Размышления о дружбе. Продолжение 1

 

        Я смотрела на нее снизу вверх, я восхищалась ее смелостью, сама хотела быть столь же отважной (пока еще в нашем -- детско-отроческом -- представлении)...
        Мы устраивали походы по развалинам, соблюдая тайну от взрослых, и я гордилась, что у нас с сестрой -- свои тайны; мы организовывали детский спектакль с местными девчонками; мы строили шалаши в бабушкином саду и "готовились к борьбе" с хулиганами... Часто вечерами мы устраивали состязания на фортепьяно -- кто лучше сыграет -- мы обе учились в музыкальных школах.
        И однажды Галина с важностью сообщила мне, что она  уже играет "не сонатины, а сонаты"; и исполнила начало одной из ранних сонат Бетховена.*
        Как я узнала в последующие годы, это произведение было не из тех тридцати двух всемирно известных сонат, исполняемых на больших концертах прославленными пианистами. Оно было сочинено автором в одиннадцать лет и в ряде изданий фигурирует как "сонатина".
Но когда я услышала сильные, торжественные аккорды, соединенные плавной мелодией, то ощутила в ней неотвратимое очарование музыки Бетховена и поняла: это было нечто неизъяснимо более значительное, чем легкие пьесы, которые играла я сама. И как же было в очередной раз не испытать уважения к такой серьезной и умной -- пусть и двоюродной, но -- сестре!
        Потом, спустя много лет после окончания музыкальной школы, я разучивала другие -- намного более сложные -- сонаты Бетховена, но, когда неожиданно нашла в нотных сборниках именно ту, услышанную впервые в шестидесятые годы, во мне зазвучали связанные с ней прежние чувства... И, как бы меня потом ни переубеждали окружающие, что "нельзя жить прошлым" (которого все равно никто не отнимет -- ни у меня, ни у любого другого!), я стою на своем: эти чувства сделали мою жизнь красивее и содержательнее, а поразившее меня музыкальное произведение навсегда осталось в моей памяти как "Галина соната". Так высоко я ценю влияние, оказанное на меня Галиной в мои детские годы.
        Старшая сестра иногда присоединялась к нам в наших увлекательных похождениях и играх, но мы понимали, что у нее, четырнадцатилетней девицы, уже другие интересы, что она нас далеко переросла.
        А с младшей -- двенадцатилетней Галиной -- можно было обсудить впечатления от любимых книг, ей можно было пожаловаться на несправедливость и непонимание со стороны моих сверстниц в родном городе... При необходимости она могла меня защитить. Могла ли я желать для себя более надежной, искренней подруги? Я старалась платить ей тем же. И эти детские впечатления Вильнюсского периода остались со мной на всю жизнь.
        Кончилось лето, я приступила к учебе. Но как меня тянуло туда -- к моим сестрам, с которыми я в полной мере ощутила пылкость и верность дружбы!

                (продолжение следует)


        *Автор упоминает сонатину (или сонату) ми-бемоль мажор (до минор) -- Kinsky WoO 47.