Поминки

Поминки.

Он повесился. Что послужило причиной тому, так и осталось тайной. У него была жена и ребенок, работа, приносящая средний доход. Жили они в стандартной трех комнатной квартире и ничего не предвещало беды. Обычно самоубийцы оставляют записку, в данном случае никаких бумаг, подтверждающих его добровольный уход из жизни, не было. Поговаривали, мол жена гуляла, но все это были лишь досужие домыслы и слухи, не имеющие под собой веских оснований измены.
День похорон был жаркий и душный, ни ветерка, ни облачка не было и в помине.
Народу собралось много, но к покойнику никто не подходил. Гроб с телом находился в зале, он стоял на трех табуретках. Прощаться  входили в комнату, но тут же из нее выходили, не доходя до покойного, по вполне понятным причинам – там нечем было дышать. Окна в комнате были открыты, но это не помогало. Зловонием был пропитан недвижимый воздух квартиры. Не дожидаясь полного сбора гостей, было решено закрыть гроб крышкой и выносить на улицу.
На кладбище трое рабочих копали могилу.
-Ну, что – сказал бригадир, расположившись за столиком на соседней могилке – ровняй края, выкидывай землю и будем ждать процессию.
Соседняя могила, где обосновался бригадир землекопов, была опрятная и ухоженная.  Было заметно, что родственники частенько приходят навещать покойного. Новый свежеструганный столик основательно был вкопан в землю и стоял надежно. Рядом с ним красовалась зеленая скамейка, на ней вольготно восседал бригадир.  Он застелил стол газеткой, достал из сумки  бутылку водки, несколько огурцов, две помидоры и ломоть хлеба. 
Жара стояла такая, что вековечные кладбищенские деревья, роняющие свои ритуальные тени, на бесконечное множество могил, не помогали от нее избавиться. Воспользовавшись людской наготой и тенью деревьев, прожорливые комары безжалостно впивались в потные мужские тела.
-Ненавижу комаров – зло огрызнулся бригадир и размазал по лбу очередного вампира, уже вдоволь налакавшегося похмельной человеческой кровушки. – Ну что вы там, все выкопали? – обратился бригадир к копающим, открывая бутылку водки.
-Щас, чуть-чуть осталось, края сровняем, дочистим и все – донеслось из могилы.
Бригадир отогнал очередную порцию комаров, налил в стакан водки, выпил, закусил огурцом и закурил.
-Тишина то какая!
Пока он курил, обливаясь потом, отмахивая веткой комаров, из могилы вылез один из работников, второй остался выкидывать землю.
-Там прохладнее – сказал вылезший – немного осталось, вдвоем неудобно, жопами толкаемся.
-Давай выпей – буркнул бригадир – наливая в стакан водку.
Землекоп профессионально выпил, выдохнул и бодрым голосом произнес.
-Теплая, падла.
-Что есть, то есть  - произнес бригадир, поплевывая на уголек, скуренной до фильтра сигареты. Бросил окурок на землю и растоптал ногой. – Вы того, окурки тушите, сушь страшная. Тут искры достаточно, раз и в квас. Петруха, ну чего там у тебя? – обратился он к находящемуся в могиле.
-Все вылезаю – раздался бодрый молодой голос.
Петруха, молодой парень лет двадцати, с добрыми юношескими глазами, вида хиппанского, с длинными русыми волосами, подвязанными сзади шнурком от ботинок в хвост, вылез из могилы.
-Все, готово – произнес он, вытирая потные намозоленные ладони о штаны.
-Пьешь? – спросил бригадир, наполняя стакан.
-Чего же не выпить, выпью.
-Ни потных баб, ни плавленого сала нет, так что огурцом закусывай – усмехнулся бригадир.
-А бабы то потные причем? – спросил Петруха, поднося к носу стакан. Понюхал и передернулся, от резкого запаха водки ударившей ему в нос.
-Бабы-то, а это когда выпьешь, занюхать что бы, потной бабой хорошо занюхивать. А ты вон по малости лет вместо бабы водку нюхаешь, ее пить надо, а не нюхать. Раз, проглотил и огурчиком зажевал. 
