Комбат
Но беда не миновала. Уже скоро ударами огромных волн катер и пустой плашкоут начало так швырять, что канат оборвался. Плашкоут исчез в серой сырой мгле. Капитан с великим напряжением старался удержать нос судна поперёк шквала и материл всё и вся. С плашкоутом на верную гибель канул его шкипер. Бросит посудину где-нибудь на береговые скалы и утопит. Сообщение на берег ничего не могло изменить. Ни единое судно, ни вертолёт в эпицентр этой круговерти не могли сунуться. Да и не возможно ничего в ней ни разглядеть, ни предпринять.
На берегу экипаж вертолёта запрашивал метеопрогноз, характеристики циклона, чтобы как-то спрогнозировать попытку подняться в воздух на поиски. И ждали.
Периодически из посёлка окликали по рации капитана. Тот уже и ругаться перестал. Измождённый он отвечал коротко. За очертаниями судна лишь ближайший водяной вал, а дальше ни зги. Один за другим, один за другим…
- …Серёг, кто у тебя там?
- Комбат.
- Чё вдруг?
- Да забухал по обыкновению. Забурился в такую бичарню'', что по весне геологи не нашли своего маркшейдера. Отвоевался и ко мне пришёл.
- Мда.
Двое суток спустя в полдень тучи разорвало. И из бреши в густо серой пелене в берега ослепительно ударило солнце. Предупреждённый с больших судов о маршруте “глаза циклона“ экипаж вертолёта поднялся в воздух буквально с первыми лучами. Около четырёх часов лётной погоды и полный отлив давали какие-то шансы. Машина понеслась вдоль клифов''' в район, куда предположительно могло выбросить плашку. Вертолётчики и прильнувшие к иллюминаторам спасатели напряжённо всматривались в береговую полосу. Море временно отступило от обрывов и галечных пляжей. Им параллельно шириной в километр простиралась полоса грязной воды с обилием островов морских отложений и торчащих скал.
Через пятнадцать минут полёта заметили по курсу тёмное пятно и скоро поняли, плашка. Она была среди невысоких скал, тянущихся вереницей в море от выступающего мысом клифа. Сотня метров от берега. Приблизившись, увидели удручающую картину. Плашкоут был брошен на камни, одним бортом получил огромную пробоину. Штормовые волны, со всей своей яростью лупившие его в другой бок, нанизали судно на скалу и через пробоину забили валунами, галькой и песком. Маленькая рубка была вырвана, её основание зияло рваной дырой. Похоже, до водружения на этот скальный постамент плашкоут неоднократно переворачивало, ободрало обо дно всё, что некогда возвышалось над палубой. Видуха была аховая.
Увиденное побудило командира облететь ближайшие берега. Каждый на борту, понимая его манёвр, про себя с ним согласился. Но, за полчаса полёта не обнаружили ничего. Всё же, пока отлив даёт возможность, надо заглянуть в плашку. В салоне вертолёта спасатели уже привели амуницию и снаряжение в соответствие к предстоящей вылазке.
Вертолёт завис над галечным островом в нескольких десятках метрах от плашкоута. Четверо спрыгнули с высоты пары метров. Машина отлетела в сторону берега, где по уговору должна была забрать десант.
Пока мужики преодолевали затопленные и заиленные участки до плашкоута, вертолёт приземлился на берегу и затих. В бортовую пробоину протиснуться не было возможности. Скальные выступы и намытые валуны и галька так заполняли её, что внутрь просунуть можно было только руку с фонарём, но разглядеть внутри ничегошеньки. Общими усилиями помогли одному забраться на сильно наклонённую палубу. Закрепившись на углу борта и палубы, из заброшенных ему верёвок он вязал приспособления для подъёма помощников и собственного спуска в дыру основания рубки. Там, в глубине зияющей раны плашки, мог быть человек. Или не быть.
Приготовления закончены. Надо спускаться. Фонарь высвечивает наполовину затопленную шкиперскую каюту. Отгораживающая трюм переборка искорёжена. Полка на ней, некогда служащая местом для отдыха, так же измята…
Фонарь чуть не выпал из руки. Из складок металла переборки и полки под самой палубой на свет фонаря приподнялась голова. И снова скрылась за металлом.
