Немного о службе
Весь мир замер в ожидании…
“Путешествие из Владивостока в Новороссийск»
или «Дурной собаке семь верст не крюк».
- Какого хрена вы тут делаете, лейтенант? – это мне.
Подполковник, с перекошенным от заслуженности лицом, встречает молодое пополнение офицерских кадров всея Руси.
- Почему вы не пришли на службу в одном презервативе и тапочках?
Я пришел в часть по гражданке и попался, точнее представился, начальнику штаба. Типа, вот он я, любите и жалуйте.
- А может, вы просто ехали на курорт и оставили форму дома? Где ваши ласты и лыжные пал-ки? Здесь - служат, лейтенант! А какого хрена ВЫ тут делаете?
Решаюсь попробовать докричаться до зачатков нервной системы:
- Тащ подполковник, форма в сумке и она мятая! Разрешите переодеться прямо здесь!
- Тогда достаньте еще и банку вазелина литров на десять. Потому что я вас ИЗЪ-..-БУ! Вы у меня ещё увидите небо в алмазах величиной с лошадиную жопу. Вы у меня в полку...
- Тащ, мне на техничку! - это сорок км. от полка.
- А-а... идите отдыхать. Завтра отправим.
Всё?!
Все. Приехал.
Э-э-х... «Младший лейтенант, мальчик молодой. Все хотят потанцевать с тобой...»
Комбат в дивизионе встречал с распростертыми объятьями. Как положено по уставу:
- Товарищ майор! Лейтенант Саидов. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.
- Ну, добро пожаловать в жопу, лейтенант!
Слова отпечатались в мозгу как отпечаток кованного армейского сапога в цветочной клумбе. Всё – теперь точно приехал!
Нет. Конечно тут не полное «Жо». Конечно, тут нормально и ничего страшного тут нет, и плохого ничего нет, и хорошего нет, и почты нет, и больницы нет. Тут нихрена нет!
Маленький гарнизон на краю галактики. Три трехэтажных дома, в которых живут «обманутые на всю оставшуюся» и их верные спутницы жизни, которых неизвестно за что Бог наказал судьбой жены офицера.
Технический дивизион. Отросток ракетного полка, населенный 12-ю матросами и десятью офицерами и прапорами, огражденный от полка и царящего там беспредела военной мысли, 40-ка километрами трассы Анапа-Новороссийск.
Рядом – часть, населенная сухопутными моряками, которые катают торпеды по базе всякого оружия, расположенной здесь же. Вот, в принципе, и все. Довольно полная картина декораций, на фоне которых развернется последующий служебный, моральный и физический рост от лейтенанта до…, капитана – точно, дальше – как получится.
Училище – песочница, в которой выращивают мечты, надежды и амбиции. Копошится в ней будущая офицерская каста и строит себе дворцы, домики и светлое грядущее, из того же песочка обещаний и планов. А когда выпуск вышвыривает их в реальную жизнь под колеса асфальтового катка, «Действительной военной службы», со взглядами котят, у которых только прорезались гла-за. Смотрят они и видят: «А ведь оказывается...»
А ведь оказывается, что на матросов надо материться и орать. Ведь если как то по-другому, то не понимают. Пытаешься говорить по-человечески и сразу мельчаешь. Не повышаешь голоса и приказы выполняют с ленцой и неохотой. А заорал, заматерился, приложил в грудь кого то – и вот! Сразу все понятно и есть контакт. Задумался: «А почему – так? А почему по-человечески – никак?». А приучили так.
А ведь оказывается, что не на все, на что ты имеешь право, это право ты имеешь.
Положено. Должно быть, но нету. А если есть, то не здесь. И без этой бумажки нельзя. А еще вот эту надо и у того подписать, а у того завизировать. А он в отпуске, а зам уехал. И все очень сложно, и ждать почти месяц. А надо. И – ждем…
НО… Купил бутылочку, шоколадку. Пришел вечерком. Финансисту – бутылку, кассирше – шоколадку. Поговорили по душам. И вот – нашлось. Каким то задним числом, черной бухгалтери-ей, но – нашлось.
