Ранн. дневники 16. Тарковский. Воронеж. Галя. Илья

Ранние дневники 16. Тарковский. Воронеж. Галя. Илья

Мне 24 года.

Воронеж

2-3 января. Воронеж. Иду срывающимися переулками. Весёлые ёлки горят на многих улицах. А на заборах дикий виноград.

4 января. Страшно своё сердце чувствовать ареной, вся тяжесть приручённости к людям обрушивается на него.

Я лежу у Галки Умывакиной в комнате в темноте, закинув за голову тоненькие руки и чувствую, что исчезаю. Плотные, плавные валы слов струятся из моего горла. Я читаю стихи Галке.

6 января. Трудно быть доброй. Тишь во мне тишайшая.

7 января. Дни, как листья осенью, опадают. Почти классическая усталость. У меня постоянная неуверенность в себе. Моя жизнь — игра на беззвучных клавишах.

31 января. Что трепещет в вещей душе? Я очень слабая. Волки кругом. Что кроме чистоты мне нужно?

В моей любви к Валерию всё так похоже на то, что было раньше — определённая мера боли и пустота. Неужели так слаб, так хрупок внутренний мир человека, что он расточает слова, а за ними нет ничего? Это я о Валерии и Нике толкую.

Москва

4 февраля. Когда ко мне приехала Галка и ночевала у меня, опять было уничтожение, растворение в чём-то неизмеримом, космически огромном. Руки мои на груди, сложенные крестом, как две травинки.

11 февраля. Была у мамы, ночевала. Беседа с ней. Мгновение любви к ней. Я кроткая, и мой недолог век.

В моей пустоте вся Марина Цветаева. Меня нет, есть только она. Что ещё можно сказать после того, как она говорила, что можно петь, если её песни звучат в вечности? Есть ли ещё кто-нибудь на земле кроме неё?

14 февраля. По телевидению (в телестудии) записали наше с Арсением Тарковским выступление вечера Пушкина. Все мы - чтецы - дрожали, но читали неплохо. Я прочла стихи Пушкина «Демон» и «В твою светлицу, друг мой нежный».

В Телестудии я видела Игоря Суслова, своего знакомого актёра. Юный, нежный, милый он человек. Он пригласил нас на свой спектакль.

После выступления Арсений Александрович пригласил всех нас к себе. Тарковский рассказывал о Марине Цветаевой. Волосы у неё были цвета пшеницы. Я впилась в него глазами: «А Вы, где были Вы?» (когда она погибала) «Я был на фронте». (и он был тяжело ранен) Какое право я имею такие вопросы задавать?

Я вела себя, как прежде — умоляюще или пронзительно смотрела на него или сквозь него. Былое очарование коснулось меня. Я почувствовала себя немного живой.

У Тарковских был мальчик из Питера, тихий, светлый, с хорошими манерами — Миша. Глаза его... После Кости Кузьминского мне все люди кажутся безглазыми.

Потом пришёл переводчик Андрей Сергеев с женой. Тарковский был мил, свободен, кокетлив.

Он с лёгкостью подарил мне свою фотографию, на которой он написал: «Милой Гале Грибакиной, чтобы помнила, кого надо?». Будто не помню я его. Увижу ли ещё?  Люблю его. Он прекрасен. Его день рождения и его именины 25 июня, в один день.

В прелестной кухне у Тарковских пили чай из огромных бирюзовых кружек. В комнате у Арсения Александровича висят картины Роберта Фалька, Амадео Модильяни. Хаотический и чудесный быт его квартиры. Очень красиво и уютно.

Слова Тарковского о Марине Цветаевой: «Бедная Марина». Так — о ней?... Это всё равно, что сказать: «Бедный ветер, бедное море...».

18 февраля. В Малом зале Консерватории на концерте учеников Феди Дружинина поговорили мы немного с Сергеем Васильевичем Шервинским, он опять величал меня сфинксом.

Неисповедимы пути Госполни. И торжественность не мешает любви. На концерте был Илья Шифрин. Я тихо подошла к нему на улице. Я не ожидала этого от себя — я так люблю его. Прошлое вспыхнулось во мне нестерпимо ярко. Все мои лучи метнулись к нему. Вся моя детскость и беззащитность застонали во мне после прожитых без общения с ним шести лет, я почувствовала своё сердце — то, былое. Влюблённое.  Неистовое.

А он? Он даже пошлости говорит, он смеётся надо мной. Он меня не замечает. Я плачу от счастья любви у входа на галёрку Малого зала Консерватории. Боль возникла в душе моей очистительная, живая, освободительная. Раз боль, значит жизнь. Доболеть до конца, до предела, до начала души.

Илья, ты отнял у меня себя. Какое горькое блаженство, какая блаженная тоска. Какое чудо открылось во мне, как удержать его?

У меня всё уходит в литературу, вся жизнь моя.

Люблю Блока - всего. Со всем его страхом, ленью, восторгами, неистовством, инфернальностью, святостью.

Кто я сегодня? Сальери, неврастеник, Гамлет?

Цветаева написала: «И кто-то играет в нас». Я устала от Марины. Я слишком попала под влияние её.

Супруги Володя Воробьёв и Оля похожи друг на друга. Володя — сплошная ограда, стража у всех дверей. Глаза осторожные, непорочные, боязливые, спрятавшие что-то. (Теперь он настоятель храма в центре Москвы. 2011 г.)

Гоню время вперёд хворостиной.

Два часа каталась на лыжах. Прости меня, лес. Солнце — совершенно серебряное.

Упасть в снег, кожу змеиную, все семь кож сбросить. Стать иной.

21 февраля. Сходили в кино с Линой Д., Витей и  Асей Мамоновыми. Попрощавшись с Линой, шли втроём, одинокие, разрозненные. Простились равнодушно у метро Новослободская, я уже шла к своему троллейбусу и вдруг Витин голос мне вслед: «Галка, Галка, Галка!» Я обернулась. Витя крикнул: «Пойдём к нам». Ни секунды не медля: «Пойду».

Пили чай. Витя до болезненности мягок, покорен и уязвим был.

Надменнось погубит меня. Или униженность.

Я отравлена словами, только ради них и живу. Я всё им в жертву приношу, даже музыку, даже любовь.

Мой рисунок, это не с натуры, а фантазия