- Комбат! – завопил мужик, - Комбат!
Забыв про осторожность, бросился к мелькнувшему призраку. Благо под ногами была так же намытая галька, нивелировшая наклон плашки. Шкипер был без сознания. Тело его было холодное, но живое.
- Степаныч, он живой! – осклабившись из дыры проорал спасатель, - только в отключке и остыл сильно.
Вытащить его из ниши в искорёженном металле, где он обитал до сего времени, было не просто. Началась судорожная работа по его вызволению. Скорый прилив, краткосрочность погодного окна и полуживой шкипер взвинтили нервы и торопили. Поднимали Комбата и спасателей в зависший над плашкой вертолёт уже под проливной дождь. На пределе видимости успели вернуться. Благо не далеко от посёлка.
У спасённого было сильное переохлаждение, переломанное и опухшее левое предплечье, гематомы и запёкшиеся раны по всему телу. Даже представить не возможно, какого лиха он хлебнул в черноте каюты своего плашкоута? Как вообще уцелел?
Хирург воскрешал его проверенным способом. В больницу приходили по вызову штатные доноры посёлка. В эмалированную кружку наливался спирт. Донор выпивал половину, и скоро уже шло прямое переливание его крови пострадавшему. Отдав её максимально возможное количество, донор допивал из кружки спирт, и его увозили на машине домой. Температуру тела удалось поднять. И через несколько дней Комбат вернулся в сознание. Его тело оживало. Пришло время, когда осталось лишь разобрать и собрать осколки сломанной руки.
После операции Комбат лежал притороченный к кровати. Лежал какое-то время тихо, но потом заговорил. Невнятное вначале бормотание сменилось руганью, затем командами. Голос стремительно набирал силу. Скоро он уже непрестанно кричал. Орал он так, что трудно было поверить, что такой дикой силы голос исходит из этого тщедушного и израненного тела. А вибрации голоса и смысл слов были таковы, что стыла кровь. Он был там, руководил огнём батарей.
Врач вышел из соседней ординаторской комнаты, постоял, пошёл, методично открывая все двери. Все навстречу голосу войны. Персонал и пациенты поселковой больницы, застигнутые им, застывали в оцепенении.
Крик оборвался, и наступила тишина. Через минуту старая медсестра обронила:
- Пошёл.
Ещё долго народ не смел нарушить звенящую тишину. Потом мужчины потянулись курить.
Несколько дней спустя Комбат сидел на больничном крыльце. Его желтушное от сходящих синяков лицо смотрело в туманный горизонт. Там из-под низко летящих со стороны моря туч то открывались, то исчезали подножия сопок. Моросил дождь.
Вышел курить на крыльцо и хирург. Задымил, сел рядом. Молчали.
- Хлебнул в плашке страху, командир? – произнёс врач.
- Херня. Не пацанов в обратку считать.
***
' Плашкоут, или плашка – плоскодонная баржа, которую буксируют катером. В данном случае речь идет о посудине, на которой на палубе можно перевозить до 100 т груза, трюмы для грузов не предусмотрены, единственное подпалубное помещение, это кубрик для шкипера.
'' Бичарня – места обитания бичей. Так называют и прочие углы (в лабиринтах ветхого частного сектора), где хаотически пьющий народ (не обязательно бичи) обращается, и где некоторые склонные к запоям надолго пропадают из поля зрения нормальных людей.
''' Клиф – скальный морской берег. На фото в середине горизонта остров, а слева выступ берега с такими скальными берегами, т.е. клифами.
Василий Петрович Кравцов, топограф, маркшейдер Северо-Эвенской геологоразведочной экспедиции.
– Комбат, - его окликали все жители посёлка. В самое военное лихо Комбат командовал полевыми батареями, часто противостоящими танковым атакам врага. Известно, что оставалось от состава батарей после таких схваток. Для Комбата не было тяжелее или страшнее ничего, чем идти по артиллерийским расчётам после боя… и считать пацанов, как он говорил, “в обратку”.
Фраза медсестры: “Пошёл”, - об этом. Она была фронтовой медсестрой.
Свидетельство о публикации №211051000461
Светлана Куликова 30.10.2024 15:47 Заявить о нарушении