Как мы учились на журфаке

Со времен нашего студенчества в УрГУ (Уральском госуниверситете имени Горького) прошло не так много времени – всего-то 24 года. Наверное, пора уже записать случившиеся тогда всякие забавные глупости. В назидание потомкам и в развлечение …

Запутался в понятиях.

Юра Новосельцев сдавал зачет на кафедре стилистики. Ему было нужно разобрать по парадигматическим связям слово «тучный».  Юра пришел сдавать зачет с тяжелой головой. И от слова «тучный» его понесло в совершенно неожиданную сторону. «Мрачный, - сопел Юра, - грозный, темный…». «Ну что Вы, Юрочка, - не вынесла Юриных мучений Нинель Васильевна Ткаленко, лучший из педагогов, и поспешила  на помощь.- «Тучный  … Ну, как Вам сказать? Ну вот я  - тучная …». «Вы тучная?» - Юра от возмущения даже привстал из-за парты. «Ну какая же Вы тучная? Вы такая веселая, такая добрая, такая светлая!». Нинель Васильевна, слегка растерявшись, дрогнувшим голосом. «Идите, Юрочка, зачет».

Мавр не доделал свое дело!

Зачет по зарубежной литературе. Валера Жуков отвечает  на вопрос «Отелло. Образ мавра в трагедии Шекспира».  Приблизительно представляя себе, о чем идет речь, неумолимо движется к развязке:
- Он спросил, молилась она на ночь, или не молилась.
-  А она молилась?
-  Конечно, молилась!
-  И задушил Дездемону!– преподаватель смотрит на него с неослабевающим интересом, и это наводит на мысль, что сказанного, для того, чтобы финишировать, недостаточно. – Он ее задушил, а потом сказал: «Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить!».
- Так и сказал? - удивляется преподаватель.
- Так и сказал! -  горестно подтверждает Жуков.
- И ушел?
- И ушел. -  Решительный кивок мужественной головы.
- И Вы, Жуков, идите.Читать Шекспира.
- А когда приходить? – не сдается Валера.
- Ну, когда всего Шекспира прочитаете.
- Можно через два часа?
- Можно Валера. Если Вы успеете.
- Я успею!

Техника производства газеты (техгаз) как непостижимая наука.

Ира Карпова так боялась Владимира Александровича Чичеланова, преподавателя «техгаза», что от ужаса впадала в невменяемое состояние, едва ей случалось привлечь его внимание. А тут целый экзамен, когда межличностного общения просто не избежать. Есть и спать Ира перестала еще позавчера. Достается относительно простой вопрос. Что–то про титул.
- Тител! – дрожащим голосом озаглавливает свой ответ Ира Карпова. – Ой, простите, - робкий взгляд на Чичеланова. Может,  ободряюще улыбнется, кивнет? Ничего подобного.  Владимир Александрович молчит, как  сфинкс. Только бородавка на переносице начинает угрожающе наливаться кровью.
- Тительный лист, ой, простите, - бородавка уже красная.
- Это элемент издания, на котором размещают  … тител… -  начинает хохотать. 
– Надо правильно говорить "титул", а я говорю "тител", выменяпроститепожалуйста (одним словом)! – и снова приступ идиотского хохота, до слез, до икоты, до сползания со стула. Причем, у нее было твердое ощущение, что она смеется последний раз в жизни. Бородавка стала багровой и начала отбрасывать неровные отблески на скорбные лица товарищей…
- Я вам ставлю три! Это пропуск для дальнейшего обучения. Не хочу ломать вам жизнь.

Руки целовать. Ноги мыть и воду пить. Спасибо!!!

Наследник Базарова.

Весьма молодой и страшно строгий преподаватель кафедры стилистики Светлана Ивановна Сметанина принимает зачет у переростка, "вечного студента" Коли Присядкина. Коля, мягко говоря, не готов. У него нет шансов. Товарищи с бессильной тоской глядят в Колин затылок .
- Я вам снова не смогу поставить зачет, Присядкин! – Светлана Ивановна ненадолго делает грустное лицо.
Коля, как-то весь подбирается, и неожиданно атакует. Сметанина даже не успевает ничего нарисовать в ведомости.
- Вы где родились? В роддоме?
- В роддоме, - подтверждает Светлана Ивановна.
- А роды у вашей мамы кто принимал? Акушерка? – грозно спрашивает Коля.
- Акушерка, – совсем уж растерялась Сметанина.
- А у моей мамы роды принимали мастер с фрезеровщиком! И родился я не в роддоме, а под фрезерным станком, в стружках! Вам моя рабочая пыль глаза выест, и зачет вы мне не поставите, Светлана Ивановна! Не поставите! – с горечью заканчивает свою речь Коля. Решительно поднимается и широкой рабочей поступью идет к двери.
- Коля, зачет! – голос Светланы Ивановны полон сострадания.   

