Прекрасный Дагестан

«За Брестом перевернуто пространство и вклеено изнанкой  в Сахалин» – может, так и воспринимали когда-то мир россияне, но те времена давно прошли. Мы, теперешние, где только не были и чего только не смотрели. А все же есть один такой регион – белое пятно. Пространство перевернуто километрах в десяти от береговой линии солнечной Абхазии и вклеено изнанкой… Бог его знает, куда. В Туркмению, наверное. О том, что находится между этими двумя ориентирами, большинство из нас имеет самое смутное представление. Со словом «Махачкала» у среднего россиянина рифмуются лишь слова «спецоперация» и «боевики». Ничего другого о Дагестане мы не знаем. Зачастую не знаем даже того, что Дагестан – это Россия.
Это тот Кавказ, где действовали герои Толстого и Бестужева-Марлинского, (очаровательный музей которого в Дербенте можно посетить, кстати, бесплатно). Тот Кавказ, где воевали солдаты генерала Ермолова - «ангела-хранителя русских войск», по выражению Дениса Давыдова. Сегодня мы теряем этот Кавказ – теряем прежде всего информационно. Он как бы есть, и его как бы нет. А между тем… «О, как любили бы русские этот край, если бы он был их отчизною – писал А.А. Бестужев-Марлинский, - не умею пересказать вам, как он прелестен и в одежде лета, и в алмазах зимы».
Я присоединяюсь к классику и свидетельствую: Дагестан прекрасен. Остается только жалеть о том, насколько мало востребован сегодня этот край – «мир в миниатюре», где на относительно небольшом пространстве есть всё  - от сайгачьих степей до камышовых плавней, от вечных снегов до благодатных виноградников, от песчаных барханов до переплетенных лианами тропических лесов, от приморских пляжей до суровых и причудливых гор… Прибавьте к этому теплое море, минеральные источники, бесчисленные памятники истории, потрясающие народные промыслы, богатейший этнографический материал – и вы получите идеальную для развития туризма зону, в которой, однако же, если и был какой-то туризм – в зачаточном состоянии – так и тот кончился вместе с Советским Союзом.
Что ж, скажете вы – если Дагестан не идет по тому (весьма оптимистичному) пути развития, который выбрали для себя Турция, Египет, да та же Абхазия, наконец – это его право. Возразить вроде бы и нечего, и все же…
Открытием здесь стало для меня буквально все. Дагестан начался для меня, как театр, с вешалки, а точнее, со стойки регистрации в аэропорту, где все пассажиры сдавали свои вещи незапакованными. Ну, не приходила никому в голову мысль о том, что его могут обокрасть. Мелочь вроде бы…
А Дербент? Что мы знаем об этом городе – в два с половиной раза древнейшем, чем Рим, и одном из древнейших «действующих» городов? А город уникальный: располагаясь там, где крутые отроги практически непроходимых гор всего на три километра не дотянулись до моря (на противоположном берегу которого, заметьте, непроходимая же пустыня) Дербент (известный разным народам под разными именами, но с обязательным включением слова «ворота») был этаким замочком, который легко и прочно мог замкнуть друг от друга персидский (с юга) и скифский (с севера) мир. Устроен замочек был так: наверху – крепость. От ее краев до самого моря – две могучие, высокие, совершенно неприступные стены. Между ними – собственно город, как лента с гор до моря, но и эта лента внутри разделена на сегменты – если враг и ворвется в один из них, проникнуть в соседние будет ничуть не легче, особенно учитывая дикий лабиринт средневековой застройки в магалах – кварталах, сформированных по национальному признаку (а город был супермногонациональным). Город контролировал Дербентский проход, начиная с пятого века нашей эры и вплоть до генерала Ермолова…
И все же не Город ворот покорил мое сердце, и не Сулакский каньон, который глубже знаменитого каньона Колорадо, и не загадочный, ветром рождаемый великий бархан Сарыкум – а крохотное, практически брошенное селение Убра недалеко от Кумуха. Точнее, не само оно, а то место, где оно находится.
И как же тебя туда занесло – спросите вы? Очень просто – моя подруга Миясат родом оттуда. И вот мы сели и поехали…
Внизу, в Махачкале, да и в Дербенте (который южнее и гораздо теплее, там даже хурма с инжиром растут) стояла пасмурная осенняя погода, а в такую пору всегда кажется, что облака накрыли весь мир. И в голову не приходило, что горы встретят ослепительным солнечным сиянием, что вдоль дороги будут стоять потрясающих форм – горы? скалы? скорее великанские крепости: неужто природа сама по себе создала эти башни и равелины? И что в синем-синем небе будут величественно парить десятки огромных хищных птиц. И что поездка по серпантину над обрывом будет казаться полетом…
Но вот красавец Карабудахкентский район сменяется более прозаическим – Левашинским, где слева и справа от дороги – целые поля сизой, крепкой, образцово-показательной капусты! «А наши места сладкой лакской морковкой раньше славились, - комментирует Миясат, - да только ее давно уже никто не сажает». Кумухский район – бедный, растениеводство в горах вроде как невыгодно… Чему удивляться, у нас в центральной России и на ровном месте целые области обнаружились, где оно невыгодно.
