициду.
Саймон переваривал то, что ему изложил Вячеслав. Хотелось верить, что так оно и есть. Что причины налицо.
- Я еще никогда не был так близок к смерти, не смотря на разные жизненные переплеты, - признался Саймон.
- Не будь так наивен, смерть всегда сопутствовала тебе, когда ты убивал того или иного человека. Да что там, ты ею манипулировал, подстегивал ее. Просто сегодня она решила взять над тобой верх, не вытерпев на сей раз такого унижения.
- Как вспомнится, с каким желанием я хотел броситься вниз… Будто не я был. Ты прав, нечто вытесняло все мое нутро, командуя мной прямой наводкой на суицид.
- Но теперь ведь все в порядке. Ты, по крайней мере, уже вряд ли «насладишься» рецидивом этого расстройства. Вероятность мала. Ничего просто так не случается, хотя и подчиняется случайному потоку событий, помни это. Не провоцируй свою психику, не насилуй ее ненужными и бессмысленными вещами. Если сценарий жизни идет не по твоим правилам, ты должен, нет, ты просто обязан, иметь наглость менять течение событий в свою сторону, а не забиваться под плинтус. Ведь будущее не настолько жестоко к тебе, чтоб не давать тебе шанса к воплощению своей судьбы в некий двигатель, работающий беспрерывно, и дающий тем самым самореализоваться на плоскости холста безграничных возможностей этого мира. Но и не такое лояльное, чтобы давать тебе расслабиться хоть на миг! Всегда бди, не позволяй кому-то или чему-то манипулировать твоим страхом, ибо жизнь неизбежно задавит тебя, как гусеничный трактор! И потом будешь валяться на пыльной дороге судьбы, не в силах даже простонать, не то что пошевелиться! Найди себе то, что сможет усовершенствовать тебя, «продлить» твое начало, без вреда другим, но и себе тоже не в ущерб. Я не говорю, что этот совет является некой панацеей, но он очень к ней приближен, скажу тебе по секрету. В этом случае тоже могут быть свои недостатки. В частности, многие решения, с виду правильные, и на много ходов продуманные, безупречные по своей природе и успешно реализующиеся в жизни много лет – дают свои сбои, иногда фатальные. Эту, не побоюсь сказать, допустимую норму в ходе самореализации, я называю идеей ошибки. Все, что ни делается, всегда вплетает в себя эту ошибку, иногда незаметную и не мешающую, но иногда, как сильный шум на цифровой фотографии, просто портит общую картину событий.
- Как все сложно, однако, - сказал Саймон.
- Знаешь, жизнь не так конструктивно сложна, как говорят философы, но и не так проста, как нам этого хочется. Все зависит от понимания текущей на определенном этапе жизнедеятельности проблемы, которую ты либо сможешь избежать, либо решить доступными методами, либо она будет брать над тобой верх, зло смеясь от твоего бессилия. Поэтому можно много чего преуспеть, или потерять, все зависит от манеры каждого человека препятствовать или же «подстраиваться под камасутру» подкидываемых судьбой случаев. Хотя, многое уже решено благодаря нашей предопределенности. Если человек, фигурально выражаясь, «подогнан» к определенному, скажем, графику дня, относится к неординарным ситуациям с одинаковыми подходами, и во многих случаях ведет себя предсказуемо, то, естественно, он будет подпадать под события которые тоже легко предугадать в соответствии с его самой предопределенностью. Можно предугадать поведение этого человека, реакцию на различные случаи. И, в конце концов, если его так изучить, то знающий человек может им спокойно манипулировать, словно джойстиком от «Денди». Так-то!
- То есть, если я все правильно понял, еще одним решающим фактором в моем расстройстве сыграла моя так званая предопределенность? – наморщил лоб Саймон.
- Это тоже имело немалую роль, да! Ты вел такой замкнутый, практически автономный образ жизни, запрограммированный тобой насильно, я ведь прав? Или я ошибаюсь?
