Супружество. начало романа

Роман.
Написан специально для женской соц. сети Джулия.Конечно, за бесплатно, а вы что подумали?)
http://www.myjulia.ru/article/205771/


Шон Салливан, потомок нормандских завоевателей, а ныне всеми уважаемый  английский граф с длинным перечнем титулов и регалий,  на озвучивание которых  пришлось бы потратить не один час, скучал в компании пресытившихся юнцов и, не стесняясь, время от времени широко зевал. Его верный слуга Гордон, привыкший во всем угождать господину,  и при этом не терять  ни капли своего  достоинства, громко хмыкнул.
-Не ваша это среда, граф,- почтительно поклонившись, произнес он.
Его лакейская форма, всегда  ладно сидевшая на нем и даже к концу дня выглядевшая свежей, сегодня была безбожно измята и местами заляпана грязью.

Граф не подал и виду, что его весьма удивила неопрятность в одежде слуги. Он знал, что для выполнения опасного задания Гордону потребовалось вся его сноровка и уйма терпения.
Тем не менее, наткнувшись взглядом в очередной раз на размазанную по щеке слуги сажу, Шон позволил себе сделать существенное замечание.
-А в роли трубочиста ты неплохо выглядишь,- лениво произнес он и снова зевнул.

Гордон при этих словах принялся тереть лицо, украдкой посматривая по сторонам, и нетерпеливо  переступать с ноги на ногу.
-Почему вы не спрашиваете меня, чем все закончилось?- пробурчал он, тоскливо размышляя о  лохани с горячей водой  и маленьком бруске мыла. –Я в точности выполнил ваш приказ, ваше сиятельство, и ничего не упустил.
 Взгляд  Шона, блуждавший до этого по сводам замка приятеля,  а теперь сосредоточившийся на бледной физиономии слуги, озарился вдруг внутренним светом, а промелькнувшая в нем чрезвычайная заинтересованность вкупе с яростью заставила Гордона вытянуться в струнку.

-Уверяю вас, все прошло как по маслу!- отчего-то покраснев, прошептал слуга, подходя к графу на цыпочках. -Я нашел то, что вам нужно. Дело за малым.
-Сколько?- рявкнул Салливан, впившись взглядом в проходившего мимо товарища. Маркиз Норфолк, в замке которого сейчас  собственно и находился  Шон со слугой, был весьма охоч до сплетен. Главным достижением всей его жизни можно было считать жутчайшую осведомленность о многих тайнах светлейших особ. Поговаривали, что на маркиза работала целая армия шпионов, а его благосостояние по сравнению с прошлыми годами, отчего-то вдруг резко увеличилось. Объяснить этот факт  было очень просто: Норфолк не гнушался шантажом. Прознав о ком-то что-то весьма щепетильное, он не спеша обдумывал свой план и приступал к его осуществлению, и еще ни разу не был посрамлен в такого рода поползновениях.

Раздосадованные открывшимся секретом сиятельные особы, не скупясь, платили за молчание маркиза, и не смели ни в чем отказать ему,  после чего  бессовестный разгильдяй с взглядом лиса и душою кровожадного волка в свою очередь  ни в чем не отказывал себе, заполучив на руки кругленькую сумму.
-Чем могу быть полезен?- спросил высокий, худощавый мужчина Шона, вытирая руки о бархатный камзол и присаживаясь рядом с ним на софу.-Ты же знаешь, Салливан, я всегда к твоим услугам.
-Знаю,- резко сказал граф, зевнув  в лицо приятелю.- Поэтому и не хочу посвящать тебя в свои дела.- Он ни разу не моргнул, спокойно встретив возмущение, промелькнувшее на дряблом лице Норфолка .
Отведя глаза, тот справился о здоровье сестры гостя, которой он однажды осмелился предложить свою руку, отвергнутую графом чуть позже без малейших раздумий   по причине искренней братской любви.   
-Только через мой труп,- сказал тогда Салливан, не обращая ровным счетом никакого внимания на покрасневшего от негодования претендента на супружество.- Лучше я запру Энжел в монастыре, чем дам ей в мужья такого, как ты.

2 часть.
Подождав, пока приятель,   которому он не доверял ни на грош, отойдет подальше, Салливан задал слуге все тот же вопрос:
-Сколько?
Гордон, приложив руку к губам, прошептал:
-Он затребовал двести гиней, ваше сиятельство.
Граф изменился в лице. Его брови поползли вверх, а губы сами собой сложились в букву «о».
-Это исключено,- мотнув головой, прошипел он.

