Везет Митюкову

ВЕЗЕТ МИТЮКОВУ
 
  В рубашке родился Митюков. Определенно.
Среди ночи решили ехать купаться на озеро в сто-
рону Талсы. Поехали. Нашли озеро. Светила полная луна.
Пока компания суетилась на берегу, Митюков решил по-
кататься на лодке. Лодка как раз и нашлась в кустах. Отвя-
зав лодку, Митюков погреб единственным веслом, оказав-
шимся в лодке. Все было просто здорово и фантастично.
И даже лунная дорожка имела место быть.
  Лодка быстро набирала воду, и вскоре Митюков ока-
зался по шею в воде и ряске. И все так заросло, что вы-
браться было тяжело. Мешала одежда. Митюков скинул
ее и кое-как выполз на берег. Друзья его благополучно
искупались, исполнили языческо-вакхический танец,
распили водочку для сугрева, и тронулись в обратный
путь.
  Митюкова завернули в одеяло и засунули на заднее
сиденье, где он и заснул благополучно.
  Утром просыпается он в белой казенной палате и ни-
чего не может понять.
Вылез из койки — голый. Где это я? И почему голый?
Выходит в коридор. Навстречу сестра в белом халате.
 — Скажите, пожалуйста, если я в вытрезвителе, то
где моя одежда?
 — Ты не в вытрезвителе, а в больнице. Иди в палату.
Потом в палату заходит человек в белом, и радушно
так предлагает:
 — Поговорим?
 — О чем?
 — Как о чем? Твои друзья-подруги в реанимации. С
ними сейчас не поговоришь. Один ты уцелел. Не пом-
нишь ничего? Перевернулись вы на талсинской дороге,
раз пять кувырнулись. Ты голый там был. Вспомнил? А
я, такой-сякой, следователь.
  А надо сказать, что до этого Митюков где-то снял
шлюху. Утром проснулся в одних трусах. В лесу. Все из
карманов исчезло вместе с одеждой. А самое ценное —
паспорт моряка, без него в рейс не выпустят, если вообще
выпустят. А тут отпуск кончается и в море идти скоро.
Митюков пошел в кадры. Старшим нспектором от-
дела кадров была Евгения Михайловна, которую все в
обиходе звали Женей. Митюков и говорит: Женя Михай-
ловна, у меня семейные проблемы. На рейс надо остать-
ся на берегу.
  Ну, что ж, семейные так семейные. Надо так надо.
Решай свои семейные проблемы, да не тяни. Рейс пер-
вый короткий. На Антверпен. О’ кей, говорит ОК, отдел
кадров, т.е. Женя Михайловна.
  Сидит Митюков на берегу, ждет с моря погоды, а с
берега — паспорт. В милицию-то не сообщает. Пароход
его сбегал на Европу, возвращается в Вентспилс. И теле-
фон молчит, нет паспорта.
 — Женя Михайловна, — звонит Митюков, — не
решил я еще свои семейные проблемы, можно я еще на
рейс останусь?
  Михайловна, человек добрейший, не могла отказать
Митюкову:
 — Оставайся, но...
 — Понял, понял, Женя Михайловна.
  И опять тишина. И тут звонок:
  — Это вас отдел кадров беспокоит, зайдите к нам
завтра, пожалуйста.
  У Митюкова от неприятного предчувствия так и
дрогнуло очко: влип!
  Приходит наутро в ОК. Ничего хорошего для себя от
этого вызова, разумеется, не ждет.
 — Ну, драгоценный Митюков, решил свои семей-
ные проблемы? — ласково так к нему обращается Женя
Михайловна.
  Молчит Митюков, выжидает.
 — Нашелся твой паспорт. Аж в Новороссийске.
  Какой-то проходимец по нему устраивался в гостиницу,
и с тем и попался. Но тебе от этого не легче.
За утерю морского паспорта полагалось лишение
визы для посещения иностранных государств и, как ре-
зультат, работа на берегу. В каботаже ли, в портофлоте
ли, в судоремонтных ли мастерских. Хрен редьки не сла-
ще. И по новой зарабатывать характеристику (какой я
хороший!), чтобы опять выйти в большое море.
Так как документы из милиции шли через началь-
ника, тот уже успел наложить резолюцию: «Уволить по
собственному желанию». Просто решил зам. начальника
тов. Камышан. Хотя для официального решения (не по
собственному желанию), требовалось кадровая комис-
сия. Была такая игра в демократию и объективность.
Многих людей кормила, которые у кормила подвизались.
А так — по собственному... и вперед!
  Однако надо же человека как-то выручать. Работник-
то он хороший; одна беда, что малость за воротник за-
кладывает.