- Все правильно, где-то на таком уровне все и было. Все верно подметил, черт тебя дери…
- Не зря же я психолог, - добродушно улыбнулся Вячеслав.
- Кстати, почему, когда мы были там, ну, на крыше… Ты не побоялся со мной разговаривать под дулом пистолета? Ведь я был сильно взволнован, мог и выстрелить в любой момент?
- Наивность номер два, мой дорогой друг! Сразу же, как ты меня увидел, у тебя не было злости на лице. Не было напряжения – нет, оно-то присутствовало в какой-то небольшой мере, но сразу было видно – оно шло на спад. И вообще твои глаза тогда говорили о многом. Я не видел человека, собирающегося выстрелить в меня. Я видел налет животного страха, который ты бы никаким образом не скрыл. И мое умение видеть такие нюансы – уже прерогатива моей профессии, ни больше, ни меньше. Ты тогда всем своим видом давал понимать, что тебе необходима помощь.
- Да каким таким видом? И как мои глаза могли что-то говорить?
- Никогда не устану повторять, что я пси–хо-лог! Умею видеть в человеке даже по его внешнему виду, какие на данный момент он испытывает за эмоции, что хочет сказать и собирается сделать.
- Что же я сейчас испытываю?
- Во-первых интерес, - усмехнулся Вячеслав, - А если серьезно, то я уже не вижу того страха, как тогда. Не вижу безнадежности и обреченности, будто ты спасен от страшной стихии и радуешься, что жив.
- И это так… - хмыкнул Саймон.
За окном уже начал разгоняться ночной мрак, и небо постепенно серело. Сколько он уже здесь просидел? Часы гласили, что еще десять минут, и будет как пять часов утра. Значит, Саймон здесь просидел уже около двух часов. А спать хотелось ужасно. Надо уже домой. От этой философии башка уже трещит по швам, но в хорошем смысле. Много, как ни странно, из разглагольствований Славика вынес для себя чего-то качественно нового Саймон, но этого было так много, что мозг еле успевал это все обработать. И это все хотелось обдумать позже. Как минимум после отдыха.
- Ты, конечно, круто вещаешь, но я наверное уже пойду. Пора, - последнее слово Саймон произнес на зевании, и поэтому получилось довольно невнятно, что-то вроде «поаа».
- Ну, хозяин барин! – Славик, улыбаясь, развел руками, - Я уже в принципе все сказал, что хотел. Так что, если у тебя нет вопросов, то не смею тебя задерживать. В заключение все же хочется сказать пару слов. Как ты понял, не так страшен сам суицид, как события, которые к нему привели, ты ведь это прочувствовал на собственной шкуре, не так ли? – Саймон кивнул, - Вот и здорово. Если ты правильно и рационально воспринял мои наставления, то это все должно для тебя означать, что конец света сдвигается ровно на твою жизнь! И тогда она станет твоим наркотиком, от которого невозможно отказаться. Это и должно быть квантором смысла жизни, земного существования и предназначенности. Как писали Стругацкие: «Воистину жизнь – это единственное, чему стоит поклоняться». И мне очень бы хотелось, чтобы ты в дальнейшем шел под этими знаменами, ибо твои давным-давно истлели и потеряли всякую суть, которая если там и была – то мало-мальски теплилась там совершенно недолго. А умереть всегда успеешь, это факт.
Вячеслав поднялся со своего кресла, за ним поднялся и Саймон. И когда уже Саймон выходил из квартиры, резко развернулся на пороге и остановился.
- Знаешь, ты мне очень помог. Спасибо.
Саймон давно этого слова уже не говорил. «Спасибо» проговорилось так легко, будто он его употреблял каждый день. А в действительности он брезговал этим словом как какой-то гнилой падалью. Но не в этот раз. Почему-то.
- Да не за что, как говорится, всегда рад! – сказал Славик.
- И еще… Саймон – ведь это кликуха моя. На самом деле меня зовут Виктор.
- Очень приятно, что ты все же назвал настоящее свое имя, хотя, в принципе это ведь не имеет в данном случае значения, - хохотнул Славик.