Салливан  слыл весьма и весьма богатым человеком в Лондоне, и названная сумма была для него более, чем плевой, но этот жирдяй, этот  тупоголовый ублюдок, каким являлся владелец старой таверны, находившейся  на окраине городка Портсмута, очевидно, не понял, с кем имеет дело.
-Завтра от его кишащего клопами заведения ничего не останется,- вслух произнес Шон, почесывая переносицу,- а сам он и вся его семейка отправятся в Тауэр, кормить тюремных  крыс. И пусть он без роду, без племени, но я лично позабочусь о том, чтобы его надежно упрятали за стены Тауэрской крепости, в которой он не протянет и недели. Сегодня вечером снова отправишься в таверну  и передашь  ее хозяину  мои слова.

Он поманил к себе насторожившегося слугу пальцем.
-Что он тебе  еще сказал?- прошептал он, прикрывая на мгновения глаза.- Передай мне слово в слово!
Гордон, боясь упустить малейшую деталь из утреннего разговора с Сэмом,- владельцем таверны, -принялся сбивчиво пересказывать  услышанное.

-Он сказал, что повстречал ее примерно месяц тому назад, в порту, средь толпы отплывающих в Ирландию бедняков. Ей не хватило несколько шиллингов для того, чтобы полностью оплатить билет, а капитан, предложивший ей заключить с ним сделку в обмен на недостающие деньги, остался ни с чем. Девушка отказалась продавать себя за такую ничтожно –малую сумму.
Лакей на секунду умолк, испугавшись зловещего блеска в глазах господина, но увидев его неторопливый жест, снова заговорил:

-Она устроилась служанкой в таверне сразу после того, как корабль отплыл от берега. Сэм сказал, что за всю историю существования таверны, он ни разу не встречал такой добросовестной работницы. Она беременна, господин,-  добавил  он  тихо и, не удержавшись, сделал несколько шагов в сторону.
-Мне это не интересно,- ухмыльнулся Салливан, сжимая правую руку в кулак, а левой высоко подбросив  золоченую трость. Ловко поймав ее, он несколько раз резко  перекатил  довольно безобидный на первый взгляд предмет меж пальцев.

-Завтра  этот корабль возвращается, сэр,- горячо зашептал Гордон.- Девушка собирается покинуть Англию.
-Мне это не интересно,- снова повторил Шон и повернул набалдашник трости. В мгновение ока из ее наконечника появилось длинное, тонкое лезвие и угрожающе ткнулось в сторону потерявшего дар речи слуги.- Но кто знает,- зловеще проговорил граф,- может быть, мне захочется на прощание  посмотреть на ту, которая украла принадлежащее мне сокровище.

Холодно попрощавшись с маркизом Норфолком, вышедшим лично проводить светлейшую особу под внезапно спустившийся с неба на город  ливень, Шон откинулся на спинку сиденья .
-Трогай,- процедил он сквозь зубы, и  трижды,  что есть силы, ткнул  тростью  в обитый алым бархатом потолок  баснословно дорогой  кареты.

3 часть
Кларисса устало вздохнула, глядя на группу из десяти подвыпивших мужчин,  впервые посетивших  таверну, и в который раз за сегодняшний вечер  вскрикивавших, словно рассерженное семейство морских котиков.  Они  уже  битых полчаса пытались  поделить что-то между собой, сидя за липким от разлитого эля  столом, и отчаянно  выясняя друг у друга, какой сегодня день.
И хотя сегодня была суббота и все уважающие себя граждане готовились к завтрашней церковной службе, завсегдатаев таверны со звучным названием «Три дуралея», похоже, этот факт нисколько не смущал. Почти все они обсуждали   непристойные шутки и гнусные байки, касавшиеся девушек из заведения мадам Фонте,- владелицы местного борделя.

Взрывы хохота, следовавшие сразу  вслед за тем, как какой-то шутник произносил  очередную фразу, сдобренную скабрезными намеками, а то и просто грязным сквернословием, вызывали в Клариссе новый прилив дурноты.
Как это ни странно, - ее  пустой  желудок, вместо того, чтобы урчать от голода, вел себя  неподходящим для этого случая образом: весь сегодняшний вечер его скручивало жестокими спазмами, которые грозили перерасти в нечто более существенное, а именно,- в рвоту. Так бывало всякий раз, когда  Кларисса  предчувствовала какое-то неприятное событие.

Сегодня, снедаемая приступами едкой тревоги, она старалась держаться в тени, выполняя работу на  кухне. Девушка проворно перебирала отсыревший картофель в темном погребе, отыскивая целые корнеплоды и наполняя ими корзину. Несмотря на ее интересное  положение, никто из работников не предлагал ей свою помощь, равнодушно глядя на то, как она перетаскивает тяжелые кастрюли с едой с очага на стол или вязанки дров, укладывая их в аккуратный ряд у закопченной стены.
Кларисса никогда не просила подмоги,  в первый же день  зарекомендовав себя, как услужливую и самостоятельную работницу.