Удачно зашли.

- Проспер Мериме был удивительным женолюбом, - преподаватель зарубежной литературы Валерий Григорьевич Бабенко старается дать как можно больше дополнительного материала, чтобы студентам было проще понять истоки творчества великого писателя, - Про него говорили, что если он, всего лишь, проедет с дамой в одной карете, из кареты дама выйдет уже беременной.
 
В это время раздается деликатный стук в дверь аудитории, и, дико извиняясь,  заходят Жуков и беременная Светка Огородникова(случайно встретившиеся в коридоре). Первым начинает смеяться преподаватель.

Полный Уибсон ….

Света Горелова во время ответа  постоянно (с перепугу, наверное), называет Ибсена Уибсоном. Преподаватель не верит своим ушам. Где-то на пятом  «Уибсоне»  взрывается.
- Уайльда знаю, Уитмена знаю! Про Уибсона слышу первый раз!

Застывшая конструкция.

У нас "Историю научного коммунизма" вела Тамара Ивановна Зимина. Настоящий твердый партиец, никогда не сомневавшийся в правильности партийного курса. Ох, и мучила она нас на семинарах. Все эти заговоры, минимумы-максимумы, одних только Интренационалов три штуки,отклонения, уклонения, правые-левые ... И все чтоб от зубов, и спросит каждого. Противоядие было найдено неожиданно. Рудик Грашин спас своих,  страдающих "детской болезнью левизны", товарищей. В начале семинара, едва Тамара Ивановна успела спросить: "Есть вопросы?" тут же возникла смело поднятая рука Грашина. Вопрос помню до сих пор.

- Учение марксизма-ленинизма представляется такой сложной, застывшей железо-бетонной  конструкцией. Так ли это? - Рудик печально покрутил ус.

Доверчивая Тамара Ивановна отвечала на этот вопрос весь семинар и еще всю перемену. Выдвигая все новые и новые аргументы в пользу своей точки зрения - о динамизме, о гибкости, о внутреннем развитии, о современной эпохе, о том, как все дорабатывается на съездах партии. Причем, не только этот семинар удалось благополучно "откосить".  И позже, стоило только упомянуть о "застывшей  конструкции", она снова и снова рвалась в бой, побеждая в Грашине остатки сомнений ...


Вечный кайф.

Военная кафедра. В аудитории – третьекурсницы факультета журналистики УрГУ, будущие медсестры гражданской обороны.Одно из первых занятий. Проходим азы - отличие лекарственной формы от лекарственного средства.  Преподаватель Артемьева - женщина средних лет, светловолосая, очень доброжелательная. Проверяет, насколько прочно усвоен  материал.
- Что такое кокаин?
Ну, Жанна Корнет, отвечайте, можно с места.
- Кайф!
- Не знаете, Корнет ...
- А, допустим, мешок маковой соломки ? Лена Немченок, теперь вы!
- Вечный кайф!      

Эстрадный танец.

Не знаю, откуда в мою голову забрела мысль, что танцевать – это очень просто. И очень эффектно. И ерунда, что где-то этому учат… Много ума не надо – иди на сцену, и танцуй себе, радуй глаз невзыскательной публики.
Случилось это «забредание» в связи с каким-то конкурсом художественной самодеятельности, что ли, в самом начале первого курса.

Мы уже достаточно сплотились и обнаглели в колхозе, может там, кстати, мозг то и продуло. Моя подружка Таня, как могла, меня отговаривала. Но попробуйте вразумить человека, если он помчался коня на скаку останавливать… Вот и Таня решила меня не бросать.  Потому что она настоящий друг. И я настоящий. Значит, будем танцевать «Эстрадный танец» вдвоем.

Купили желтый платочек за рубль, разрезали его на две косыночки, ими обмотали верхнюю часть туловища. Серые брюки «бананы» взяли «напрокат» у кого-то в общаге, чтоб совсем  красиво было.  Соня, Танина школьная подружка, стала нашим хореографом. 

Отрепетировать удалось только  крайне эффектный выход. Зато все остальное придумали, как надо делать. Я иду впереди (мне же неудержимо захотелось станцевать эстрадный танец), методично выбрасывая руки перед собой, ладонями вверх и раскачивая тем, что впоследствии станет бедрами (на тот момент мы с Таней вдвоем весили значительно меньше центнера). Потом разворачиваемся лицом к залу. На месте тоже машем руками, как моряки, когда у них есть флажки и желание что-то сообщить проплывающему мимо пароходу. Бедра тоже не должны простаивать. Потом Таня делает шаг назад, прячется за меня, и  все то же самое – но уже так оригинальненько, как будто у меня четыре руки.  Потом резко поворачиваемся спинами (голыми спинами -  sic -  как сказал бы журналист и редактор Ленин ) и расходимся в разные стороны, приплясывая на ходу.