А за Левашинским районом начинается… еще не высокогорье, нет. Настоящие высокогорья дальше, объясняют мне, в этот раз мы туда не доберемся.
Так что я не знаю, как выглядит дагестанское высокогорье. Здесь же поражает простор. Глаз непривычен к таким масштабам, и настоящее соотношение размеров понимаешь лишь тогда, когда осознаешь: вон та куча спичечных коробочек на пригорке – это населенный пункт. А вон – на том же склоне – еще один, и еще. Сколько километров укладывается в обзор с одной точки? Получается, примерно как с самолета, хотя мы далеко еще не на вершине. Сейчас весь земной окоем рыжевато-серого цвета – октябрь, высохли травы. Но летом-то это все зеленое! Да еще и в цветах!
Сначала – мельком - заглядываем в Кумух. Посещаем остатки Казикумухской крепости - ведь этот, столь скромный сегодня, поселок был когда-то столицей средневекового исламского государства - Казикумухского шамхальства. Подходим к зиярату (так зовутся священные места и соответствующие им памятные знаки) Низажи – девушки, которую насильно выдали замуж в чужие края, но она нашла способ вернуться – ценой собственной жизни. Теперь ее зиярат – это место, где возжигает огонь человек, покидающий Кумух. Этот огонь будет светить ему в дальних странствиях и поможет вернуться на родину.
Тема непременного возвращения человека на родину – одна из доминирующих в миропонимании лакцев (так называется народ, исторически населяющий Кумух и окрестные горы, а всего в Дагестане сорок национальностей со своими языками, своими СМИ и так далее). Над обрывом у дороги, ведущей в Убра, установлены несколько могильных камней-обелисков, таких же, как на любом дагестанском кладбище – покрытых резьбой вертикальных стел, со временем наклонившихся каждая в свою сторону. Только под этими надгробиями никто не похоронен. Они установлены в память тех, кто покинул Убра и имел несчастье умереть и быть похороненным на чужбине. Каждый убринец, проходя мимо, должен помянуть этих вечных изгнанников. Абдул выходит из машины, поворачивается лицом к памятникам и спиной ко всему прочему… Мы не мешаем ему.
Абдул – двоюродный брат Миясат, государственный тренер республики по восточным единоборствам. Человек, как теперь принято говорить, вполне успешный, он, наскучив квартирной жизнью, мог бы выстроить себе загородный дом на берегу моря, где-нибудь в курортном месте. Оно бы и дешевле вышло, потому что доставка (заброска!) стройматериалов и всего прочего в Убра – это экстрим (только что от родника наблюдали, как МАЗ корячился на горной дороге, пытаясь взять подъем « в лоб», и наконец сдался – направился в объезд). Но Абдул строится здесь. Собственно дом уже готов, он стоит на склоне довольно высоко над былым Убра, теперь почти мертвым. Почти – потому что семей шесть-семь в Убра все же живут – держат скотину, и ведут тот же неспешный образ жизни, который веками вели их предки. В школу дети ходят пешком в Кумух, по всем прочим делам житейским – туда же.
Селение брошено, дома разрушены или полуразрушены. В центральной России брошенные деревни быстро исчезают с лица земли, и лишь крапивой заросшие ямы указывают, где располагались дома. Здесь – другое дело: дома выстроены из природного камня, их руины долговечны…
Сколько воспоминаний, сколько рассказов! Вот это наш дом был… а вот в это окошко я соседскому мальчишке лягушку однажды бросила! А в этом пруду я тонула – лед провалился, и я ушла под воду; помню, что там светло было, под водой… Кто-то из взрослых увидел и меня спас!
Без людской заботы от высокогорного деревенского пруда осталось лишь пятно грязи, где пачкают ножки телята…
Вот бывшая мечеть – в стенах рядами небольшие ниши, где прежде хранились священные тексты… Вот халупа с рогами, прибитыми над дверью: тут жила местная колдунья, ее все боялись и кормили по очереди. А вот последний построенный в Убра дом. Большой, крепкий, до сих пор целенький, на фронтоне – медальон с датой. Построили для парня, который собирался жениться, а тут война… Больше он уже сюда не вернулся, ни дня никто в этом доме не жил. Как раз с тех пор и начал умирать аул.