 Хозяин, подслушавший ее спор с капитаном корабля в порту, и любезно  пригласивший ее для приработка в собственную таверну, на этом и оставил свое благодушие. Он безбожно придерживал плату  для  новой работницы, выдавая ей жалкие гроши в   самом  конце  расчетного  дня.
-Больше дать нечего!- угрюмо говорил он ей каждый раз, отсчитывая  мелкие  монеты, и противно шмыгал  мокрым носом.- Работай, а там посмотрим.
Когда же девушка попыталась однажды сказать ему о том, что за постой в продуваемой холодными  ветрами каморке, находящейся на чердаке дома матушки Лидии( той самой женщины, которая согласилась  из добрых побуждений приютить девушку) ей платить нечем, толстяк, хрюкнув, угрожающе изрёк:
-Я все о тебе знаю! Начнешь выступать,- сдам властям!

4 часть.
 Переделав всю  назначенную  ей на сегодня работу по кухне, Кларисса спустилась  в погреб. Она навела   там порядок, собрав луковую шелуху и кучи разбросанных  кем-то   картофельных ростков в корзину, и, почувствовав вдруг сильное головокружение, уселась  на маленькую лавочку.      

В погребе было холодно. Почти так же, как в каморке на чердаке дома матушки Лидии, приходя в которую, девушка каждый раз с тоской вспоминала свой отчий дом и жаркий огонь, согревающий их жалкую, крохотную  лачугу.
 
Холод. Вот что мучило ее в этой проклятой Богом стране, гордо именующей себя Англией. Если бы она(страна) знала, через что ей пришлось пройти, отвоевывая свое место под столь редким английским солнцем, прорывающимся все же иногда сквозь пелену упрямых туч, то, может быть тогда и  соизволила бы сжалиться над бедной девушкой и не стала  посылать ей ту роковую встречу.

Кларисса  повела плечами, будто встряхивая с себя оцепенение, наваливающееся на нее при этих воспоминаниях тяжелым грузом…

В детстве родная матушка частенько говорила ей:
-Вот вырастешь, станешь невестой и выйдешь замуж за самого богатого ирландского графа.
Кларисса зачарованно слушала ее неспешное повествование о красивых залах каменного дворца и о преданных слугах, и свято верила в то, что слова родительницы исполнятся в точности, но  она оказалась  совсем   не готовой  к  ужасным  переменам, обрушившимся на ее детскую голову  после   смерти матери.
 
Некогда  уютное жилище, в котором  женщина с любовью свила для нее маленькое гнездышко, сшив матрас и набив его овечьими шкурами,  а также  несколько мягких подушек, используя для их начинки шерсть, вычесанную   с  ягнят,-  вдруг превратилось  для нее в западню.   
Лишившись материнской  заботы, девочка  некоторое время была предоставлена самой себе, проводя дни напролет  в кромешном одиночестве, тихонько сидя  на своеобразной кровати и прислушиваясь к завыванию ветра.
 
Ее отец,-  необщительный  и хмурый человек, уходя ежедневно в горы пасти скот, не  говорил  ребенку ни слова,  оставляя    дочку   лишь в компании  маленькой  куклы, вылепленной матерью из глины. Еду,- кусок овечьего сыра и сосуд с молоком, -он ставил в центре стола, не придвигая заботливо пищу к краю,   как делала его жена, чтобы в случае чего девочка, встав на цыпочки,  могла самостоятельно взять ее.
Вечером, возвращаясь домой усталым и злым, и, заметив нетронутую на столе пищу, он резко поворачивал голову в сторону перепуганной дочки. Маленькая Кларисса знала, что подходить к отцу в такие моменты не стоит, он все равно не обратит на нее  никакого  внимания и буркнет лишь грубую фразу, от которой  ей  захочется плакать.
 
Однажды он привел  в дом щуплую женщину  и  чумазого  мальчика, которого та крепко держала за руку.

5 часть.
Для девочки начались тяжелые времена.  С  первого же  дня появления в  ее жизни  странного существа по имени Патрисия, ребенку показалось, что в их  уютный дом просочилась стужа. Она  отчего-то боялась женщины, глаза которой были похожи на две дыры.   В  них совершенно отсутствовало радушие. От ее пристального и вместе с тем пустого взгляда   веяло    жутким   холодом, словно из самого глубокого ущелья, в которое девочка однажды имела неосторожность заглянуть.
 Мачеха совсем не разговаривала   с детьми. Ее сын, маленький Том, бывший  полной противоположностью родительнице и имевший нрав  весьма добродушный,  сразу подружился с девочкой, принеся ей   под вечер маленький букетик диких цветов и оброненное какой-то птицей перышко.

Девочка с благодарностью  приняла его скромное подношение. Она робко смотрела на то, как он аккуратно складывает подарки у ее ног, и боялась вымолвить хоть слово. Но когда на смуглом лице мальчугана промелькнула веселая улыбка, -не сдержалась и улыбнулась в ответ. 

