Мука

Ночь была страшнее всего. Сны приходили каждый вечер. Яркие, цветные, жуткие. Они убивали в нём остатки души. Если она в нем еще теплилась после всего. Вот и сегодня. Среди удушливой темноты глаза отдыхали от ярких красок дня. Стоило их закрыть и всё возвращалось. Вечные джунгли, страх, заплечный мешок. Всегда вперед, чтобы не обнаружили. Никак не удавалось убедить собственное подсознание в том, что это всё позади. Осталось там, в этом удушливом климате.
Среди размеренной жизни порой возникали мысли бежать, стрелять, спасать собственную жизнь. Особенно по утрам, после ночных баталий с собственным разумом. В теплоте маршрутки мышцы сами собой сжимались, словно от опасности. Только среди стабильной обстановки и в окружении всё тех же людей война отступала на второй план. Он жил как бы двумя жизнями. Это изматывало, доводило до безумия, которое нужно скрывать от других.
А ведь прошёл ни один год после того, как вернулся из пекла. Однако ничего не менялось. Разве что бесконечная череда женщин. Они тянулись к нему, ощущая опасность, которая так сильно их возбуждала. Он не смог бы вспомнить имена, а тем более лица. Просто каждый вечер засыпал рядом с теплым и уютным телом, пытаясь раствориться в сексе. И так постоянно. Заколдованный круг.
Работа охранником на крупном заводе особо не напрягала. Череда знакомых лиц, залог размеренности жизни. Здесь он и знакомился с теми, кто легко и просто прыгали в его постель.
На проходной он смотрел в лица этих людей с холодным презрением. Что они знают о жизни? Эти странные, вечно суетящиеся муравьи. Он улыбался, создавая видимость укрощенного зверя, сидящего на цепи. И все верили в эту лживую маску. Некоторые даже называли его своим другом. За то, что мог выслушать и порой дать дельный совет. Однако он сам никого не впускал в свою душу. Так, только внешнее, не больше. Да и кто мог бы помочь?
Тогда, на курсах адаптации, сидя напротив психолога, он безбожно врал. Все его собратья по оружию были откровенны и им прописали какие-то уколы, перемешанные с таблетками. Он видел потом их деревянные, неживые лица. Нет, пусть уж удушливые ночи, зато яркие дни. Быть зомби не очень хотелось. Психолог пытался вывести на чистую воду, спровоцировать агрессию, только не смог. Хотя был близок к намеченной цели. Только умение сдерживать себя, когда ты в окружении врагов, помогло выйти из этого испытания с честью. Да, «тех ребят», которые воевали с ним плечо к плечу не вернуть. Они стали роботами. А Истукан так вообще в тюрьму угодил. «Сдвиг по фазе», так трубили заголовки местных газет. Что они знают об этом? Держать себя в руках. Будто это так легко!
С родными тоже не особо поговоришь. Брат после свадьбы стал сам не свой. Грустные, наполненные печалью глаза. Теперь чужой. Отец как-то напоил самогонкой, развязал язык. А сам пришёл в ужас оттого, что с ним произошло. Хорошо, хоть обещал матери ничего не рассказывать.
Нет ни одного человека, с кем можно было бы разделить вторую половину жизни. Когда просыпался среди ночи и видел мирно спящую женщину рядом, то просто не хватало моральных сил для того, чтобы её разбудить. Просто вставал, уходил в туалет, курил и плакал. Слезы о тех, кто не вернулся. И не вернётся никогда. Сколько было таких ребят! Взять хотя бы Тополя, который умер, защищая его жизнь. Вот где высшая проверка дружбы и качеств человека! Прикрыл собственным телом, не раздумывая. Лучше бы не делал этого. Зачем такая вереница пустых, однообразных дней, наполненных ерундой?