-Знаю я, не впервой.
Петруха раскрыл рот и, словно в топку угля, закинул туда содержимое стакана. Водка обожгла нежные стенки горла. Юноша зажал рот рукой, из глаз брызнули слезы. Он не мог дышать, горло, словно пережали стальными клещами. Не провалившаяся в желудок водка потекла между пальцев, а та, что достигла желудка, вызвала рвотные спазмы.
-Выдыхай, бобер, - засмеялся второй землекоп, коренастый мужичок лет сорока с пропитым морщинистым лицом землистого цвета.
Петруха выдохнул, остатки не проглоченной водки, тонкими струями вытекли из открытого рта.
-Закусывай, только водку на тебя переводить – досадливо произнес бригадир, выхватив из руки Петрухи стакан.
-Ничего, научится – ухмыльнулся второй землекоп, Степан – я с шестнадцати лет могилы рою, такой же был. Помню первый раз спиртяги хватанул чистоганом, ух, мама родная. Спиртик ядрен оказался, а ни закуски, ни воды не было. И сопли, и слезы, не сцы, Петруха, во всем нужна сноровка.
Юноша вытер слезы и закурил. Бригадир налил водки и протянул стакан Степану. Степан выпил.
-Дай дерну пару раз – обратился он к Пете.
-Кури целую – юноша протянул пачку.
Степан достал сигаретку и тоже закурил.
-Кого хороним то? – обратился Степан к бригадиру.
-Самоубийцу.  Раньше таких на кладбищах не хоронили, церковь не позволяла.
 Бригадир допил остатки водки и вытряхнул капли из стакана на могилку.
-Мертвых нужно уважать – сказал он загадочно и поставил стакан на столик – им там поди несладко, ни выпивки, ни баб, да и просто покурить, облом. Короче херово там, как не крути. Пока живешь, живи, радуйся жизни. Я не понимаю этих самоубийц.
Петруха захмелел, по его молодой, еще почти совсем безволосой, грязной от земли груди, тонкими струйками бежал пот.
-У нас свободная страна и человек вправе сам выбирать свою судьбу – заплетающимся языком произнес он – вот других убивать неправильно, а свою личную судьбу каждый решает сам за себя.
-Че ты можешь решать, сопля зеленая, своими куриными мозгами? – бросив ветку на землю, встрепенулся бригадир – свободная. В какой стране ты живешь? Где ты тут свободу видел? В чем она свобода то твоя, волосы подлиннее отрастить, носы, уши проткнуть, да хрень всякую в наушниках слушать. В стране этой, Петруха, есть зона и воля, только воля эта - та же зона, территория чуть побольше, да климатические пояса разные и мы эту зону родиной зовем. Свобода в диком лесу среди зверей мохнатых, а здесь государство. А там где государство, там свободы нет.
-Свободный человек выше всякого государства, выше всяких зон – почувствовал в себе уверенность Петруха – он свободен и его выбор, это выбор свободного человека. Захочет в лес уйдет, будет жить среди зверей, захочет за границу уедет, никто ему препятствовать не будет. А если что-то не нравится, он открыто, публично заявляет об этом и его слышат. И уже их право соглашаться с ним или же наоборот. А захочет, лишит себя жизни и это будет выбор его свободной воли.
-Дурак ты, Петро, - сказал Степан – в университете небось учишься, книжки там разные читаешь?
-Ну, учусь, читаю и что?
-А то, что жизни ты не нюхал ни разу. Вот эти все твои философы, писатели, были на твоем месте, копали могилы? Можешь и не говорить, не копали. В лес уйти это конечно можно, только вот вернуться обратно уже вряд ли. Даже если тебя в лесу охотники, егеря, так, ради забавы, не грохнут, то тут тебя признают пропавшим без вести и вычеркнут из списков проживающих на этой земле.  И будешь ты, как неуловимый Джо, которого никто поймать не может, потому что он на хрен никому не нужен.