  И вот, звонит Камышану Женя Михайловна:
 — А я его уже в колхоз послала, Иван Иванович! Там
люди срочно требуются. Пускай перевоспитывается.
Камышан исправляет свою запись: «послать в колхоз
на один месяц». С тем и убыл Митюков, спасибо, Женя
Михайловна!
  Была такая мера наказания — колхоз. У пароходства
были подшефные колхозы. И как в пароходстве образо-
вывался излишек людей на берегу, на так называемом
«биче», их раз — и в колхоз, чтоб деньги не зря платить.
Особенно в горячую летнюю пору, а то и осенью.
Через несколько дней приезжает председатель колхо-
за в Ригу и саморучно привозит Митюкова: «Забирайте
его назад, иначе он мне весь колхоз развалит. Утро еще
не началось, а у меня все механизаторы пьяные. Вместе
с вашим Митюковым».
  Для Камышана Митюков так и продолжал трудиться
на сельской ниве, а на самом деле у Павла Васильеви-
ча на бич-хате отсиделся, пока подзабылось его дело и
по накатанной дороге опять въехал Митюков на свою
основную работу. Вернулся на свое судно. И продолжал
дальше выкомаривать.
  Ну и еще один случай: расскажу о его везении.
В поезде Рига-Воронеж Митюков вышел в тамбур
покурить. Заходят две небритые личности:
 — Парень, ты выглядишь вполне справно, поделись
с нами, чем можешь!
  А тут мент проходит. Митюков думает: увяжусь-ка я
за ним, глядишь уйду от вымогателей. А мент вытащил
нож и к Митюкову:
 — Давай, колись, сука, нам некогда!
 — Так ты не мент, оказывается?!!..
  И так это Митюкова возмутило, что он, в поры-
ве праведном и пьяном кураже, выбил окно в двери и
умудрился на полном ходу выброситься из поезда Рига-
Воронеж. «То-то рты раззявили грабители, как я их уде-
лал!» — летел под откос Митюков и держал в памяти
их удивленные лица. И хоть бы ему что! Только руку об
стекло сильно поранил, но и тут ему повезло. Выпал он
на виду у путевой обходчицы, аккурат перед ее домиком.
Она тоже удивилась. Не каждый день из поездов выле-
тают пассажиры!
  Я потом понял, откуда у него эта бесшабашность и
безбашенность.
  Как-то списались мы с судна. Приехали ночью в
Ригу. Деваться мне некуда. Я тогда в Белоруссии жил.
Митюков пригласил меня к себе — и я согласился у него
переночевать. И пошла гулянка в 2 часа ночи. И водка
нашлась, и компания. На утро пошли в пароходство,
оформили выходные, деньги отпускные и т. д. Вечером у
матери Митюкова образовался день рождения. Собрался
под этот случай у него кой-какой народ. Остался и я еще
на один день.
  А тогда в моду как раз вошел материал кримплен. И
я в Вентспилсе пошил из него костюм. Никогда еще не
было у меня такого костюма. Вот я и вырядился в него в
тот день, собираясь в пароходство, да так в нем и остался
на празднество Митюковых.
  Праздник был в разгаре. Встает мамаша Митюкова
и хочет речь сказать. Но народу уже было не до речей, в
самый пик гулянки вошли, когда большая компания де-
лится на маленькие, и каждый говорит свое и все всё по-
нимают, хотя никто никого не слушает. Тут его мамаша
и говорит:
 — Я мама Митюкова! А мне слова не дают ска-
зать! — и с этими словами она хвать за скатерть и как
дернет ее со стола со всем, что на нем было. Ты бы толь-
ко видел!
  А на утро я смотрю на свой костюм — на спине дыр-
ка с голубиное яйцо. Кто-то старательно тушил окурок
об мою спину. Обижаться? На кого, за что? Разве что,
воспринять данное происшествие как этакий недвус-
мысленный стоп-сигнал ограничительный, что, мол,
пора отсюда двигать. И побыстрее.. Чему я и последовал
незамедлительно. Митюков-то везунчик, в рубашке ро-
дился, а мне каково!
  На что и говорю ему:
 — До свидания, Митюков! — за сумку свою дорож-
ную, и восвояси. К семье. Все, хватит! Иду сдаваться.
Время — оно тоже ведь величина непостоянная, может
растягиваться, а может и уплотняться. Сейчас, вот, неве-
роятно уплотнилось. Стало быть, я не раздолбай самый
что ни на есть распоследний, раз подобную констатацию
факта незамедлительно воспринимаю, как руководство
к действию!
  А кримпленовый костюм мой пришлось выбро-
сить. Теперь, наверное, его донашивает какой-нибудь
из отирающихся у мусорных бачков возле нашего дома
бомжей. Это — если одежка тому не западло показалась.
Только-то и всего.