Мотылек

За окном зазвонила сирена, но вскоре умолкла, оставив после себя звенящую тишину. Было лишь слышно, как шумит ветер в проводах. Я стояла посреди единственной комнаты в своей съемной квартире напротив огромного, в человеческий рост, зеркала. На меня смотрела совершенно нагая, очень худенькая и еще совсем молодая девушка. Лунный свет продирался сквозь заляпанное окно и укутывал мою бледную кожу, отчего я будто светилась и, наверное, была сейчас похожа на приведение. Растекшаяся по щекам тушь дополняла сходство. Я уже потеряла счет времени. Ручейки секунд сливались в реки минут и впадали в море часов. Я стою перед зеркалом, смотрю себе в глаза, пытаясь побороть стыд и собраться с мыслями. Прошло уже несколько часов, а я не проронила ни слова. А может, всего несколько минут. Мне надо это сказать, это должно помочь. По крайней мере, они так говорили. Почему то вспомнилось, как я садилась за уроки, когда еще училась в школе. Все ходила вокруг да около, оттягивая момент. Но я же выросла. Так, соберись, тряпка. Я попыталась уровнять сбивчивое неровное дыхание и собраться с мыслями. На ладонях сразу выступил холодный пот.
-Я… я т-т… - голос предательски сорвался, челюсть тут же затряслась. 
  Глубокий вдох, выдох. Поправила руками волосы. В коленках ощущалась мелкая частая дрожь, никак не связанная со сквозняком. Надо успокоиться и попробовать еще раз.
-Я.. я т-товар, я н-н..ничтожество, я м-м.., -я не смогла. Изо рта вырвался тихий взрыд, тело обаял сильный мандраж. Я попыталась побороть его, но он оказался сильней. Внутри вдруг стало мертвенно холодно, так холодно, что обжигало. Будто во внутренности налили ледяное дерьмо. Я смотрела на свое едва заметно трясущееся тело. Сразу вспомнился Андрюша.
   Андрюша… Первый мальчик, который признался мне в любви. Он тогда был маленький, и я была старше его. Поэтому он стоял передо мной весь бледный, как я сейчас, и так же трясся всем своим щупленьким телом. Он был так мил. И в своем мешковатом пуховичке и кепочке напоминал нахохлившегося воробьенка. Тоже не мог выговорить ни слова. И после того, как он признался, мои подружки засмеялись, он всхлипнул и убежал. Красноту его щек было видно за километр, даже со спины. Позже мне сказали, что он будто бы случайно отрубил себе палец дедушкиным топором.
   Меня резко выбросило из воспоминаний. Глаза были налиты кровью, черная клякса расползалась по лицу. Я вытерла лицо ладонью, отчего только размазала тушь и сопли по лицу. Раз, два, три - поехали.
-Я т-товар, - слова, острые и холодные, как куски льда, нехотя вырывались наружу, раздирая глотку в кровь - ,я н..ничтожество, - каждое слово сопровождалось всхлипом, - я м-мразь, я..я..ш-ш…
   Я села на пол, обняв руками колени, и спустила поводок. Эмоции, почуяв запах свободы, недолго думая вырвались из тесной клетки моего худощавого тела. Я прижалась лицом к коленям и тихо зарыдала. Обжигающие, словно кислота, слезы струились по моим щекам, попутно затекая в рот. Я уже привыкла, что в моем рту часто бывает что-то теплое и соленое.
   Я сидела на своей кроватке, укутавшись в теплое одеяло и свернувшись калачиком. Теплый тусклый свет от керосинки освещал нашу хату. Мне было лет семь. Я тихо плакала, испугавшись бабайку из своего сна. Когда я плакала, меня всегда успокаивала мамочка. Мамочка… Невозможно забыть эти теплые, слегка колючие от грубого свитера, но все же нежные объятия. Самые теплые на свете… никогда не забуду, как она успокаивала меня, прижимая к своей груди, и я долго слушала биение ее любящего сердца. Тук-тук… никогда не забуду ее поцелуй в макушку на ночь. Никогда не забуду выражение лица этой седой женщины, когда я уходила. В ее опечаленный глазах была надежда, она верила в меня, верила, что я буду учиться здесь, добьюсь сказочных высот, о которых мечтала с детства. Я мечтала, что стану такой же красивой, как звезды по телевизору, что стану кем-то. Я жадно слушала рассказы девчонок, приезжающих с Москвы, о ее красных звездах и золотых куполах. Она верила в меня, и сейчас верит. А я подвела ее, а я…
-Я ШЛЮХА! – я выкрикнула это себе в отражение так громко, как только могла. Я резко вскочила на ноги, подошла лицом к лицу к самой себе и крикнула еще раз, - я шлюха! – брызги слюны на секунду закрыли мое лицо, но я вытерла их ладонью, а потом начала вытирать слезы, сопли и слюни со своего лица.   