-В молодости все максималисты – буркнул бригадир.
В эту минуту из могилы донесся непонятный звук, словно прорвало кран с водой.
Мужики переглянулись.
-Петруха, глянь – сказал бригадир повелительным тоном.
Юноша нехотя подошел к могиле.
-Пипец – воскликнул он возбужденно – вода пошла.
-Вот сука – выругался бригадир – видишь студент, таких даже земля принимать не хочет.
-Из соседней могилы – спокойно произнес Степан – частенько бывает, когда могилы близко друг к другу копают. Надо хоть ветками забросать.
-Несут – крикнул Петруха, увидев приближающуюся вдалеке процессию.
-Хреново – произнес в сердцах бригадир – короче так, мигом веток наломать, лапы рвите пышнее, так чтобы воды невидно было, а я их минут пять, десять постараюсь придержать.
Вода, хлынувшая из соседней могилы, на треть заполнила выкопанную яму. Петруха со Степаном принялись ломать мохнатые ветки. Яму закидали, но скрыть воду не удалось, зрелище было печальное, сквозь жидкие ветки, выглядывала черная, неприятно пахнущая тухлостью, вода.
-Ладно, херня – сказал Степан – в могилу никто не смотрит. Гроб поставим на ломики, затем потихоньку спустим на полотенцах и закопаем по-быстрому.
Процессия подошла к могиле. На два лома, лежащих поперек только что выкопанной ямы, поставили гроб с покойным, народ расположился вокруг гроба. Собравшиеся, кто шепотом, кто вполголоса, о чем-то оживленно беседовали.
-Ай! Ай!
-Ой! Ой!
-Осы!
-Пчелы!
Оживилась толпа. Все стали махать руками, кричать, вести себя совершенно неадекватно.
-Чего это? – обратился Петруха к Степану.
-Не знаю. У, мать твою! – тут же вскрикнул Степан – осы, кто-то осиное гнездо разворотил, там на дереве было.
Отмахиваясь от ос, подлетел к ним бригадир.
-Давай, че стоим, клешнями машем?   Опускаем и закапываем.
Под гроб подсунули полотенца и шесть мужиков приподняли его. Бригадир убрал ломики.
-Потихоньку опускаем – скомандовал он.
Полотенце, словно стальной трос, резануло тонкую шею Петрухи. Юноша старался руками ослабить натяжение и вдруг его, в мочку уха, укусила оса. От неожиданной боли юноша выпустил из рук полотенце. Гроб накренился и с грохотом шмякнулся о воду. Петруха и еще один опускавший упали в могилу вслед за гробом. Черная, вонючая жижа, потоком брызг вырвалась из могилы и обрызгала находящихся возле могилы людей.
Раздались, аханья, оханья, визги и вопли. Петруху и мужика, сырых и неприятно пахнущих вытащили из могилы.
-Да, дела – произнес, совершенно протрезвевший бригадир, поплевал на руки, взял лопату и принялся закапывать могилу. Степан и еще двое мужчин последовали его примеру.
Провожающие, в последний путь покойного, собрались на соседней могилке. Там раздавали пироги и наливали водку. Могила была зарыта, крест поставлен. Народ возложил венки и цветы, и побрел к автобусам и машинам.
 
Поминки проходили в столовой. Пока накрывали столы, в фойе шло бурное обсуждение футбольного матча нашей сборной, состоявшегося накануне.
-Все у нас есть, все мы умеем – захлебываясь слюной, разглагольствовал мужчина небольшого роста, постоянно поправляя очки – одного только не можем, забить. Взяли мяч, бежим, бежим, добежали до ворот противника, все, побежали обратно. Ударь ты по воротам, не попадешь, ничего страшного, еще ударь, потом попадешь. А если они бить не будут, какие голы, какие победы? Это же футбол, а не бег на время.