В понедельник он увидел её. Она стояла у проходной с растерянным лицом, настырно роясь в собственной сумке. Не понятно, что именно его привлекло. Обычная серая мышка, с маленьким носиком и в очках. Раннее утро, скука смертная и эта особа, насуплено выискивающая пропуск. Она рылась несколько минут, до тех пор, пока триумфально не предъявила его.
Когда все уходили, эта дамочка специально возвращалась последней из проектного отдела. Им поневоле пришлось провести несколько минут наедине. Она захотела пойти к нему. Сама. Как и многие другие. Они молча ехали в переполненном автобусе, он украдкой разглядывал её. Она могла бы стать симпатичной, если бы приложила к этому усилия. На её правой руке поблескивало обручальное кольцо, залог того, что эта связь не потребует никаких обязательств.
Они долго занимались любовью, слушая музыку. Потом он просто уснул. Всё было как обычно. Ночью он опять бежал по джунглям, догоняя врага, стараясь попасть в спину, и очередная осечка  вызывала прилив ярости, в которой не было месте состраданию. Под ногами путалась длинная трава, которая цеплялась за ноги, и опрокидывала на спину. Он проснулся весь в поту и увидел рядом её глаза. Она схватила его за руки и продолжала смотреть в темноту зрачков. Словно читала по нему, как по открытой книге. Воспоминания ярким каскадом стали возникать сами собой. Только теперь не было так жутко страшно, ведь он делил их с живым существом. Блеск белков возвращал его к жизни.
Он сам не знал, сколько времени тени его воспоминаний электрическими разрядами пробегали между ними. Впервые за всё это время сладкая дремота унесла его в мир вязкого, сладкого сна. Утром они молчали, слушая Армстронга и поглощая завтрак. Всё так же не нарушали тишины всю дорогу до работы. Он никак не мог настроиться на нормальный лад, вспоминая, как легко ему стало ночью. Что тогда произошло? Недоумение заставило с нетерпением ждать её возвращения. Только она прошла мимо, равнодушно скользнув взглядом. Онемение ошпарило по нервам. Как так?
Всю ночь не мог сомкнуть глаз, вспоминая странный блеск её глаз, временное избавление от муки, спасение из мира огня и смерти.
Странно, но то время, когда над головой свистели пули, и собственная жизнь казалась единственно ценным, порой ощущалась как настоящая. А эта, где выполняешь одни и те же действия, словно бежишь от кого-то или зачем-то, пустой и лишенной логики. Нет, назад вовсе не хотелось. Просто джунгли вставали перед глазами как яркий каскад событий, света и гармонии. Гармонии, когда всё спокойно. Только это было редко. Чаще всего джунгли таили опасность. Его тело изнемогало там, под палящими лучами чужого солнца. Когда первый раз ранили, всё казалось потерявшим смысл. Плечо, прожженное пулей саднило. Всё там слишком ярко.
Пустая вереница дней убивала куда сильнее, чем всё остальное. Кругом чувствовался в его квартирке запах безысходности. Снова женщины. Они, как назойливые мухи, стремились к нему. Шептали, тая от экстаза в его руках, что он настоящий мужчина, не то, что их муж, жених, приятель. Но та странная женщина, которая подарила ему часы забвения не выходила из его головы. Каждое утро он всматривался в ее лицо на проходной и недоумевал. Такую не выделишь из толпы. Обычная серая мышка. Острый носик, совиные глаза, спрятанные очками. Он узнал её имя – Вероника. И прочие подробности биографии. Сплетниц работало много. Вероника жила с мужем. Брат повесился несколько лет назад. Тоже «воевал». Вернулся из армии, прожил год и не выдержал. Что же, он его понимал, как никто другой. Её муж работал в цехе, здесь же.
