A la tеrrе comme a la tеrrе

Бога, конечно, нет – Бога никто не слышит,
Слово сказал и вперёд: по крышам и нахрен,
нет, ну на ужин нальют молитву в затишьи,
чтобы потом помянуть убиенным прахом.

Или огнём снизойти (не умрёт) попросят,
будут во истину красить и квасить яйца.
Снова запрут на замок от неверных просо,
чай, Руджиери вкуснее неандертальца.

А благодать бы продлить – газ-то всё дороже,
что ему сложно, хотя б раз в месяц воскреснуть?
Черви ползут в муравейник из_бывшей кожи,
роют, глодают по грудкам земную плесень.

Он же, упрямый, крестит спины, хромает,
ходит по кругу с дьяволом, ишь, предатель!
Чёрная ненависть, добробелое знамя –
просто табличка деления – школьник знает!

Бабу ему бы – глядишь, стал бы человечней,
всех разве можно любить – больно сердце рвать-то?
Впрочем, была молодуха, и ту отпустил, беспечный,
в блуд (Жизнью кликали, Смерть ей – сваха);

так и скитается, вдруг хоть кто обогреет,
только клянут и клянутся ей штампом в Загсе:
умер такого-то, как последний, не первый,
и под «люблю тебя, Жизнь» успел расписаться.








12/5/2011