Женщина, месившая в этот момент тесто, увидев, что дети взялись за руки, с силой опустила его на стол и нервно вытерла пальцы о фартук.
По-прежнему не говоря ни слова, она подошла к сыну. Ухватив  его за ухо, она резко потянула   собственное чадо  за собой, не обращая никакого внимания на его вопли. Когда же она  вернулась к девочке и, опустившись  перед ней на корточки, принялась, не мигая, смотреть в расширившиеся от страха детские глаза, Клариссе показалось, что она  увидела в них ненависть, смешанную с торжеством.
-Вы меня не любите,- сказало дитя дрогнувшим голосом.- Вы для меня чужая.
При этих словах по лицу мачехи пробежала тень, а губы разъехались то ли в улыбке, то ли в оскале. Кларисса заметила во рту женщины отсутствие нескольких зубов и инстинктивно вытерла свои губы ладошкой, когда увидела слюну, появившуюся в уголке рта Патрисии.

А на следующий день, ранним-ранним утром   мачеха  повела падчерицу в горы.  Кларисса послушно шла рядом с ней, крепко держась за шершавую руку невесть что удумавшей тетки. Та норовила вытащить   свои  пальцы из детской потной ладошки, но Кларисса, как будто чувствуя, что сейчас произойдет нечто страшное, изо всех сил цеплялась за нее, давая понять тем самым, что, не взирая  ни на что, она надеется на человеческое к себе отношение.
  Ее  надежде не суждено было  сбыться.
-Не надо, -жалко попросила девочка, когда женщина завела ее в  темную  пещеру.-Я боюсь здесь оставаться. Не надо!- умоляла она, заглядывая  в лицо  мачехе, ставшее вдруг каким-то серым.

Побродив бесцельно по пещере, обросшей изнутри мхом, и отстраняя от себя падчерицу, следующую за ней по пятам, женщина через некоторое время ушла, обернувшись напоследок для того, чтобы пригвоздить  ребенка ядовитым,  предупреждающим взглядом. Она с силой плюнула  себе под ноги, словно выказывая таким образом презрение к маленькому, ни в чем не повинному  существу и будто проводя некую  границу, за которую не советовала падчерице переходить.
 
Девочка села на мягкий мох у самого входа в пещеру. Она вдруг почувствовала, что тот липкий ужас, который буквально переполнял ее все время, пока она находилась в доме с новой женой отца, куда-то улетучился, уступив место обыкновенной усталости и даже какому-то умиротворению.

Конечно же, она знала дорогу назад, но ни за что бы не решилась вернуться в дом. Отец был ей не рад, мачеха- тоже, и лишь вспомнив о маленьком Томе, девочка позволила себе горько зарыдать. Правда, ее слезы почти тут же высохли, когда она увидела неподалеку от себя неизвестно откуда появившуюся большую белую овцу. Та с любопытством посматривала на  нее, пощипывая сочную траву на небольшом холме, и казалось, совсем не  боялась присутствия человека.
Девочка во все глаза уставилась на животное, решившее вдруг подойти поближе.
А когда оно осторожно  коснулось своим горячими губами  заплаканного  детского  лица, и тихонько заблеяло,- Кларисса доверчиво обняла его за шею.
 
6 часть.
Если бы не Клаус Бот, - старый лондонский аптекарь, подобравший однажды оборванного мальчугана на одной из улочек города, то не было бы сейчас на белом свете  Гордона Прейси, нынешнего слуги графа Салливана. Своим умом и рассудительностью лакей мог по праву гордиться. Много лет тому назад с помощью Клауса он изучил помимо грамоты, включавшей в себя и несколько языков, сложнейшую  науку, имя которой алхимия. Старый чудак, коим являлся Бот,  дабы не помереть с голоду и не допустить этого по отношению к своему воспитаннику, вовсю использовал  некие  познания в области магии, заручившись поддержкой  небедных  дураков, веривших чему угодно, следуя моде или просто из принципа.
 Днем старик, облачившись в красный восточный халат, выходил к своим заинтересованным в его «колдовстве» посетителям, состроив на лице подобающую случаю загадочную мину, и творил совершеннейшую чушь, размахивая  перед очередным взволнованным  клиентом  широкими рукавами одеяния и брызгая в   покрасневшее  от волнения лицо легковерца  простой водой.
Мальчик, родители которого по каким-то причинам отказались от единственного ребенка, бросив  его одного на незнакомой  улице, по-своему любил старика, и относился к нему с огромным уважением, но это не мешало ему с некой долей иронии взирать на его странные «волшебные» манипуляции, а также на посетителей, веривших Клаусу, как самим себе.
Прячась за шторами, занавешивавшими  вход в подсобное помещение, являющееся своеобразной крошечной лабораторией, он изо всех сил старался не засмеяться, наблюдая за неким ритуальным танцем аптекаря, предварительно закрывшего входную дверь на замок, и вслушивался в его бормотание.  Разобрав однажды среди вящей абракадабры нехорошие слова, сказанные Клаусом по-китайски  в приступе то ли усталости, то ли злости, парнишка не выдержал и громко засмеялся.
Он, конечно же, сразу зажал рот ладонями, но встрепенувшийся посетитель еще некоторое время озирался по сторонам в поисках источника звука, отвлекшего его от магического действа, которое было призвано, ни много ни мало, своими чарами околдовать какую-то там миссис Ву, ожидавшую любовника в карете.
Рассчитавшись с благодарным клиентом и вернувшись в лабораторию, рассерчавший на воспитанника за несдержанность старик  впервые наказал его. Он пребольно оттаскал его за уши и заставил перекладывать из мешка в стеклянные банки тальк.