-Так-то оно так, но вы тоже не совсем правы, глупо бить непонятно куда, какой в том смысл, просто ударить по мячу – возразил ему скуластый, крепкий мужик с залысинами на голове – тут необходимо в пас играть и бить прицельно, а не абы как, до конца нужно доводить начатое. Надо делать ставку на контратаки. Играть от обороны. А у нас, у нас вовсе нет обороны.
-У нас вообще ни хрена нет – перебил его сухощавый мужичок с большим носом и торчащими ушами – ни защиты, ни нападения, ни футбола у нас нет в принципе. Взгляните на бразильцев, вот где играют, это я понимаю, а наши что? Им в песочнице с ПТУшниками соревноваться, а не на чемпионат.
Столы были накрыты, собравшиеся приглашены в зал. Вся процессия вяло перетекла из фойе в зал и расселась за столами. 
-Позвольте мне сказать несколько слов – встал с рюмкой в руке солидного вида мужчина, в темном костюме, аккуратно подстриженный и гладко выбритый – говорят, Бог забирает лучших, наверное это так. Глеб был лучшим, потому что ушел от нас слишком рано. Давайте помянем его молча.
Мужчина выпил рюмку и сел.
На секунду водрузилась тишина. Но в тот же миг ее нарушил хриплый басок.
-Че я напьюсь на, че я алкоголик, я на поминки на пришел, надо помянуть – шепотом кричал на свою ворчливую жену парень лет тридцати, с красным лицом.
-Знаю я тебя, помянуть, на две недели опять поминовение – ворчала его упитанная женушка с крупными, довольно миловидными, чертами лица.
-Все, успокойся – гаркнул он на нее и выпил.
-Мам – раздалось в конце одного из столов – у меня ложки нет и хлеба, и кисель этот я пить не буду. Я ненавижу кисель.
-Ты можешь заткнуться – осекла сына, мальчика лет тринадцати, мама.
-Могу – пробубнил он под нос и надулся, как мышь на крупу – все равно я не буду этот вонючий кисель.
Вскоре тишина, нарушенная этими двумя диалогами, превратилась в устойчивый базарный гул.
-Светка, выглядишь прям дюймовочка, ты где сейчас, триста лет тебя не видела? – спросила молодая симпатичная брюнетка с вздернутым носиком молодую симпатичную блондинку с неестественного цвета голубыми глазами.
-Я замужем – ответила Светка – муж сказал, хочешь шиншиллу, должна весить 60 кг. Вот сижу на кефире. Еще и бегать по утрам заставил.
-Круто, а кто у нас муж?
-Муж у нас, страшно сказать, бывший бандит, а сейчас уважаемый, крутой бизнесмен, строительством занимается.  Жлоб редкостный, на фитнес не отпускает, боится, как бы кто не увел. Бегай, говорит, вон в парке рядом с домом.
-Ну и чего, бегаешь?
Светка развела руками.
-Бегаю, куда деваться то. Поначалу вечером бегала, а сейчас с утра, он запрещает по вечерам.
-Чего вдруг?
-Да сама дура. Часов в девять вечера вышла из дома. Бегу себе в парке, а тут молодежь сидит, пиво пьет. Ну и кто-то из них крикнул типа, телочка давай к нам, развлечемся и все такое. Ну, я сдуру возьми да и позвони своему, так мол и так говорю, молодцы пьяные пристают.
-И че, он милицию вызвал?
-Эх, если бы милицию, братков своих бешенных. Буквально несколько минут, подъехала пара машин, вышли ребята крепкие такие, все как на подбор из войска черномора и ни слова не говоря так отметелили молодежь, что мне аж страшно стало. Боже мой, как их пинали, что от них осталось, сплошное месиво. Такой скандал я ему закатила. Ему хоть бы хны, бегать, говорит, будешь по утрам, только и всего. Завел мне добермана, тупая скотина, вот теперь бегаем с ним на зорьке.
-Ясно – сказала брюнетка – давай что ли Глеба помянем.
-Давай – согласилась Света.
Они чокнулись и чуть-чуть пригубили водки. Напротив них сидел седой старичок.
-Девоньки – обратился он к ним – на похоронах не чокаются, примета плохая, с собой позовет.