Вставал вопрос – почему Вероника не пыталась с ним связаться? Неужели ей не понравилась та ночь? Ведь он был и страстен и нежен, стараясь найти забвение в её объятиях. Череда бессмысленных дней снова окутала, закружила. Он снова забыл о ней, снова погружаясь в своё безумие. И вот Новый Год. День, которому все рады, ибо намечалось празднование за счёт завода. Его радость оставалась иной – можно уйти раньше домой. И это единственное, что прельщало. Потому как канонады петард заставляли вздрагивать и превращаться в зверя. Возвращали назад, во времена бойни. Он не собирался даже приглашать очередную женщину к себе, просто напиться и уснуть, утонуть в вязкой дрёме, попробовать убежать от собственных кошмаров. Только все его планы рухнули. Выходя из проходной и закуривая сигарету, он увидел её. Вероника ждала явно его. Она подошла и, не говоря ни слова, вынула сигарету изо рта, мягко коснулась руки и потянула за собой.
Только тут он понял, что ни разу не слышал звука её голоса. Правда, это открытие тут же стало не важным, рассыпалось от прикосновения холодной руки к его подбородку. Невыносимая нега. Не просто желание зверя утолить голод, а нечто большее рождалось от её поцелуев в полупустой маршрутке. Он даже забыл, какое у неё тело. Открытие заново.
В его квартире она включила приглушенный свет. Ему хотелось скорее перекусить и овладеть ею, изведать странное щемящее нутро чувство гармонии, как тогда, в тот день, в первый день их встречи. Но Вероника повела его в ванную. Он с трудом сдерживал желание тела, от прикосновений этой женщины едва не сводило судорогой. А сладковатый, пряный запах ее пота привлекал сильнее любого парфюма. Она мыла его, а он дал ей полную свободу, стал послушным наверно впервые за много лет. И так хорошо от этого было!
Наконец эта пытка кончилась, они сели за стол. Ему так хотелось сказать что-нибудь, дабы услышать ее голос, но мысли разбегались, таяли, превращались в пустой дым. Вика сидела в его халате, такая свежая, румяная. Без этих дурацких очков её ясные, лучистые глаза только выигрывали. Вика с аппетитом поглощала ужин, порой улыбаясь своим мыслям и ему.
В комнате она уложила его на диван, стащила полотенце, обнажив мужское тело. Он находился в странном оцепенении, ничего не делая, словно девственник на первом свидании. Вероника прямо в халате взобралась на него, двигаясь в странном, завораживающем ритме. Её движения сводили с ума. Так хотелось повалить её, побыстрее закончить, но он решил не торопиться. Когда сладкие волны охватили женское тело, часы пробили двенадцать. Он улыбнулся – ведь как встретишь Новый Год, так его и проведёшь. На этом мысли кончились, остались лишь звериные порывы и стремление к насыщению. Он уснул, прижав её как добычу, к себе. И странное дело. Не было вечных кошмаров, только убаюкивающий покой.
Утром её не оказалось в квартире. Если б не открытая дверь, то можно было б подумать, что ему всё приснилось. От приступа злости он разбил стакан, подвернувшийся под руку. За весь последующий день выкурил две пачки сигарет. Мысли об этой загадочной женщине преследовали его все выходные дни. В конце концов, он решил, что влюбился. И даже написал ей письмо:
«Вероника, Малыш, я думаю только о тебе, не могу спать, есть. Может это любовь? Я даю тебе ключ от своей квартиры, чтобы ты могла придти, когда захочешь.  Буду ждать тебя постоянно».
Он передал ей письмо в первый же рабочий день. Нервничал, как мальчишка, ожидая ответа. Постоянно курил. В обед сел поближе к столику, где сидела она. Вероника даже не посмотрела на него, обедая с мужем. Только вечером, отдавая ключи, положила его письмо, на обратной стороне которого виднелось несколько строк. Каллиграфическим почерком и карандашом там было написано:
«Послушай, мы просто провели хорошо время. О какой любви ты толкуешь? Малыш…Да так ты называешь всех, с кем переспал, а это очень много. Когда любишь, то созидаешь. А ты пытаешься разрушать по привычке. Как только новизна пройдёт, просто вычеркнешь из своей жизни и всё. Нет, я буду диктовать условия. Не нравится – скатертью дорога. Живи своей жизнью, не вмешиваясь в мою».