- Имеет... Для меня… - Саймон повернулся и зашагал прочь, вниз по лестнице.
Когда он сел в машину, солнце уже начало постепенно оповещать о своем скором восхождении слабо багровеющим небом. Саймон смотрел на него и понимал, что этого он мог и не увидеть, если бы не это спасение. Если бы не это чудо. Чудо ли? Да и что это вообще такое? Что под этим подразумевают люди? Случайность? Чей-то точный расчет сверху? Или чудеса происходят как само по себе разумеющееся, как обычное стечение обстоятельств без чьего-то ни было умысла? Да разве это уже важно. Гораздо важнее, что у него теперь появилась возможность начать жизнь с начала новой главы. И он это осуществит во что бы то ни стало. Когда ему тогда казалось, что пространство неумолимо сжалось и остановилось вокруг него, не давая не то что свободу телу, но и мыслям подчиняя их полностью себе. Сейчас же все было иначе, мир расступился, открыл свое живое естество, и, даже как бы пульсировал, насыщая все свое существование.
«Нет! Даже если в жизни смысла нет, я его им заполню, залью им все, чтоб лилось через край! И буду в нем не бултыхаться, а полноценно плыть! Плыть! Пока не иссякнут мои жизненные ресурсы!» - твердо решил Саймон.
После всего пережитого и услышанного за последние три часа, Саймон испытывал странное ощущение. Вопреки появляющимся кристально ясным мыслям было некое помутнение, которое все смешивало. Саймону захотелось это назвать психологическим похмельем.
Он посмотрел в боковое зеркало заднего вида. Саймон смотрел себе в глаза. И, казалось, он улавливал в них нечто такое, что люди называют искренним, человечным. Возможно, погляди ему в глаза кто-то другой, то ничего бы подобного тот и не увидел, и все заключается в то, что кажется только Виктору. Но разве не все равно? Разве ему было важно, что о нем подумал бы совершенно посторонний человек?

Броня мерседеса не гарантирует безопасный проезд,
Ведь имеются средства изменить ход процесса.
В ответ вторит только тишина если судьба решена,
Как бухгалтер в пыльной конторе сводит счета.
«Тайное становится явным», Slim (feat. Стриж)
Эпилог
Прошло полгода. За это время Саймон многое изменил в своей жизни. В первую очередь ему захотелось порвать со своими криминальными контактами. Чтобы его больше не вспоминали и не звонил. Переехал в другой город, поменял номер телефона, предварительно сказав друзьям, что улетел на мальдивы. Якобы у него обнаружили рак горла в практически последней стадии, и он хотел бы спокойно умереть где-то на берегу Индийского океана.
А на самом деле он совершенно не собирался прощаться с жизнью. Саймон все-таки нашел выход из того вонючего сортира зла и бесчинства, что был до этого в его жизни. И один немаловажный шаг по направлению к этому осуществился. Он купил себе ритм-гитару и начал активно составлять мелодии – Саймон в детстве закончил музыкальную школу по классу гитары, и теперь он решил перенести свои умения на ее электро- версию. В стиле звучания он хотел походить на группу «Металлика», какую он не переставал никогда слушать. Через пару месяцев он нашел группу, которая его с радостью приняла, и в дальнейшем  они уже вовсю работали над направлением треш-метал, активно составляя новые и новые песни. Их уже накопилось немало, и он с группой планировал их записать на студии в ближайшие дни.
Саймон захотел по истечении шести месяцев снова увидеться с Вячеславом. Поговорить с ним, рассказать о своей жизни, и о его справиться – удалось ли ему кого-то спасти, да и вообще как он поживает.