-Кто? – настороженно спросила Света.
-Покойник – спокойно ответил старичок и выпил рюмку водки. Затем принялся хлебать ложкой суп, булькая и хлюпая.
Из-за стола поднялся молодой человек, одет он был в синюю футболку и джинсы, волосы на голове были небрежно растрепанны.
-Мы с Глебом вместе учились – начал юноша негромко.
Народ слегка примолк, реагируя на вставшего, но как только тот открыл рот, так сразу все потеряли к нему всякий интерес, продолжив свои задушевные разговоры с соседями.
И лишь один, из всей этой разношерстной толпы, сидел молча, с угрюмым выражением лица, наливал себе в рюмку водки и выпивал залпом, делая, между приемами горячительного напитка, небольшие паузы.
-Он был чудесный и замечательный парень – под нос себе бормотал выступающий – мы с ним вместе ходили в бокс. Я помню, как он мне врезал этой перчаткой, у меня аж искры из глаз посыпались. А еще он математичке на доске в классе написал, Сколопендра – сука приблудная. Нас к директору всех таскали – грустно произнес юноша.
Гул голосов не утихал, словно миллион мух кружили по залу, жужжание неслось со всех сторон.
Выступающий закончил свою речь, выпил водки, запил киселем и обратился к соседу.
-Антоха, где бы денег заработать?
Антоха, веселый, крепкий, коротко стриженный парень, пожал плечами.
-Кто сейчас зарабатывает то? Чего ты там заработаешь? Воровать надо, все под ногами лежит, наклонись и бери.
-Чего лежит то? Что воровать, где?
-Ты мудак просто, вот и все. Оглянись по сторонам, включи голову и все твое.
-А посадят?
-Посадят, если ты лох педальный. По уму все надо делать, а не так как мы привыкли, тяп ляп, авось прокатит. Так что вот так, а боишься, иди работай. Работать у нас почетно.
-Так оно, только куда идти то?
-В охрану, куда еще.
Собравшиеся потихоньку хмелели, выходили курить, возвращались обратно, выпивали, закусывали, вели разговоры.
Три старушки взволнованно обсуждали произошедшее на кладбище.
1-я
- Убили его, что ни говорите, нет, нет, нет, убили, убили.
2-я
- Ну убили, не убили, а то, что уходить не хотел, и вода тебе, положили ведь прямо в воду, и гроб-то у них упал.
3-я
- И гнездо осиное разворошили, меня вон в ногу укусил аспид, распухла нога-то.
2-я
- Молодой ведь совсем и чего не жилось, и квартира, жена, ребенок …
1-я
- Говорю же убили, кто от счастья добровольно уходит? Я как вспомню, только замуж вышла, ничего ведь не было. Жили с родителями, ютились в комнатке на шесть метров. Ни одежды, ни денег, ни жрать, ничего не было. Ох и трудно было, а даже и думать не думали об ентом-то, что ты.
3-я
- То-то и оно, а у них сейчас все есть и телевизоры, и компьютеры, и шмотки, тряпки, чего только нет, а жить нормально не хотят. Вот уж по десятой машине меняют, а все мало, все им не живется.
2-я
- Ну не скажи, что не думали. У Никитишны мать задавилась, их трое было детей то, мужик пил. Тоже сдох где-то под забором. А этот, у нас в третьем доме жил, партийный, у Любки.
1-я
- Что за Любка?
3-я
- Любка, Любка косая, мужик партийный у ее был, уксус выпил. Чего-то там его партбилета лишили или бес его знает чего. Дня два бедолага мучался.
2-я
- Эссенцию, не уксус, прям бутылку заглотил. Да тоже пил беспробудно. У него любовница была. А жена донос в партию написала, его исключили, вынь мол и положи  на стол билет. Ну вот он с горя пришел домой и хлобыстнул эссенции.
Поминки потихоньку подходили к концу. Молодой человек угрюмого вида, так и не проронивший за вечер ни слова, поднялся из-за стола, его шатнуло, он ухватился за скатерть и с грохотом рухнул на пол, увлекая за собой стоявшие на столе предметы.