Не смотря на тон письма, душа его ликовала. Во-первых, она ответила, а могла просто вернуть его письмо и всё. Во-вторых, ключ Вероника всё-таки взяла.
Потом она опять пропала, уехала в командировку. Он привёл очередную женщину к себе, кормил пельменями и поил водкой. А потом никак не мог получить разрядки, истязая её тело, погружаясь в него. Словно приворожила чем Вероника. Мысли паутинкой обрастали вокруг загадочности той, которая подарила ему два дня без кошмаров. С этой, сегодняшней «бабочкой», прилетевшей на сжигающий дотла огонь его нутра, не мог уснуть. Женщина жалась к груди, грелась. Её спокойное, ровное дыхание вызывало вновь воспоминания. Опять истерзанное сердце билось громко, яркие картинки замелькали перед глазами. Он вспомнил. Да, глаза Вероники напоминали ему глаза тигра, который однажды напал на него. Та же холодная страсть, расчётливость движений. Он случайно увидел зверя вместе с детенышем. Тигр зарычал, поджал уши. Предупредил. Убегать было нельзя – хищник мог напасть со спины. Оставалось убийство. Его оружие против грации и совершенства природы. Он не понимал охотников: ради чего те уничтожают столь красивые создания? Глупцы. Сожаление оттого, что приходилось ему сделать тогда точило, изводило. А в те дни не было даже минуты, чтобы задуматься. Чисто действия, стремление выжить.
Умываясь в утреннем душе, он полностью осознал, что надо что-то делать. Ему явно нужна Вероника. А раз так, то просто необходимо её получить. Раньше он никогда не ухаживал за женщинами, даже не дарил цветы. Только раз решился, значит надо составить план действий.
Нужно узнать как можно больше о враге. Поэтому и стоял в курилке с её мужем, располневшим от времени мужчиной по имени Алексей. Тот не вызывал уважения у мужчин в цехе, скорее презрение. И дело здесь было не только в том, что Алексей являлся их мастером. Этот заикающийся мужчина оживлённо рассказывал о своей жизни, не подозревая о не праздности интереса стоящего напротив него охранника.
Что же, теперь он много о ней знал. Вероника старше него на четыре года. У них с мужем нет детей. У Вероники было два выкидыша. Первый, когда на заводе убило на её глазах молодого парнишку, а второй, когда её брат покончил с собой. Алексей учился в техникуме вместе с её братом. Может, потому, и выбран был ей в мужья?
Он смотрел фильм, когда зазвонил телефон. Сладкий, но робкий голос спросил:
- Можно я к тебе приеду? – Он сразу понял, что это Вероника. По каким интонациям догадался одному Богу понятно. Ему понравился её голос. Без фальши, искренний. Ни грамма флирта или стремления понравиться, которое так опротивело в женщинах.
- Буду ждать. – После этих слов она положила трубку. Сначала его удивило это, потом позабавило. И, правда, зачем прощаться, если они скоро увидятся?
Он купил недорогого вина, немного фруктов и цветы. Вероника появилась через час. От неё пахло поездом и земляникой. Его это позабавило. Он решил называть её теперь Земляника.
- А я привезла лаваш. Ещё теплый, с вокзала. Хочешь?
- Хочу.- Он пробовал на вкус её голос, пытался запомнить его, вобрать в себя. Такая длинная вереница пустых дней без неё! Он надеялся, что с новизной впечатлений не смоется этот вот лик такой желанной женщины.
Они ели хлеб, запивая вином. Нега умиротворения охватила всё его существо. Она рассказывала про конференцию, на которой была, да так чудно, что смех не раз накрывал его с головой. Это состояние, так похожее на детское веселье наполнило до краёв музыкой гармонии.
