Фрак с бубенчиками или День вахтёра

        Старший охранник Олег Петрович с дежурства пришел вовремя, но в гости собирались быстро, потому, как про поход на день рождения забыли. Между пассов у зеркала и гладильной доской, Зинка что-то успела завернуть в хрустящую бумажку и поставить Петровича в тупик: камуфляж и любимая футболка были решительно запрещены. Он стоял перед шкафом, анализируя гардероб. Жену у зеркала лучше не дёргать: пока не отработает программа «макияж» суета бессмысленна… Но сейчас не об этом.
        Воротник непривычно давил шею, галстук душил, как хотел, пиджак махал полами с изяществом пьяной галки. Худо-бедно добрались, поздравились, сели. Вяло выпили, что-то говорили. После очередной хозяйка вскользь спросила, кем он работает? А Зинка, солнце, весело ляпни: «Заместитель управляющего… банком… по внутреннему режиму». Все переглянулись — толком-то не знакомы. «Потом объясню» — решил Петрович. Спина, правда, выпрямилась сама. Прошелестело: «Финансы!.. Должность… Зарплата!..» На перекуре, после нескольких стопок, выяснилось — Петрович попал в среду необыкновенно благодарных слушателей. А после того как случайно запил водку водкой и вовсе «праздник пошел»!!! Смелым идеям преобразования общества позавидовали бы Маркс, Гегель и Жириновский. Что эти? Фридрих Ницше бледнел бы в углу неадекватным альтруистом. Лихость французских революционеров в новом контексте выглядела просто мальчишеским хулиганством! Рот закрываться не хотел… Монологи дополняли эмоциональные пассы о политике, «проходящие стопочки» и анекдотцы о зелёных человечках «а-ля Мулдашев». С каждым новым тостом открывалась бездна свежих мыслей и откровений…
       — Там ещё гора Калас*…
       — Гора кала?
       — Гора фаллос!?
       Он сыпал тосты за именинника, громко обсуждал танцующих, а в конце, в скатерти словно патриций в тоге, декламировал, стараясь не упасть и не материться… Текст лился сам, смех и аплодисменты заводили…
       Домой Зинка утащила с трудом.
       Дух веселья выходил из Петровича всю ночь пахуче и шумно. Жена перебралась в другую комнату и тихо сбежала на работу.

       Утро было.
       Когда в шершавое горло скользнули первые капли влаги, память услужливо стала возвращать вчерашние сцены, предательски восстанавливая монологи. «Господи, что я нёс?...» — горело в голове.
       От мутного взгляда яичницу ответно воротило…
«Из дома выйти стыдно... Вдруг наткнусь?.. Хоть лица бы вспомнить!..» Надел тёмные очки, пошел на работу. Казалось, встречные и попутчики чему-то ядовито улыбаются…
       День шел вяло, но, слава Богу, тоже кончился.
К вечеру стыд прошел, только перед Зинкой как-то неловко. Однако, сознание жены прибила суета и щелки для такой мелочи как муж не нашлось. О вчерашнем за ужином не прозвучало ни слова.
       Пара дней прошла в преувеличенном внимании к суженой. А сегодня она поделилась: «Бабы болтали, что именинница в восторге, а я счастливица, — вздохнула. — Весёлый, мол, у меня мужик!..» И, что особенно приятно: «Я и сама знаю…». 
       Только что за грустинка в любимых глазах?..

* Клаас