-Будешь знать,- ехидно подытожил Клаус, когда мальчуган,  нанюхавшись злосчастной белой пыли, облаком повисшей в комнате, несколько раз  громко чихнул. Аптекарь украдкой    посмеивался, занимаясь подсчетами средств, вырученных им от продажи  дорогостоящего зелья собственного изобретения. Оно(зелье) находилось в  той самой  зеленой склянке, к которой  аптекарь  категорически запрещал подходить  ученику. 

Не ведал  старик    о том, что именно  этот, робкий  на первый взгляд, подросток сослужит ему хорошую службу.
Не встав как-то с кровати по причине внезапно обострившегося приступа подагры, Клаус уже мысленно готовился к тому, что его заведение прикроют, предъявив вполне резонные обвинения о неуплате  налога в срок. Он беспомощно смотрел на испуганного ученика, зашедшего к нему в комнату и остановившегося у его ложа.
-Вас ждут посетители, учитель,- произнес мальчик, аккуратно прикасаясь к его неподвижно лежащей  руке.
Непонятно каким образом, но именно тогда Гордону, вышедшему  к посетителям   объявить о болезни старика,  удалось раскошелить самого прижимистого из  них, продав ему обыкновенную мазь на основе вазелина, предназначенную для сухой кожи рук.   Дело в том, что толстомордый  богатей, зашедший в аптеку, и ни в какую не пожелавший выходить из нее, был не очень трезв. Он тяжело облокотился об одну из полок  и принялся с гордым видом изучать ее содержимое. Мальчик с ужасом смотрел  на то, как под ногами мужчины растекается лужа.
Гордон начал жалеть о  поспешности своего  решения впустить пьяного разгильдяя в помещение,  страшась   возможных для них с учителем  нежелательных последствий. Но когда толстяк вдруг признался ему в том, что его бросила  любовница, и даже разрыдался, громко сморкаясь  в рукав, Гордон метнулся к шкафу с лекарствами и достал оттуда мазь.
-Это вам поможет,- уверенно сказал он, запихивая маленькую баночку в карман камзола мужчины.- Вотрите себе туда, и считайте, что дело в шляпе.
Он хотел как можно быстрее выпроводить пьяницу  вон, боясь, что тот из-за своей неуклюжести  разобьет  стоящие неподалеку склянки со снадобьем, и оказался совсем не готовым  к тому,  что посетитель, вытащив из-за пазухи мешок с монетами, вручит их ему со словами:
-Смотри, поверю на слово! Только   попробуй надуть!
Гордон попытался было вернуть деньги, но толстяк вдруг не на шутку заупрямился. Оттопырив нижнюю губу и громко икнув, он грязно выругался, а затем,  демонстративно развернувшись, вышел из аптеки.

Старику  к вечеру стало  немного  лучше.  По крайней мере, он достаточно  окреп для того, чтобы задать трепку самовольнику.  Аптекарь долго выпытывал  правду у покрасневшего ослушника,   вынужденного  показать учителю мешок с деньгами. Увидев его    и затрясшись при одной только  мысли  о том, что ребенок продал скряге  мазь, которая стоила совсем мало, за такую сумму денег, Клаус без сил опустился прямо на пол у шкафа.
-Ты погубил нас, сынок,- обхватив голову руками, простонал он и заплакал.
А через неделю произошло невероятное событие.
7 часть.
  Человек по имени Густав, купивший обыкновенную мазь за мешок золотых, пришел поздним вечером к Клаусу, и долго о чем-то разговаривал с ним. Гордон с замиранием сердца вслушивался в его восторженные речи и не верил своим ушам.
-Мне помогло!- вскричал мужчина под конец разговора, бросившись  обнимать  оторопевшего от неожиданности старика.- Женщины ходят за мной стаями! От них нет отбою!
Даже моя прежняя любовница вернулась, она теперь спит у двери моей комнаты и готовит мне по утрам завтраки. Но я пока что не простил ее!
Нужно отдать должное смекалке аптекаря. Он не только не растерялся, услышав, какую партию мази заказывает клиент, но и загнул такую цену за нее, что пришла очередь мальчика трястись от ужаса, ожидая ответа Густава. 
-Всё что угодно!- вскричал  покрасневший от радостной эйфории вечерний посетитель.- Я не жадный человек.