   Я думала, что мои эмоции уже сорвались с цепи, но, оказывается, это было всего лишь одна собачка из целой стаи. Я рыдала, всхлипывала и ржала в полный голос. Настоящая истерика. Стыда и страха больше не было, были только злость и отвращение к жалкому отрепью, которое стояло напротив. Я плюнула в свое отражение и снова засмеялась, продолжая рыдать.
   -ЯТОВАР!
   Я променяла простоту и тепло нашей небольшой деревни на пафосный, холодный как труп город, в котором проживало несколько миллионов человек, что не мешало ему быть мертвым и безразличным.
   -Я НИЧТОЖЕСТВО!
   Я хотела стать кем-то, не понимая, что для кого-то я была всем. А теперь я никто, еще одна пара копыт в этом безголовом стаде. Нет, я хуже, я раб, я должна воплощать все самые грязные и низкие мужские желания.
  -Я МРАЗЬ!
   Раз в неделю мне звонит мамочка, спрашивает, как у меня дела. Я вру ей, как последняя сука, что у меня все хорошо, рассказываю о вымышленных оценках, которые я получила в вузе, о своей хорошо оплачиваемой работе в офисе престижной фирмы, естественно, тоже вымышленной. Она мне отвечает, что всегда верила в меня, знала, что я умненькая и всего добьюсь. Маменька… После этих разговоров я ревела до вечера, потом успокаивала себя, приводила в порядок и шла на работу. Мне очень тяжко врать ей. Но еще тяжелей было бы ее расстроить. Она верила, что я всего добилась. Ага, добилась, маменька. И мне приходится врать… знаешь почему? Почему!? Потому что твоя дочь
   -ШЛЮХА!
   Вместо маминых нежных рук теперь меня обнимают грубые, волосатые, потные и вонючие мужские лапы.
   Вместо маминой груди теперь меня прижимают к волосатым, потным и вонючим гениталиям.
   Вместо поцелуя в макушку на ночь меня теперь всю ночь вылизывают с ног до головы грубые языки. Такие же вонючие, как все остальное.
   Вместо сладкого золотого петушка на палочке, который мне с девчонками дарил дядя Ваня…
   Мамочка не звонила уже три месяца. Не знаю, что случилось, может, не хочет отвлекать от работы, ведь я постоянно обрываю разговор, ссылаясь на то, что мне надо делать уроки или работать с документами. А сама просто не могу сдержать слез, приходится вот так прощаться. А может, она узнала, чем я тут занимаюсь, и отреклась от меня. Если так, то я ее понимаю и совершенно не обижаюсь. Не знаю. Но у самой нет смелости позвонить.
   Иногда звонит Антоша. Антошенька…
   -Я товар, – холодным тоном сказала я своему отражению.
   Так как он, меня любила только мамочка. Он долго и очень нежно за мной ухаживал. До сих пор мне во сне приходят его белокурые кудряшки, смешной нос картошкой и ярко-голубые, вечно смеющиеся глаза.
   -Я ничтожество, - несмотря на то, что внутрь влилось еще три тонны вонючих испражнений, мой голос был спокоен.
   Мой Антошка был самым чутким и добрым, всегда защищал меня. Во всем помогал. Он заменил мне отца, которого я никогда не видела.
   -Я мразь, - убеждала я свое тупорылое отражение.
   Однажды ночью, когда я уже спала, ко мне в окно постучали. Это был Антошенька. Он весь светился от счастья, прям как ребенок. В руках он принес какого-то мотылька с рисунком в виде черепка на спине. Я таких никогда не видела, и Антошенька сказал, что увидеть, а тем более поймать такого была огромная удача. Что у тех, кто его видел, будет все хорошо, они будут счастливы до конца жизни. Антошенька весь лучился, и, казалось, был ярче полной луны, холодным диском властвующей в ту ночь на небе. Мотылек ему очень нравился, и Антоша сказал, что я похожа на него, что я сделала его самым счастливым в мире. Только без черепка на спине. Мы вместе отпустили мотылька. Он прямо-таки искрился, обливаемый теплыми светлыми лучами луны, с грустью смотревшей на двух наивных человечков, сидящих на подоконнике, сцепившись руками.
   Сейчас лунный свет казался холодным и безжизненным, как лед. Будто в Москве другая луна. В этом ярком свете я сейчас действительно была похожа на мотылька. Нет, я не принесу тебе счастья, Антошенька. А не мотылек.
   -Я шлюха, - продолжила я терапию.
