Волосы

«Туземные племена должны покоряться и
переходить на указываемые им места на плоскость;
в противном случае их оттеснять далее в
бесплодные горы, а оставленные ими земли
заселять казачьими станицами;
им остается  или перейти на плоскость,
под наш ближайший надзор, или переселиться в Турцию,
в чём предполагалось оказывать им возможное содействие», Князь Барятинский.

(Окончание Кавказской войны в кн. Обзор войн России от Петра Великого до наших дней, 1896)


ВОЛОСЫ


Я запуталась в них, как в собственных воспоминаниях. Мне казалась, что я тело, висящее на нитках, растущих внутрь, вверх, в стороны. Они ткали меня, как паутину, проходили сквозь рот и язык, подвешивали под небом, как на качелях и заплетали глаза, когда мучительно хотелось их открыть. Волосы прорастали вниз, нанизывали на себя корни растений и весь в них томящийся прах. Из него вставали тени, говорящие на непонятном языке. Я отстранялась: «Я не ваша, я не понимаю вашего языка», но они настойчиво продолжали шептать что-то.

Я научилась равнодушию, но не смогла научиться забывчивости.

Я смогла принять смерть, но не могла вспомнить любовь.

Многие пытаются ее забыть, а я не могла вспомнить.

Шипящий спотыкающийся птичий язык, словно заклинания. Горы. Они меня не хотели рядом, но им нужна была память.

Как и мне.

Мои волосы держали меня за небо, но чтобы быть твердой и сильной, как в детстве, мне нужна была земля.

Я шла куда-то, я искала себя.  Я не знала, что нам дает себя.

Душа собирала камни. На камнях она водружала маленький алтарь.

И тогда приходили они и становились вокруг. Я была чужой.

«Вы тени моей земли, которую я не выбирала родиться».

Откуда?

Мне принадлежало все, но ничего такого, к чему бы я была по-настоящему привязана.

«Мне нужно будущее и вам тоже».

Женщина сидит перед очагом, помешивая что-то в котле. Ее печаль похожа на мою, только намного больше.

«Мы храним душу земли. Вы ее никогда не знали. Эти горные реки, закованные в асфальт. Эти пустые пастбища. Леса, которые засадили. Море, которое извели. Все вокруг тебя - наш очаг. Мы здесь были всегда. Мы ушли, потому что ослабло сердце».

Женщина пряма и изящна, как дерево, у которого, несмотря на тонкий ствол, огромная корневая система. Ее глубоко-посаженные глаза с изящными дугами бровей тревожно мерцают красноватыми отблесками.

Мое детство – заброшенный двор с тремя курицами, мое детство – лес.  Души, духи, ангелы. Я шла по лесу, с маленькой собачкой-пекинесом, которая умерла от чумки, а за мной следовал их шлейф.

Они всегда были во мне, просто я никогда не знала кто это.

Я искала восток вдали от себя, а он был внутри.

Нам дом-пятиэтажка стоял на старом черкесском кладбище. В этом доме умирали все, и мы поспешили поменять квартиру.

Им не оставили ничего, их стерли. Их души ушли в лес и бродили.

Будучи ребенком переселенцев в третьем поколении, не имея никакого отношения к их крови, я плакала вместе с ними. Эта земля не могла больше. На ней жили люди, строили отели и ходили в рестораны, но вокруг каждого их них была пустота. Им было пусто друг с другом и наедине с собой. А под этим слоем пустых людей жил слой памяти, где каждый камень был наполнен  словами, а каждый водоем знал свое имя, место и время. Это была густая кровеносная система, уходящая в века и в ней мерцали звезды.

«Только Тха выбирает каждому его Путь и время для него, и не может человек определять вместо Тха удел ближних своих и их Путь». 

Ее боль – это ее память. Моя боль – это мое прошлое, в котором нет памяти. Я хочу от него избавиться и не могу. Я зачем-то пришла к мертвым.

Она ворошит угли в очаге, пламя то разгорается, то угасает.

«Зачем ты пришла?». «Я ищу и не могу найти».

Она протягивает что-то, не отрывая взгляда. Их язык как шипение змей, их узоры как их сплетение на старых камнях. Они передают из рода в род знаки и сказания. Это женская сила, поэтому они проиграли северной стране. Это женская сила, поэтому они остались. В руках невозможное жжение, я их силюсь разжать, но женщина обхватила их своими маленькими ладонями. И теперь мы говорим только глазами, что-то горячее застилает все во мне. Изнутри меня приходит тоскливая музыка неизвестного струнного инструмента, дождь, золотые узоры на ткани, оживающие оленями и цветками граната, сердцебиение скачущего табуна лошадей и дымка водопадов, очень много крови, очень много любви. Я готова закричать, меня тошнит.

«Ты готова».

Она отпускает руки, уголек из очага падает на землю, оставляя ожог как клеймо. 

«Тха даровал Хабзэ, передаваемый через Нартов, Хаттов и другие поколения рода, как единственный Закон, в соответствии с которым направлялись бы помыслы и деяния».

Я еще не знаю, что мне делать. Во мне все еще ноет какая-то обида, какая-то незавершенность, страх.

«Ты готова. Просто живи»

И я открываю двери.

В белый-белый день.