Ночью, когда на улицах зажглись фонари, а старый Клаус поспешил проверить   засовы на дверях, перед  тем как отойти ко сну, он подозвал к себе мальчика и, обняв его за плечи, улыбаясь, сказал:
-Если бы не твое везение, сынок, то пришлось бы тебе в очередной раз очутиться на улице, чтобы  вновь стать попрошайкой и клянчить  милостыню у скупых людишек.

…Гордон не понаслышке знал, что такое человеческая  скупость. Встретившись  при выполнении поручения  в темном проулке с людьми толстобрюхого  Сэма, поджидавшими его  в условленном месте, он был немного удивлен, когда увидел и самого хозяина таверны.
Толстяк, с лица которого вмиг слетела добродушная ухмылка, маячившая на нем до этого словно приклеенная, сразу приступил к делу. Потирая руки, он хрипло осведомился о сумме, обещанной ему слугой графа за сведения.
-Я должен увидеть служанку лично!- Гордон сразу же отмел все попытки жирдяя выудить из него какую бы то ни было материальную выгоду.-Веди меня к ней. Только после того, как смогу распознать в ней ту, которая меня интересует, смогу сказать что-либо об оплате.
-Не торопись,- грубо произнес хозяин таверны, зачем-то посматривая на крыши домишек.- Сначала выслушай меня,- он вплотную приблизил свое потное лицо к бледному лицу Гордона и криво ухмыльнулся.- Мои люди делают то, что я говорю им, и глупо с твоей стороны надеяться перетянуть их на свою сторону, приплатив им сверху по шиллингу каждому.
При этих словах, стоявшие позади Сэма одетые в обноски головорезы, зароптали.
Толстяк резко поднял обе руки вверх.
-Тихо, парни, тихо! Сэм никогда вас не обижал. Не собирается он делать этого и сейчас.
Гордону достаточно было увидеть кислые мины здоровенных мужиков, как по команде плюнувших себе под ноги и смеривших злыми глазами толстую спину хозяина, чтобы понять, что Сэм лжет.
-Веди меня к девушке,- спокойно повторил лакей.
Он нарочно звякнул деньгами, засунув руку в карман плаща и, как следует, встряхнув его. –Иначе разговора не будет.

В таверне он заказал себе горячий обед.
Внимательно изучив посетителей и самого хозяина, занявшего свое законное место за барной стойкой, Гордон приготовился ждать прихода Клариссы.
Он не был готов к тому, что девушка почти тут же возникнет за его спиной. Услышав ее нежный голос, лакей чуть не подпрыгнул на месте.
-Что  господину  подать выпить?- учтиво спросила она, подходя к столу, за которым он сидел, и аккуратно сметая с него  крошки  чистым полотенцем.  Избегая  смотреть на мужчину, она изо всех сил делал вид, что хорошо себя чувствует. Вздумай она посмотреть на него более внимательно, то  всё равно ни за что бы  не узнала в изменившем свою внешность с помощью накладной  серой бороды и усов посетителе того, кто уважал ее почти так же, как и своего господина, графа Салливана.
-Крепкого чая,- выдавил из себя Гордон, из-под полей старой шляпы рассматривая заметно выступающий живот Клариссы.- Тяжело, наверное,  в таком состоянии работать?- позволил он себе задать нескромный вопрос.
Девушка ничего не ответила. Она  лишь робко глянула в сторону посетителя, который предусмотрительно нагнул низко голову, как будто бы заинтересовавшись перчатками на своих руках, а затем довольно проворно засеменила по направлению к кухне.
В глазах Гордона, в который раз за день, промелькнуло удивление. 
-Так-та-а-к, - прошептал мужчина, потирая виски и задумчиво наблюдая за тем, как Кларисса после неосторожного столкновения со стеной весьма залихватски поправила съехавший  на сторону живот.
8 часть.
  Ребенок страшился надвигающейся ночи. Он испуганно жался к сонной овце, разлегшейся у входа в пещеру, и уже успел до костей продрогнуть. Несмотря на тепло, исходившее от животного, ледяной ветер, разгулявшийся не на шутку, забирал его тут же, всё до крошки. Он  со стоном проносился над утесом и словно дотрагивался своим ледяным языком до маленькой человечьей фигурки, пытаясь сделать свое черное дело.
Девочка не раз хотела заманить овцу в убежище. Она подзывала ее ласковыми словами, становясь перед ней на колени, и нежно гладила ее морду холодными пальчиками.
-Я не могу пойти туда без тебя,- говорила она, заглядывая то в один  выпуклый овечий глаз, то в другой.- А тебе здесь опасно оставаться. Ты должна уйти в пещеру.
Животное тихонько блеяло, как будто что-то отвечая человеку на своем, овечьем языке, но ни в какую не хотело покинуть належанного места.
Кларисса под конец сдалась. Свернувшись калачиком, она прижалась  к овце и закрыла глаза.