Раньше в Убра жило 150 семей. Эта цифра меня сразила. На этой крошечной территории – 150 семей? Да в наших краях тут максимум на 10 подворий… То в ваших, отвечают мне. А здесь дома всегда жались друг к другу, чтобы сберечь тепло. В горах зимой минус 25 –обычное дело, да ветер, а из топлива – один кизяк!
Ажурные стопки кизяков и теперь стоят над обрывом, проветриваются… Убринцы к зимовке готовы!
На обратном пути заходим на кладбище, Миясат и Абдул находят родные могилы в рыжей, высокой, до хруста иссохшей траве. Радуются, что у могилы Мухаммеда Убри – их земляка, святого и философа – выстроили павильон, этакую микромечеть, где паломники могут спокойно почтить память святого.
Грустная получилась прогулка…  У читателя может остаться впечатление, что жизнь уходит из этих гор… Как бы не так! Когда мы вечером сидели у костра на верхней точке ближайшей горки, сколько же огоньков-окошек светило нам со всех сторон! Днем казалось, что населенных пунктов меньше!
Ночью над горами пронеслась гроза, простучал крупный дождь по крыше. И утром в наше окошко заглянули сияющие свежим снегом далекие вершины – вот там оно, высокогорье, куда мы в следующем году непременно съездим.
У крыльца нас встречают телята. Полюбопытствовав, проходят дальше, а на их место скоро являются другие. Окинув взглядом склоны окрестных гор, удивляешься: повсюду пасется скотина! Далеко от дома ходят сами по себе, только к вечеру возвращаются.
В следующем году сад посажу, говорит Абдул, ограду сделаю…
Надо сделать, а то из-за этих овечек-теляток посреди такого простора на траве полежать метра свободного не выберешь – так и удобряют! В Дагестане редкое соотношение людей и домашнего скота, 1: 1.5 в пользу скота. До сих пор я такое только в Аргентине встречала!
Шагнув чуть в сторону от дома, вспугиваю целую стаю куропаток! «Я их прикармливаю, когда еда остается - поясняет Абдул, - вот они и привыкли». Над головой поют-заливаются рогатые жаворонки, как будто не осень сейчас, а весна! Покрытые густой травой склоны сплошь изрыты сурчинами. И то сказать – хищные птицы, которых здесь полное небо, должны же чем-то (кем-то) питаться.
В прогулках и разговорах быстро пролетает время, но нам пора в Кумух – навестить родных и знакомых. В Дагестане это не пустяк. Родственные связи здесь чтят необычайно. Вот слушайте: на обратном пути Миясат разговорилась с маршрутке с пожилым мужчиной, и выяснилось, что его двоюродный племянник недавно женился на ее троюродной сестре, или как-то так… Это оказалось достаточным поводом для того, чтобы мужчина оплатил проезд своей новой родственницы и ее гостьи. Я пыталась протестовать – но Миясат одернула: «Обидишь!» Что делать; я принялась молча размышлять о том, уж не повышенное ли гостеприимство мешает развитию туризма в Дагестане: ведь брать деньги с гостей – это нонсенс!
Но это было потом, а сейчас мы в гостях у тезки моей подруги, у Миясат Шурпаевой. Она журналистка, а ее активная натура и природное чувство справедливости сделали ее фактическим ходатаем перед властями и борцом за все народные нужды и чаяния. Она не изменила своей позиции даже после того, как примерно за то же самое был убит в Москве ее племянник Ильяс Шурпаев, тоже журналист.
Миясат – еще и увлеченный краевед, из под ее пера вышло несколько книг, например, «Кумухские сказания и были», которая на редкость хороша!
Но сейчас речь даже не о ней, а о ее доме. Потому что устройство этого самодостаточного кумухского дома поистине удивительно! Первый этаж – «черновой», в нем раньше держали скотину, а теперь здесь запас угля, дров, а также пудр-клозет, в котором продукты человеческой, так сказать, жизнедеятельности засыпаются золой, что полностью (клянусь, полностью!) устраняет запах. Куда девается потом содержимое пудр-клозета? На огородик, если таковой есть (в исторической, хаотично зажатой, средневековой части Кумуха при некоторых домах все же имеются маленькие надельчики земли). Если же  нет – соседи возьмут и спасибо скажут. Насчет мусора: все, что горит, сжигается в печке. Все, что съедобно, отправляется на корм скотинке, своей или соседской. Таким образом, раньше домовладения Кумуха были полностью безотходными! Но не теперь, когда появилась такая беда, как тара и упаковка. Пластиковые пакеты – бич современной цивилизации - в Дагестане летают и валяются повсюду: на пляже, у зияратов, на улицах, в оврагах, даже на вершине той горки, где мы вечером жгли костер, и то валялась пара-тройка ярких полиэтиленовых лоскутов! Местное население не привыкло убирать их. Кто убирает в горах овечий навоз или прошлогоднюю траву? Такая логика распространяется и на те виды отходов, которые никогда не перегниют, не будут ассимилированы природой. И замусоривание территорий идет семимильными шагами…
Но вернемся к дому Миясат Шурпаевой. На второй этаж ведет лестница, которая на ночь закрывается тяжелым деревянным люком – экономия тепла, опять же: отапливается только верхний этаж.