В зале поднялся переполох, однако большая часть из уже оставшихся поспешили выйти покурить.
Ленчик обнял белобрысую Свету и что-то ей нашептывал на ухо. Света курила и улыбалась.
-Леня – произнесла брюнетка пьяным голосом – я, как твоя одноклассница и бывшая соседка по парте предупреждаю, что крутить шуры-муры со Светой строго возбраняется, у нее есть злобный муж.
Света прижала Леонида покрепче к себе.
-Ты че, овца, тут гонишь?
Брюнетка слета отреагировала на выпад подруги.
-Ты, сама овца, хочешь его инвалидом сделать?
-Кто? – встрепенулся Ленчик – кто меня собрался инвалидом сделать?
Света оттолкнула его.
-Рот закрой, фуфел – затем обратилась к подруге – я тебя щас инвалидом сделаю, коза драная, ты вовсе нюх потеряла?
-Это ты, Света, нюх потеряла, крутая вдруг стала, забыла каким чмом была. Забыла, как обоссалась в третьем классе на уроке, как ходила вечно в рванье грязном, жатом, мятом. А тут гляди ка лягуша наша в королевишны метит. 
-Ты че, сука, жить надоело, только один звонок и тебя сучку затрахают до смерти. Ты у меня кровью умоешься, в ногах будешь валяться, прощения просить.
-Ты пасть свою завали. Кому ты звонить собралась, мужу? Дак, клал он на тебя с прибором, дура тупорылая и шиншиллы тебе, как ушей видать. Шиншилла твоя, деточка, давно уже в моем шкафчике прописалась, так то вот.
-Ах ты, сука!
Света выхватила из сумочки, украденную со стола, слегка початую, заткнутую крышкой, бутылку водки, размахнулась и ударила наотмашь. Бутылка разлетелась вдребезги, однако не о голову подружки, а об голову мужчины, попытавшегося вмешаться в пьяную разборку. Мужчина потерял сознание и грохнулся на пол. Света в ярости, зажав в руках стеклянную розочку, кинулась на подругу. Однако, стоящий рядом Ленчик удержал ее, за что получил легкие порезы лица и рук.
Обезумевшую Светку скрутили, затем связали. Двое одноклассников вызвались доставить ее до дому. По просьбе Светы, они влили в нее большую порцию водки, загрузили в машину и отвезли по указанному в паспорте адресу. Ребята поставили пьяную девушку рядом с дверью, уперев ее лбом в стенку, так чтобы она не упала, и позвонили в звонок. А сами быстро сбежали по лестнице вниз, сели в машину и уехали.
В это время брюнетка, шатаясь, повела окровавленного Ленчика в туалет, промыть раны.
-Щас, постой здесь – сказала она заплетающимся языком. Вышла из туалета и вскоре вернулась обратно с початой бутылкой водки.
-Щас, продезинфицируем, давай сначала по глотку.
Девушка сделала два глотка и передала бутылку Ленчику. Юноша тоже глотнул, занюхал, длинными, роскошными волосами подруги и со всей неистовой страстью впился губами в ее губы.
-Да, да, трахни, трахни меня, трахни меня, Ленчик.
Ленчик развернул свою одноклассницу, нагнув ее головой в раковину, задрал юбку, приспустил трусы и яростно вошел в нее. Брюнетка взвизгнула и прикусила губу, сладострастно прикрыв глаза.
Ленчик кончил и вышел из туалета.
-Все ништяк – подмигнул он приятелю – давай, она готова.
-А даст? – недоверчиво спросил тот.
-Куда денется, конечно даст, как дважды два.
Юноша зашел, закрыл за собой дверь. Когда он вышел, своей очереди дожидались лысый коренастый мужичок лет пятидесяти, пьяный в хлам мужчина представительного вида, дядя покойного и седовласый старичок. 
По небу плыла огромная розовощекая луна.
Покойный перевернулся в гробу и открыл глаза.