Ефросинья

- Фрося, Фрося! Село ты деревенское!

- Ненавижу своё имя!.. – захлопнув дверь и прижавшись к ней спиной, произнесла Ефросинья. Сбросив школьный ранец и верхнюю одежду, она прошла на кухню. Отец сразу заметил её поникшую голову.
- Что случилось, Фросенька? – отложив книгу, спросил он.
- Ничего. – Буркнула девочка, садясь за стол. Она поджала ноги под стул и принялась теребить косички, всё ещё не поднимая глаз. Мать, стоявшая за плитой, обернулась.
- Ты чего, солнышко?
- Солнышко! Ну почему вы так меня не назвали?! Почему Фрося?! – заверещала девочка. – Дурацкое имя! Деревенское! Не модное! У нас Маша, Алена, Люба... Самые модные девочки в классе! А я Фрося! Все смеются надо мной!
Мать взволновано посмотрела на отца, а тот ласково улыбнулся, тронув дочку за сырую щеку. Та горько плакала, перестав кричать.
- Фросенька... У тебя самое прекрасное имя на свете.
- Н...нет... – сквозь слезы произнесла девочка. – Я н...ненавиж...жу своё имя... Выр...расту – и обязательно пом..меняю его! Буду, как все девочки. Модная.
Отец вздохнул, вернув книгу в руки.
- Смотри, Фросенька, - сказал он, показывая отвернувшейся дочери обложку. Та неохотно посмотрела. Георгиевская лента, красное знамя, вечный огонь. Полоски, флаг и горящая звезда, - увидела девочка.
- И что? – спросила она, вытирая слезы с щек.
- Эта книга о Великой Отечественной Войне. Вы же изучали историю, о войне уже знаете. – Сказал отец.
- Знаем, - кивнула она, всё ещё дуясь. – Мы воевали с фашистами.
- Вот. Тебе имя Фрося досталось от твоей прапрабабушки. Ефросинья Алексеевна Иванова была участницей этой войны. Она тоже воевала с фашистами.
Девочка на момент задумалась, а, после вновь надув губы, уставилась на отца.
- Значит, и над ней смеялись! – заявила она.
Мать теперь тоже ласково улыбнулась и подошла к столу.
- Нет, солнышко... над ней не смеялись. Её уважали, и даже очень.
- Мы тебе расскажем одну историю, - начал отец. – Ефросинья Алексеевна отправилась на фронт, когда ей был двадцать один год. Она была медсестрой в 117 стрелковой дивизии, лечила раненных в сражениях солдат. Она уже совершала подвиг, находясь с ними рядом, поднимая дух и ставя их на ноги... Но это не все её заслуги. Ефросинья Алексеевна была очень смелой женщиной... девушкой! Она видела много смертей, видела весь ужас войны... но при том продолжала верить в силу советской армии... Однажды, с ней произошел удивительный случай... О нём рассказывала не она, а её сослуживец, который тоже выжил и дошёл до конца... Это случилось одним из многочисленных вечеров...