И вот нарядились в бананы и желтые платочки, пошли плясать. Пока выходили на центр сцены, все шло нормально. Но, как только развернулись и глянули в  зал, тут же увидели великого и ужасного старшекурсника Серегу Нохрина, вальяжно развалившегося в центре пятого ряда. Самого харизматического мужчину из всех, попавшихся к тому моменту на жизненном пути.  Небритый, хмельной, нахальный… Серега к нашему появлению отнесся с большим воодушевлением.

- Ну, хоть не зря сюда пришел, - поделился он   радостью с залом. 

Такое впечатление, что Нохрин вообще раньше эстрадных танцев никогда в жизни не видел. Каждое мое полуобморочное движение вызывало в нем бурю восторга. 

- Классно танцуете!  - громко сказал Нохрин. 

Тут я почувствовала, что руки, пусть и дрожащие,  еще как-то поднять можно, а вот с остальными эстрадными движениями  просто беда. Смотрю направо – Танька героически танцует. Значит, и мне надо!  А не могу. Трясусь, жду, что еще Нохрин скажет. Татьяна честно вокруг меня все отплясала, пока я пыталась как-то ритмично подергиваться…

- Больше жизни, девчонки!  - великодушно призывал Нохрин.

Настал страшный момент, в который мы должны были резко повернуться к залу обнаженными спинами, с просвечивающими колючими позвонками и цыплячьими ключицами!Тут мужество меня окончательно покинуло. Я неожиданно попятилась назад и заметалась в поисках выхода.

- Э! Вы куда?  - несся в спину расстроенный голос Нохрина. 

В самом дальнем углу сцены удалось обнаружить заколоченную и закрашенную под цвет стены дверь. Я изо всех сил дернула за ручку, посыпалась штукатурка, и мы с Таней  рухнули в какую-то комнату.

Строгая дама, внимательно нас оглядев, ничуть не удивилась, лишь спокойно заметила: « Десять лет дверь была заколочена!».

Мы выскочили в коридор и помчались подальше от конференцзала, радуясь, что никого не встретили в коридоре.

- Следующий эстрадный танец исполняешь одна! – едва отдышавшись, сказала настоящий друг и боец Таня.

Серега еще долго не мог оправиться после нашего хореографического дебюта. Начинал дико хохотать, едва завидит, все  спрашивал, когда состоится следующее выступление …

Даже не знаю, как сказать!

Серёга Щёкотов светил отражённым светом. Как Луна светит отражённым светом  Солнца, аккумулируя этот свет для нас. Солнце – преподаватель, Серёга – Луна, мы – Земля.
Преподаватель улыбнулся. Серёга засиял и оглянулся на задние парты. Преподаватель слегка кашлянул, как бы подавляя смешок, Серёгу можно выводить под руки – хохочет, заливается. Если преподаватель хмурится, у Серёги вообще  тоска.  Не все преподаватели Серёгу жаловали, но многие. Очень по-доброму к Серёже относилась преподавательница русской литературы. И вот, экзамен. Поскольку Сереге  на лекциях слушать было некогда, а читающим его никто никогда не видел, было ясно, что он ничего не знает. На что надеялся?Правильно, на свою эмоциональную связь с преподавателем.
C билетом повезло. «Образ Татьяны, как образ русской девушки, женщины.» Так Серёга пополнил багаж своих знаний о Татьяне. Он узнал, что она девушка, женщина!
Ответ звучал так.
- Татьяна, это ….- взволнованно  набирает полную грудь воздуха, давится восхищением, - Такая ДЕВУШКА! Такая  … ЖЕНЩИНА! Ну, я даже не знаю, как сказать! – и слеза в восхищённом глазу …
Вот что еще нужно руссисту-пушкинисту для счастья?
- Спасибо, Серёжа. Пять!
Злые языки потом в курилке ворчали.
- Щёкотов! Это такой ЮНОША! Такой МУЩЩИНА! Ну, я даже не знаю, как сказать!

Очень страшная история.
 
Экзамен по зарубежной литературе. Лена Прохорова - отличница. Все читала, все знает, торопится и волнуется. Билет по трагедии Шекспира «Король Лир». Голос дрожит от слез и возмущения.

- Раненый Эдмонд перед смертью не успевает сорвать план по убийству Лира и Корделии.  Корделию душат! Король Лир выходит из тюрьмы, держа на руках труп задушенной Корделии, и умирает от горя! Эдмонд тоже умирает. Эдгар рассказывает о гибели своего отца Глостеру, который не снёс всех несчастий! Граф Кент также хотел бы умереть! Обе  сестры  погибают! Регана отравлена  второй сестрой! Вторая сестра закалывает себя.

- Как звали дочерей короля Лира?

Лена, уверенно:

- Корделия, Регана и Гонорея!

- Мне она тоже неприятна, - признается преподаватель, - но звали ее все-таки Гонерилья!