На улице мягко валил снег февраля, пока они предавались любви на его старом кресле. И не было после занятия любовью в нём той странной пустоты, обыкновенно охватывающей. Просто уютно вдыхать аромат её волос, хмельной улыбки. Они проболтали всю ночь, не пускаясь в странствия сна. Лишь с рассветом их сморила усталость. И снился ему его родной городок Перевоз, зимняя баня и отец с матерью.
Утром она приготовила завтрак из нехитрых продуктов, которые у него были. Потом он собрался на работу, а она домой.
- Я тебе цветы купил. – Эта глупая фраза сама сорвалась с языка.
- Зря. Не принести же мне их домой, понимаешь? Давай оборвём лепестки и бросим вниз? Всю жизнь мечтала посмотреть, как они полетят. – Они и, правда, красиво падали, смешиваясь с не останавливающейся метелью. Ярко красные на белом фоне. Она была в его объятиях, такая теплая, еще не отошедшая от ночи ласк и нежности.
- Когда ещё придёшь? – Этот вопрос мучил его с самого их пробуждения. Вероника грустно посмотрела на него.
- Не знаю. Не забывай, у меня есть муж.
- Об этом мне не забыть к сожалению. Я придумал тебе прозвище – Земляника.
- Почему земляника? От созвучия с Вероникой?
- Не знаю. Просто от тебя пахло земляникой, когда ты пришла.
- От меня пахло клубничным варением, Ангирис мой.
- Ангирис? Что это? И потом, какая разница? Просто мне понравилось это слово на вкус. Оно похоже на тебя.
- Пусть будет так. Ангирис это что-то типа Ангела у кого-то.
Ему и работалось куда лучше. Приятный дурман кружил. Он думал над различными вариантами их бесед. И даже не ощущал того, что провёл почти бессонную ночь. В обед Алексей пригласил его за их столик. Веронике это явно не понравилось. Разговор не клеился. Он украдкой смотрел на Веронику, исподволь вспоминая её стоны. Алексей нашёл тему для разговора, пытаясь обсудить некоторые проблемы его старой десятки.
Вечером она даже не попрощалась когда уходила под руку с Алексеем. Первый раз игла ревности и обиды поразили его до глубины души. Почему она предпочитает этого толстяка с архаической внешностью и набором занудства? Что у него есть такого? Машина?
Червь ревности точил нещадно. Колол острыми зубьями, выбивал из колеи. Хотелось то убить его, то её, то выкинуть из головы всю эту историю с Вероникой. Он выпил водки и лёг спать. От спиртного горячие волны окатывали тело. Приятная музыка баюкала. Сон вернулся кошмаром. Опять джунгли, вечно высеченные в памяти родные лица погибших друзей. Девственника Тополя, Кольки балагура, Бублика Пашки… Круговорот тех, кого больше нет. Как по привычке заныли старые раны. Рубцы на теле, каждая из которых могла, но не стала, роковой. Вспомнил первого убитого врага. Косые щупальца страха в глазах незадачливого воина, павшего от рук разведчика чужой страны. Он смотрел в глаза ведь точно такого же мальчишки, каким был сам. Первая кровь на его руках. Никогда не отмыться от несметного количества убитых им. Были те, кого калечили, пытали. Куда без этого…
На следующий день он не хотел общаться с супружеской парой, но не тут то было. Алексей сам пришёл сначала покурить и поговорить, а потом и пообедать. Отказываться неудобно. Вероника сияла как-то странно. Румянец был ей к лицу. Она непринужденно болтала, рассказывала анекдоты про столовые, поедая борщ. Словно в компании старых друзей. А он изнемогал. От тоски, боли и радости. Хотелось обнять её, укрыть от всех, спрятать от мира и наслаждаться таким сокровищем самому. Почему всегда так? На пути к счастью всегда необоримое количество преград.