   Я помню, как Антоша не хотел меня отпускать. Меня это сильно разозлило. Я сказала, что он меня не любит, не уважает. Говорила, что стану кем-то, знаменитостью, звездой. А он просто не хочет этого, потому что завидует. И много глупостей наговорила. Звезда, ****ь. Не забуду этот полный грусти и тоски взгляд ярко-голубых глаз…
   Я не приношу счастья. Никому. Я умею только разочаровывать. Андрюшеньку, Антошу, маменьку, себя, наконец – всех. Кроме моих клиентов.
Потому что я шлюха.
   -Отныне мой единственный закон – слово клиента. Я должна беспрекословно выполнять все, что скажет мне клиент. Кроме того, что входит в прайс. В случае невыполнения мною желание клиента, указанного в прайсе, наказание клиентом по усмотрению клиента, - я провела рукой внизу живота, по коротким мягким волосам, по едва зажившей рваной ране, - после этого на месте работы следует выговор, вплоть до увольнения, - тихо закончила я. Кажется, я убедила девушку напротив.
   Неожиданно заверещал мобильник. Я лихорадочно, стала искать его по всей загроможденной ветхой комнате. Может мамочка наконец-то? Ну, или Антоша?
   -Але? – с надеждой в голосе ответила я.
   -Здравствуйте, Катя. Саша будет на вашей остановке через час. Клиент загородом, на даче. Их будет семеро. Проплачен полностью весь пакет услуг на шесть часов. И, Катенька, пожалуйста, без глупостей, как в тот раз. Вы упражнялись перед зеркалом?
   -Я? Что? А, да, - еле скрывая разочарование, ответила я.
   -Отлично. Значит, через час, - ее холодный безжизненный голос прервался гудками, которые казались гораздо более живыми.
   Плакать больше не хотелось. Я умылась. Заново накрасила глаза. Намазала губы самой яркой красной помадой, которую только можно придумать. Натянула чистые трусы. Достала новую пачку колготок, одела короткую латексную юбку, майку из розовой сетки, сверху накинула миниатюрный пиджак из кож зама. В прихожей надела свои обычные черные туфли на высоком каблуке. И посмотрела в маленькое заляпанное зеркальце. Раньше вверху него покоились фотографии маменьки и Антошки, но я не могла больше выносить их взгляда.
   Сегодня ночью не будет нежного маменькиного объятия. Не будет теплого поцелуя Антошеньки. Сегодня полный прайс. На шесть часов.
   Зато я оплачу квартиру за позапрошлый месяц, и может даже поем.

   На остановке меня уже ждал Саша. Он как обычно сухо поздоровался и вдавил педаль газа.
   -Кать, у меня тебе сюрприз, - он показал квадратный кусок бумаги, весь в печатях и штампах. Конверт, - это письмо поначалу пришло на адрес, который ты сказала своей маме. Затем оно пару месяцев гуляло по разным инстанциям и каким-то чудом оказалось в нашей конторе. На, держи. Это от мамы, - с улыбкой добавил он. 
   Я лихорадочно стала вскрывать трясущимися руками конверт, пока не показался кусочек клетчатой бумаги, исписанный до боли знакомым почерком.
   «Ну, здравствуй, солнышко! Как ты поживаешь? Не сомневаюсь, у тебя все хорошо. Не забыла там еще свою старушку? Послушай, зайка, мне очень жаль расстраивать тебя, знаю, у тебя много работы и тебе некогда отвлекаться и думать о чем то другом. Но, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Дело в том, что полгода назад врачи нашла у меня опухоль в головном мозге. Она была операбельна, мы даже собрали денег со всего поселка и меня увезли в Москву. Но я не стала тебя отвлекать, знала, что ты расстроишься, а у тебя ведь еще учеба. Но хирурги сказали, что она расположена близко к какому-то органу в голове, я уже не помню. В общем, операция была невозможно, мне дали шесть месяцев в лучшем случае. Вернувшись в деревню, я уже не ходила. К тому же стало ухудшаться зрение, и я быстро написала тебе это письмо, пока еще могла. Врачи оказались очень добрыми людьми и почти не взяли денежек. Мы всем селом подумали, и решили отослать их тебе. Они тебе нужнее, ты наша звездочка. Там ведь все очень дорого. Тебе ведь на учебу денежки нужны и на платьице какое модное, туфельки. Прости старуху, что вынуждена огорчать тебя, я не специально, ты же знаешь. А у тебя там работа перспективная, учеба в лучшем вузе. Знаю, ты у меня усердная, все учишь наверняка. Одни пятерки, небось. Ты у меня просто умничка. Ты всегда радовала всех, а вот старушка твоя только огорчает, вот и тебя теперь. Я так горжусь тобой, Катенька. Знай, что я всегда верила в тебя и любила больше всех на свете. Прощай, Катенька, не грусти там только.
P.S.
Привет тебе от Антошки.»

   В правом нижнем углу простым карандашиком был нарисовано маленькое крылатое насекомое с цветочком на спинке.