Приехав в его город, Саймон сразу же направился к дому Славика. Выйдя из салона автомобиля, Саймону в лицо дунул холодный порыв осеннего ветра. Было начало ноября, но сухие и пожухлые листья с деревьев почему-то не осыпались – таки остались нелепо висеть на деревьях. Будто не хотели готовить деревья к временному анабиозу на всю зиму. Будто пытались искусственно продлить их жизнь. Обходя лужи с черной жижеватой водой, он зашел в подъезд. Поднявшись на нужный этаж, припомнил, где Славик проживает. Позвонил в дверь. Тихо. Второй раз. Третий. Ничего не слышно. Видимо, его нет дома. Можно спросить у соседей по лестничной площадке, может быть они знают, когда Славик примерно приходит домой. Выбрав дверь напротив, он позвонил – и внутри сразу же раздался пронзительный зуммер, за ним немедленно последовала реакция: «Кого там черти носят?! Сара, открой!» -донеслось из квартиры. Кто-то лениво зашлепал по направлению к дверям, затем двигая и лязгая массой замков-засовов, открыл дверь. Это была пожилая женщина в облезшем синем халате с пилочкой для ногтей в руке.
- Здравствуйте, - сказал Саймон, - В двести семнадцатой живет мой знакомый,  - он указал на дверь напротив, - Вы случайно не знаете, когда он примерно возвращается домой?
- Вы о чем? Там никто не живет! – недоуменно воскликнула женщина.
- Как никто? – возмутился Саймон, - Здесь точно живет человек, я был у него дома полгода назад!
- Да что вы говорите! Там пустует квартира уже как минимум пять лет! Пить надо меньше, чтоб не ломились в чужие квартиры у воображаемым друзьям! Пьянь! – на этих словах она резко захлопнула дверь.
И что все это значит? Не понятно. Бред какой-то, быть же этого не может. Но что он может сделать, если Вячеслава нет дома? Не будет же он его ждать допоздна у себя в машине, он рассчитывал к ночи уже вернуться домой, выспаться и быть готовым к очередной репетиции. Ладно, как-нибудь в другой раз, - подумал Саймон. На этом он спустился вниз.
На выезде из города, он остановился на перекрестке, ожидая светофора. В машине играл его уже буквально затертый до дыр диск «Металлики». Было отличное настроение, музыка играла на максимальной громкости, да так, что в рядом стоящих автомобилях водители недобро не него косились.
Но эту музыку постепенно начал заглушать нарастающий рев. Через пару секунд стало ясно, что этот звук от несущегося мотоцикла. В этот момент светофор показал зеленый свет, разрешая встречному и попутному движению ехать. Но Саймон не успел еще тронуться с места, как справа от него мотоцикл, который несся и по идее должен был пропустить тех, кто ехал по перпендикулярной дороге, выехал на перекресток, лихо объезжая поперечные автомобили. Камаз, который направлялся навстречу движению Саймона, резко свернул вправо, чтобы не сбить этого чокнутого мотоциклиста, да так, что не справившись с управлением, опрокинулся на бок, при этом развернулся на сто восемьдесят градусов так, что из платформы самосвала по инерции начали вылетать огромные арматурины. Они летели с огромной скоростью, впиваясь в машины, шутя пробивая обшивку. За доли секунды одна из них влетела в лобовое стекло его «Порше», пробила, и пронзила напоследок шею Саймону, задев левую сонную артерию. Кровь моментально брызнула алым фонтаном в разные стороны, орошая весь салон. Саймон хотел схватиться за этот кусок арматуры, но сил не осталось двинуть рукой, она так и осталась биться в судорогах по креслу. Да и на мысли сил тоже не было – жизнь с геометрической прогрессией уходила из него, не давая ни малейших шансов вернуть что-то обратно. С аналогичными темпами мысли теряли сложность у Саймона в голове. Их вес становился никчемным.
Люди, случайные прохожие, очевидцы, стояли в шоке и смотрели на эту аварию. Некоторые уже достали мобильники и пытались дозвониться до скорой. А остальные, не особо отягощенные совестью, снимали это все на камеру, созерцая как на уникальное шоу, собирающее многомиллионные рейтинги.
А из динамиков автомобиля Саймона не переставали доноситься звуки одной из его любимейшей песни. Эта музыка была аккомпанементом его жизни, но теперь стала его реквием, и как будто в насмешку над ним, раздавались слова:
That was just your life!