А на дворе рождалась весна. Уходила неспешно зима, оставляя простор для возрождения. И в нем всё ликовало. Ничто не проходило зря. Он боролся с собой, с ревностью, с любовью, с желанием. Часто бывал дома у Вероники и Алексея, даже проникся симпатией к этому неуклюжему мужчине, умеющему так заразительно смеяться. Познакомился с их собакой, красивой и глуповатой колли, ласковой и чрезмерно ленивой. Дни наполнились сами собой. Отчего-то расправились крылья. Восьмого марта Вероника пришла к нему домой. Они долго болтали, целовались. Он не винил её ни в чем. Постепенно усмиряя в себе гордыню, оставил в душе лишь нежность и любовь. В конце концов, такого подъема сил и энергии в нём не было лет с восемнадцати. Решил даже поступать летом в университет Лобачевского на психологический факультет. Купил кипу книг, начал заниматься. Его мама очень радовалась за сына. Он приезжал к ним на выходные теперь гораздо чаще. Перевоз мало, чем изменялся, но был его колыбелью, домом. С отцом чинил крышу, рассказывал о своих планах. А что в двадцать семь ещё только начало осмысленной, взрослой жизни. С него будто упали оковы. И теперь он парил. Над миром, над воспоминаниями, которые не были нынче сильнее его самого. Да, Вероника любила Алексея и его, но жизнь на этом не заканчивалась. Много дорог впереди, путей. Если не суждено быть с любимой, то достаточно знать, что она дышит этим воздухом и счастлива. Его Земляника, вдохнувшая в него жизнь. Женщина, научившая любить.
С завода он ушёл летом. Устроился ночным сторожем, поступил на дневное отделение. С Вероникой – Земляникой расстались спокойно. Она благословила его на дальнейшую дорогу. Было желание позвонить ей, попытаться заставить уйти от мужа, но благоразумие оказалось выше эмоций. Как он и ожидал, рутина дней всё расставила по местам. Сложно, оказалось, совмещать учёбу и работу. Да, здесь явно было не как в школе. Атмосфера стояла сумасшедшая, затягивающая. Первая сессия, словно первая женщина – непредсказуемая, сложная, но нестерпимо интересная. Когда начинал учёбу, то ожидал, что одногруппники будут смеяться – мол, чего припёрся, дедок? Но, напротив, приняли более чем радушно. Он словно отбросил оцепенение, вдруг стал иным человеком. Даже облик изменился. Гладко выбритый, следящий за собой, уверенный мужчина. Теперь он брезговал использовать женщин для физической разрядки, хотя предложения подобного рода продолжали поступать. Зачем это? От движений без любви не получаешь истинного удовлетворения. А он ждал настоящей любви. Любви – звездопада. Той, которой сможет подарить всю нерастраченную нежность, всего себя. Он не искал, а просто ждал, подспудно зная, что придёт этот миг, явиться женщина, рождённая именно для него. Ведь, если веришь в чудо, то оно произойдёт. Иначе, зачем вообще жить? Без веры он провёл семь лет, наполненные раздирающей болью.
Во втором семестре встретил её. Преподаватель зоопсихологии. Нет, не красавица. Слишком большой нос, чтобы стать эталоном красоты. Но это лишь внешность. Роковыми стали её глаза. Карие, до боли родные, добрые. Татьяна Алексеевна. Молодая, с задором, влюблённая в свой предмет. На первой же лекции сигнал до самого сердца – ЭТО ОНА. Так хотелось всё сделать правильно! Добиваться её, ухаживать.
«Оставаясь на месте нет шансов выжить. До последнего вздоха нужно двигаться вперёд».
Так говорил их сержант. И оказался прав. Он двигался лучше остальных, быстрее. Даже тогда, во время той бойни, где погибли почти все. Движение спасло ему жизнь. Раненый в бедро, руку, осколком в бок он полз. Как Маресьев когда-то от убитого самолёта. Казалось порой нет шансов спастись, яркие обрывки детства всплывали перед глазами. Благодаря ним он выбрался. Перед глазами стояло лицо матери. Оно звало, просило, умоляло ползти. И тот послушно двигался. Потом был госпиталь. Долгие часы наедине с тенями. В борьбе за жизнь.