Ей чудился  голос матери. Он как будто звал ее, шепча ласковые слова, перемежающиеся успокаивающими словами  молитвы и любимой песенкой девочки,- колыбельной.

-Спи, мой славный птенчик,
Вот из лилий венчик
На твою головку.
Поцелую бровку,
А потом другую
Нежно поцелую.
Дую на реснички
Малой пташки-птички.
Спи, мой ангел чудный,
День окончен трудный.

Девочка очнулась от резкого окрика. Услышав взволнованный  голос   своего названного братца Тома, она возликовала, но ее маленькое сердечко тут же гулко забилось, когда она совсем рядом с собой  увидела его покрасневшее  лицо.

-Ты глупая!- крикнул мальчик, заглядывая в опухшие от слез глаза маленькой Клариссы.- Зачем пошла с моей матерью в горы?!
Так и не дождавшись ответа, он переключил свое внимание на овцу. Особо не церемонясь, он протянул ее палкой  по спине, после  чего  животное,  истошно заблеяв, неуклюже вскочило  и потрусило куда-то за пещеру, испуганно  озираясь и иногда делая короткие остановки.
-Зачем ты бьешь ее?- заплакала девочка, сидя на земле.
Она  во все глаза разглядывала самодельный факел в руках Тома,- короткую палку, обмотанную просмоленной паклей, которую мальчик специально наготовил для непредвиденных случаев. -Она пришла специально, чтобы согреть меня!
Том нахмурил брови, взирая на безуспешные попытки девочки подняться с земли.
Он принялся помогать ей, позабыв свои грубые слова, сказанные скорее в пылу  сильнейшего беспокойства, нежели в приступе  злости.
 Вдвоем они вошли в пещеру, в которой было не так холодно, как за ее пределами. Устраивая  у каменной стены что-то наподобие своеобразной лежанки, Том обнаружил под слоем перегнившей травы толстую змею, свернувшуюся клубком и  очевидно впавшую в спячку.
Он аккуратно вынес ее прочь, обернув прежде в свою курточку, а после вытряхнул в растущие над обрывом кусты.
-Наверное, овца испугалась змеи,- засмеялся Том, заглядывая в пещеру. Он снова  ушел куда-то, насвистывая веселую мелодию, а спустя некоторое время вернулся.
За ним следовало животное, до этого отказывавшееся войти в пещеру по просьбе девочки. Овца осторожно обнюхала то место, где совсем еще недавно лежала змея, а потом потянулась губами к лицу Клариссы, еще не успевшему просохнуть от слез.
9 часть.
Заночевать детям в пещере всё же  не пришлось. Случайно набредший на место их укрытия Ирвин, слуга одного старого графа,   сжалился над ними и забрал  с собой. Он оставил в пещере холст и краски, а также листы с  набросками местного пейзажа, которые успел сделать за целый день, бродя по ущелью, и, взяв детей на руки, отправился  в небольшую рощицу, где его уже давным-давно ждал  верный друг.
Ирвин  осторожно ступал по каменистой  горной тропинке, и, как мог,  защищал свою ношу от ледяного ливня, спустившегося вдруг с небес и принявшегося заливать всё вокруг с упорством  сумасшедшего, завладевшего гигантской  лейкой.
За мужчиной увязалась не пожелавшая оставаться в пещере овца. Она совсем не реагировала на окрики человека, приказывавшего ей не покидать гор, и весьма  настырно  следовала за ним, а  когда он останавливался для того, чтобы отдышаться, она тоже  устраивала привал где-нибудь неподалеку и спокойно щипала травку.
Ирвин перестал отгонять животное, белая шерсть которого служила ему неким  ориентиром в условиях плохой видимости.   К тому же, в особо узких и опасных местах, когда он вынужден был опускать детей на твердь, дабы не упасть самому и не уронить их, те шли рядом с овцой, крепко вцепившись в ее шерсть руками.
Войдя в рощицу, состоящую из нескольких  десятков   невысоких деревьев, Ирвин пару раз свистнул.  Его длинногривый  конь,  пасшийся  у  небольшого ручья, заслышав хозяина, откликнулся громким  ржанием и, спустя некоторое время,  подскакав, ткнулся влажными губами в его плечо.
Дети восторженно засмеялись.
-Давай, дружище, вези нас в надежное убежище, где нам удастся, наконец,  согреться и хорошо отдохнуть!- нарочито бодрым тоном произнес Ирвин, понимая, что дети измучены усталостью и голодом.
Разделив между ними оставшуюся от его дневной трапезы лепешку, мужчина пожалел о том, что выпил все вино. Пара глотков сейчас бы не помешала продрогшим до костей   маленьким созданиям.
Проклиная про себя ливень и овцу, которую он  по просьбе детей  вынужден был привязать к седлу с помощью длинной веревки, Ирвин  взгромоздился на коня, усадив впереди себя найдёнышей.
Позже с несчастной овцой, упрямо бегущей рядом с шедшим конем, пришлось всё же расстаться. В  лесу неподалеку от замка графа ее задрали окружившие  путников  голодные волки. Если бы не это блеющее в предсмертных судорогах животное, сослужившее людям хорошую службу и насытившее собою хищников, то неизвестно еще, чем бы окончилось это путешествие.
 