К счастью, Миясат не зашила в парадной комнате традиционный потолок фанерой или гипсокартоном, и теперь я могу любоваться этим великолепием. Толстая балка-матица – могучее, темное тело большого дерева – пересекает комнату, неся на себе балки меньшего диаметра, на которых лежат доски потолка. Впрочем, какие же это доски? Тоже толстые, добротные брусья, отлакированные, но не утратившие структуры дерева, каждая из них обработана по краю этакой скругленной окантовкой… Этому потолку целый век, а стволы для него из Астрахани привезены были! – с гордостью поясняет хозяйка.
Ах, как хорошо спалось нам в этом доме! А утром – снова подарок: в окне – опять же, небольшом (да здравствует энергоэффективность!) сияет в лучах утреннего солнца своим седлообразным изгибом Вацилу – священная гора лакцев.
И мы отправляемся смотреть Кумух.
Сначала – район средневековой застройки: узкие улочки – ровно чтобы разъехаться двум груженым осликам. Улицы эти, мощеные булыжником - по совместительству ручьи для стока воды с вышележащей территории, ведь эта часть поселка лепится на довольно крутом склоне, нижерасположенные дворы – как на ладони. На эти улицы-ручьи выливаются и… как назвать их правильно? - ненужные остатки воды (не у всех же есть свои растения, чтобы этой водой их полить). Канализации здесь, понятно, нет. Нет, впрочем, и водопровода, поэтому полоскать белье ходят на источники.
Источники – это не то, что вы подумали. Это особая тема. Воды в горах много, она постоянно стекает вниз, формируя ручьи и речки, и люди давно научились собирать ее в нужном месте и оттуда под землей направлять в селение. Но если бы вода выходила на поверхность всего в одном-двух местах (как это на первой стадии и было) представляете, как это неудобно для жителей? Вот потому-то каждый состоятельный уроженец Кумуха – меценат-благодетель – считал своим долгом подарить родному селу еще один источник. Прокладывались трубы, окультуривался водосток, и вот уже окрестные женщины устремлялись к новому источнику, носящему имя благодетеля – набрать воды, прополоскать белье, узнать новости… Источник здесь не чета нашей колонке – железной трубе с ручкой на ровном месте. Источник – что-то вроде полуподземной беседки или грота, в глубине которого льется вода. Вполне подходящее место, чтобы передохнуть от дневной жары и посудачить с соседками о том - о сем!
А мы идем дальше – в новый Кумух, поселок привычной современному человеку планировки, где школа, больница, всякие учреждения – в том числе и музей. Сельский музей, казалось бы – что там показывать? Так ведь очень даже есть что -  от археологических находок до великолепных картин художников – местных уроженцев, от очаровательных изделий народных промыслов до «космических» экспонатов от Мусы Манарова – он тоже лакец, оказывается! Чем больше узнаешь, тем больше поражаешься – похоже, процент выдающихся людей среди лакцев нереально высок: тут тебе и религиозные философы, и ученые-ядерщики, и певцы, и летчики-асы, и кого только нет…
Но нам пора в обратный путь, хотя и жаль спускаться с сияющих высот на сырую скучную равнину.
И вот мелькают – теперь в обратном порядке - памятник Парту Патимат – лакской Жанне д’Арк, аллея с золотыми тополями, сохранившиеся до наших дней ермоловские казармы, Цудахарский каньон с подвесным мостиком через бурливую речку - Казикумухскую Койсу, левашинская капуста, Карабудахкентские горы-крепости… Прощайте, Убра, Кумух!
Через два дня я улечу в Москву. Сумею ли я там объяснить, что Дагестан – это совсем не то, что вы подумали?
Ольга ШЕВЕЛЕВА

фотки тут http://foto.mail.ru/mail/sheveleva-o/628/630.html
стихи тут http://www.stihi.ru/2010/10/22/6353