Сейчас он вёл что-то типа дневника, где оставлял заметки о своих мыслях. С Татьяной, оказалось, сложно найти общий язык. Она грезила животными, рефлексами, наукой. Ему пришлось перелопатить ни один учебник, чтобы обрасти понятийным аппаратом, научиться понимать её. Он оставлял ей небольшие знаки внимания в виде любимого ею рахат-лукума. Крался на кафедру, приходя раньше всех после ночной смены, и оставлял на её столике небольшое послание. Правда, подойти не решался. Она казалась недосягаемой, как луна с неба. Многие посмеивались над её влюблённостью в науку, большим носом, чудаческими одеждами. Только не он. Её филигранность, манера держать себя, преданность любимому делу заставляли его завидовать белой завистью. Такая манящая, очаровательная. Татя. Так её называл он в своих грёзах. Татенька. Каждое занятие, случайная встреча в университете вызывали в нём трепет. Во время весенней глобальной уборки он оказался рядом с ней, разговорился. Раньше боялся не найти общего языка, теперь все страхи ушли.
Таня не отказалась от его компании, он проводил её до дома. Долго стояли у подъезда. Потом она пригласила войти. В нём всё как-то съёжилось, свернулось. Неужели так просто? Неужто он ошибся и она как все? Словно специально усиливая его сомнения, она произнесла:
- Боюсь, как бы нас не поджидал неприятный сюрприз. Я ведь не одна живу. – После этих слов ему захотелось убежать, скрыться, умереть. Только он сдержался ценой неимоверного усилия.
- Может тогда не стоит заходить? Я могу и домой поехать, мне не далеко.
- Нет-нет. Так долго болтали со мной, я просто обязана напоить чаем. Ну, в любом случае, если дома окажется моя мама, то…
Дальше он не слышал слов, от возрождающейся надежды рассвело на сердце. Мама Татьяны оказалась чудной женщиной, очень домашней. Вечер прошёл славно. Приятная атмосфера, теплые беседы. Она оставила ему номер телефона.
Славно начиналась очередная весна. Всё в нём дышало. Он опять двигался, а не сидел на месте, оплакивая то, чего не вернуть. Зачем казнил себя столько лет? Кому что уготовано, тот то и принимает.
Сны почти перестали приходить. Редко-редко возвращались события боёв. Он постепенно преодолевал в себе фальшивое чувство вины и стыда. Награды не казались уже незаслуженными. Школа жизни принимала экзамен. Он впустил в себя жизнь, благодаря Землянике, отпустил всё лишнее.
Вроде всё текло, как должно быть. Однако Татя не казалась ему такой родной, как Земляника. Он не гнал события вперед, встречаясь с ней, гуляя в парках, кафе. Было интересно познавать её мир, сотканный из жизни животных. Прошла очередная сессия, остались позади экзамены и первый курс. Течение времени неумолимо влекло вперёд. Двадцать восемь лет колесит этот мир в поиске счастья. И много и мало.
В это воскресение город захватила жара. Спалось плохо, опять всплыли в памяти фрагменты джунглей, удушливые видения теней прошлого. Он видел над деревьями хлопья чистого неба, но знал, что это обманчиво. Скоро должны были пойти ливни. В воздухе пахло грозой. Вдруг из-за чащи посыпался град пуль. Так неожиданно и стремительно. Ноги несли к убежищу, среди кавардака было многое не понятно. Бок и руку противно жгло. И тут странное дело. Яркость картин начала смываться и перед глазами оказалась Земляника. Её лицо заполонило все экраны восприятия. Ему казалось, что это сон, сладкое продолжение кошмара. Но ощущения были реальными.
- Что ты тут делаешь?
- Прости, но мне было некуда идти. Я ушла от мужа.
- Сколько времени?
- Три часа ночи. Спи.