 ...Сосны стояли спокойно. Казалось, на ветер они уже не реагируют. Звук выстрелов, свист летящих на хрупкую землю бомб, - вот, что заставляло дрожать их. Ветер теперь казался простой шуткой. В высокой траве, окружающей палатки, стрекотали кузнечики, четко разграничивающие тишину.
- Как стало тихо, - произнёс Александр, встав рядом с палаткой. – Заметной она стала... тишина эта. Правда, Фрося?
- Правда, правда. – Не могла не согласиться девушка. – Только ещё она стала очень страшной. Сердце замирает не меньше, чем при выстрелах.
Александр кивнул, наступила кратковременная тишина. Только кузнечики не уставали петь свои марши. Хотя... больше это походило именно на веселые песенки, которые, хоть немного, да поднимали дух.
- Ничего, Фрося... – скрестив руки на груди, чтобы побороть холод, произнёс солдат. – Ничего... Будем в Берлине, всё мы им скажем... молча скажем... с диким криком скажем...
- Далеко ещё до Берлина, - из палатки произнёс другой солдат.
- Главное, что и до Москвы далеко. – Произнесла в ответ Фрося. – Рано или поздно падёт фашист!.. – и вдруг на её глаза навернулись слёзы. – И, может, будут оправданы смерти... Петьки... Николая Степановича... Алёшки... – она сжала кулак и посмотрела на небо, чтобы слёзы не смогли упасть на горячие щеки.
- Будет тебе, Фроська!.. – тепло произнес Александр. Он тронул её плечо и нырнул в палатку. – Нужно отдохнуть. Хоть немного.
Фрося осталась снаружи.
Ночь уже стала по-настоящему темной. Тишина стала ещё более глубокой. Даже оркестр кузнечиков закончил веселить не слышавших их солдат. Время будто остановилось. Ночью так часто бывает, но заметить это можно только здесь... Когда ни одна минута не остается без внимания.
Фрося приводила в порядок медицинские инструменты, вычищая их, укладывая в коробку. Она знала, что вскоре они вновь понадобятся. Как бы ни хотелось оттянуть их использования, от правды на войне не уйдешь. Фрося обращалась с инструментами аккуратно, каждый был в цене. Без них раненому солдату помочь ещё сложнее, а этот шанс необходим.
Недалеко от палаток, в свободной чаще, послышалось какое-то шуршание. Фрося сразу его услышала, оно резко отличалось от тишины, которую она слышала так же отчетливо.
Она выпрямилась, прислушиваясь получше. Шуршание повторилось, теперь оно было очевиднее. Фрося поняла, что это шаги. Любое движение теперь казалось лишним и настораживающим. Девушка осмотрела палатку и, увидев автомат, схватила его и медленно вышла на улицу.
В соседней палатке спали утомленные утренним боем солдаты. Неподалеку, в другой стороне от рощи, находились другие солдаты, они были настороже. Быть может, это кто-то из них, - подумала Фрося, но она всё равно сжала оружие в руках. Шуршание стало ещё ближе. Шаги стали совсем отчетливыми, хоть и приглушенные мягкой землей. Тем не менее, они были какими-то неестественно тихими, что и насторожило Фросю. Она подняла оружие и положила палец на курок.
Из-за рощи показался немец.
Он так же держал оружие и пристально смотрел на девушку.
Фрося сама не знала, почему сразу не пустила в него очередь. Хотя причина была не такой уж особенной – страх. Она замерла на месте, всё так же сжимая автомат, и широко раскрыла глаза, которые смотрели в чуть прищуренные глаза противника. Что удивило не меньше, он тоже не стрелял. Он держал Фросю на прицеле, а сам вглядывался в черты её лица. Вглядывался слишком нагло, Фрося смутно почувствовала отвращение.
 - Ну, что, фриц? – спросила она его, вцепившись в него удивительно живыми серыми глазами. – Что замер? Русской красоты никогда не видел? – её голос был тверд, хоть она и дрожала всем телом.
- Вас? – спросил он, ещё сильнее прищуривая и без того маленькие глаза.
- Вас... Меня. – Отозвалась она. – Вы эту нашу русскую (она выделила это слово особенно ярко) красоту каждый день бомбите!.. – кровь у Фроси закипала, оружие всё сильнее прижималось к её рукам. – Как вы только смеете поднимать руку на нашу Великую страну! На наш Великий Советский Союз! – продолжала она, всё сильнее цепляясь глазами в удивленные глаза немца.
Он молчал, будто слушал её, хоть и не понимал ни слова. Всё лазал глазами по её лицу, прищуривая глаза уже и уже.
- Рус швайне... – произнёс он сквозь зубы.
Послышалась очередь выстрелов.
Солдаты, всполошенные, схватились за ружья, и выбежали из палатки в полной боевой готовности. Они затормозили, увидев, упавшего намертво фрица, и застывшую в боевой позе Фросю. После она почувствовала, как подлетает к всё ещё темному небу. Солдаты стали подбрасывать её, сопровождая это действо радостными криками.

- Они понимали, что она просто спасла их... эта хрупкая девушка. Если бы она спала, или попросту не услышала шаги немца, тот застрелил бы всех... они любили воевать исподтишка. Но наша армия непобедима!.. – договорил отец, сжимая книгу в руках.
- Твоя прапрабабушка была героем, милая. Ею и её именем все гордились. – Сказала мать, глядя на дочь. – Понимаешь, солнышко?
Девочка посмотрела на неё с широко раскрытыми серыми глазами и сказала:
- Называй меня только Фросей... Или Фросенькой... как папа любит.