 Несмотря на усталость, удивлению Ирвина не было предела, когда старый граф, страдавший бессонницей  и потому допоздна засидевшийся над книгами в одном из кабинетов своего  огромного  замка, распорядился вдруг напоить продрогших малышей горячим молоком и накормить их остатками  ужина.
Дождавшись ухода  слуги, поторопившегося  исполнить приказание, почтенный старик, граф Патрик Коулмэн, известный на всю округу своей необщительностью и ворчливостью,  подозвал  мальчика и пристально  посмотрел в его наполненные страхом и недоверием карие глаза.
-Как зовут твою маму?- затем спросил он  хрипло, потянувшись к стоящему на письменном столе небольшому светильнику. Придвинув его поближе, старик внимательно стал изучать тонкие черты лица ребенка, аккуратно придерживая его испачканный    подбородок  ладонью.
Том, не желая отвечать,  опустил голову.  Прислушиваясь  к треску поленьев в камине, он стыдливо покраснел, увидев насколько грязны его ботинки, в которых он умудрился стать на  ковер.
 -Какая вам разница, сэр?- буркнул мальчик весьма неучтиво, когда старик снова задал свой вопрос. –Она мне не мать. Если хотите знать, сэр, то женщина, которая родила меня,- сущая ведьма, ненавидящая не только собственного сына, но и эту девочку!
Том обернулся, указывая рукой на спящую  в кресле Клариссу, заботливо укрытую слугой теплым  пледом.
 Испуганно глядя на то, как  при его словах  руки графа затряслись, он  вдруг рассказал всё без утайки о  спятившей матери, сделавшейся  женой отца девочки и за что-то возненавидевшую несчастную, и, воспользовавшись отсутствием мужа и сына, отведшей  ее  в пещеру, чтобы  оставить  там на съедение диким зверям .
-Когда я уходил на поиски сестры, сэр,- совсем тихо добавил мальчик, - наши родители ссорились. Мать задумала что-то нехорошее, я чувствую.

По бледным щекам старика потекли слезы. Он то и дело вытирал их рукавом халата, внимая взволнованной  речи мальчугана. Когда тот окончил говорить, граф прошептал:
-Я очень долго ждал весточки от нее, дитя, и не мог даже подумать, что новости о моей незаконнорожденной дочери принесет мне ни кто иной, как мой внук.
Он  не мог  рассказать ребенку  темную  историю, случившуюся однажды  в его жизни. О том, что когда-то, не на шутку увлекшись простой девушкой, дочкой рыбака, он, влиятельный человек, ослепленный страстью и одержимый идеей во что бы то ни стало овладеть ею, насильно сделал ее своей.
Несчастная кричала тогда о том, что он погубил ее, что теперь ее удел – мыть горшки в чужих домах,  и горевать о том, что вместе с непорочностью она  утратила  и надежду   на то, что кто-то из нормальных парней бросит в ее сторону взгляд.
Тогда Патрик не нашел ничего лучше, как рассмеяться ей в лицо, а затем отпустить на все четыре стороны.

А после в  его казалось бы незыблемом союзе   с молодой графиней,   очаровательной, законной супругой, появилась громадная брешь. Их дети, едва родившись, умерли, и Лусия, преданная своему мужу сердцем и умом,  с превеликим трудом перенесшая роды, в скором времени отправилась вслед за ними. Она тихо покинула этот бренный мир в одно воскресное утро, заставив безутешного мужа скорбеть и тосковать над ее остывающим  телом.


10 часть.
Том оказался прав. В хижине пастуха прошлой ночью разыгралась трагедия.
Посланные туда графом Коулменом  люди в ужасе взирали на окровавленный пол и стены крохотного жилища и на  мертвого пастуха, отца Клариссы, лежавшего в углу с чудовищной раной на шее.  Его  новоиспеченная жена, как выяснилось позже, покоилась на дне ущелья, в которое она добровольно прыгнула, вернувшись к пещере и не найдя там девочку...

продолжение следует)