Дрёма накутала с головой. Жаркая ночь. Утром он убедился, что её появление не сон. Пора было идти на лекции, только недоумение, восхищение не пускало. Она спала, свернувшись клубочком. В ночной сорочке, с босыми ногами. Как она добралась к нему? И что будет дальше? Столько вопросов крутилось в голове, они возникали и таяли. Он дотронулся до её волос, на ощупь они были точно такими же, как год назад. Мягкие, гладкие. В душе всё пело.
- Доброе утро, Ангирис. – Словно не было этого года, долгой разлуки, того расставания.
- И тебе, доброе, Земляника.
- Я долго сплю?
- Да нет, еще только девять утра.
- Кошмар. Ну я и соня.
- Как ты здесь очутилась в таком виде?
- Обыкновенно. Шла пешком. – Пешком? Босиком? Хорошо хоть лето. Восемь остановок не малое расстояние.
- Что случилось у вас с Алексеем такого, что ты не могла подождать до утра и не бегать нагишом по улицам?
- Ничего такого, что не происходило бы с другими людьми. С этой ночи мы с ним не муж и жена.
- Земляника, вы десять лет уже живёте вместе. Сама же говорила и не раз.
- Уже одиннадцать в этом году.
- Тем более. Как же привычка и всё такое?
- Ну, ты же смог начать новую жизнь. Я тоже смогу. Не всё в болоте одном сидеть. Не смотри так угрюмо. Лучше давай позавтракаем.
Её повторное появление в его жизни внесло много сумбура в мысли. До этого всё шло последовательно и понятно. Он завтракал, косясь на женщину, сидящую напротив. Она стала даже краше, чем тогда. Этот взгляд, такой знакомый, домашний. Ему кружило голову, как от вина. Почему он тогда не забрал у неё ключ? Ведь где-то глубоко в душе жила, даже против его воли, надежда на то, что Земляника вот так вот шумно ворвётся в его квартиру.
Сколько он не пытался выяснить, что же произошло ночью, не смог. Покровом тайны окутана эта женщина. Вроде ничего примечательного в ней. Пепельного цвета волосы, большие глаза цвета сумеречных облаков, ямка на подбородке. В толпе легко затерять. Но только вопреки рассудку сердце стремительнее билось, всё его существо тянулось к ней. Даже против воли. Первое яркое пятно в его жизни. Первая любовь, настигшая в двадцать семь. Поздняя любовь. Выстраданная.
Он не верил, что может быть с ней. Сидеть вот так на кухне каждый день, смотреть сквозь призму своего восприятия на Веронику. И так слишком много выпало на него везения. Мало того, что выжил в пекле, так ещё и повстречал свою любовь. Многим везёт меньше.
Куда-то пропали мысли о Тате. Поток эмоций унёс её облик, разметал где-то. Он обнимал Землянику, сидя в темноте кинотеатра, позабыв о том, что договорился о встрече с Татой. Весь мир замкнулся в холодном зале. Фильм не отвлекал его от молчаливого созерцания воспоминаний. Так мало было встреч с Земляникой! Такой редкостью они были, эти жемчужины счастья!
Они шли из темноты кинозала.
- Мне скоро на работу. А ты куда?
- Схожу на завод, нужно забрать документы. И за вещами домой.
- Тебя проводить?
- Не нужно. Спасибо за то, что купил мне этот сарафан.
- Не стоит благодарности. А куда потом?
- Попробую найти жильё. Сниму квартиру, устроюсь в строительную компанию. В одной меня давно уже ждут.
- Переезжай ко мне. – Он ждал ответа, с замиранием в сердце. Она мотнула головой.
- Хорошо, давай попробуем. Вдруг что-то получится?

И, как ни странно, получилось. Через три года у них родился сын. Наконец-то она смогла стать матерью. Тата исчезла из его жизни легко и непринуждённо, как и Алексей. Он окончит институт и устроится работать в службу безопасности в большую корпорацию, где все приобретённые навыки пригодятся. Сны пропали совсем. Вечерами его окутывала тьма, приятная нега дрёмы. Тяжёлая мука сменилась сладкой.