Получил, идешь счастливый. Все смотрят и немного ненавидят. А ты идешь и думаешь: «А почему так? А почему по-человечески – никак?». А приучили так.
Вообще много, чего оказывается. И сам приучаешься, что все только так. И давит асфальтовый каток песочные домики, мечты-надежды и тебя, навеки впечатывая в списки очередников на квар-тиру трехзначным номером.
Воздушный шарик романтического ореола службы повисает в руках забавной тряпочкой, ко-торую прячешь в карман памяти, как смешной сувенир для потешных воспоминаний скучными гарнизонными вечерами. А потом вскидываешь голову, улыбаешься птицам в небе и идешь вперед, потому что российского офицера можно сломать только нормированным рабочим днем и удобным кабинетом, от всего остального он крепчает и бодрится еще больше. Ведь сколько хороших вещей подстерегает военного из-за углов и поворотов жизненного пути.
Например, любовь. Чаще всего – любовь к природе.
Любовь военного к природе – огромна. Особенно, когда делать нечего, а руки так и чешутся сделать какую-нибудь гадость, например – полюбить природу.
Командир приказал повесить на территории части скворечники. История умалчивает, какая вошь укусила его нежно, что в его лысеющем мозгу появились столь зоофиличные мысли. Но…
Приказ – есть приказ. По длинной лестнице испорченного телефона субординации от коман-дира к комбату, от комбата до взводного, от взводного к сержанту, от сержанта к матросу, дока-тился он до бедняги, которому и предстояло воплотить в жизнь прямоугольные порывы командир-ской души.
Выпилил, сколотил, сваял, сын гордого народа эти самые скворечники. Но летки выпиливать нечем. Ну, нету, бывает. А приказ выполнять надо. И пришла в голову ему мысль простая, как все гениальное на земле, достойная называться НАСТОЯЩЕЙ военной смекалкой – летки в сквореч-никах НАРИСОВАТЬ. Снизу будет видно, что все в порядке, а там глядишь и дембель нагрянет.
Придумано – воплощено.
А вот и весна. А с ней и скворцы...
И вот летит-торопится это пернатое бродячее на «свою историческую» гнезда вить, детей рас-тить… И со всей своей скворчячьей дури – скорости, с размаху! в скворечник! Шмяк! И еще одно наивное, хрупкое тельце лежит под деревом.
Командир ходил по части и сокрушался: «ну, как же так… Столько птичек под деревьями… мертвых…»
-Мор…- философски изрек, случайно оказавшийся рядом, матрос. И на всякий пожарный спрятал руки, испачканные черной краской.
Юннаты хреновы. Гринписовцы недоделанные…
Новогодняя сказка в стиле «Милитари»
Вы когда-нибудь видели, как над городом пролетает Дед мороз, в санях запряженных Санта-Клаусами, и разбрасывает подарки детям и взрослым.
Люди поднимают их, разворачивают, а оттуда выпархивает маленькое блестящее счастье. Оно чмокает в щеку, и кружит вокруг, обещая, обещая…. И вот уже миллион маленьких счастий пор-хают вокруг людей и у каждого – свое. А люди улыбаются, поздравляют друг друга, ведь как легко быть щедрым и добрым, когда вот оно, порхает…
И оно совсем рядом! Кружит вокруг, трогает глаза, уши, щеки – они горят, и оно обещает, обещает…
А утром первого января, когда подарки превращаются в вещи, счастье растворяется в воздухе. Человек ищет его глазами «Ну где же… ведь совсем близко было…» и не находит.
Все. Самый большой обманщик Дед Мороз опять пошутил. Легко так. Ненавязчиво. Ненавижу его за это…
Или все-таки люблю. Ведь как прикольно, когда хотя бы один раз в году порхает вокруг тебя твое маленькое блестящее счастье и обещает, обещает… чтобы утром оставить тебя наедине, с буднями и надеждой, что в следующем году оно навсегда останется с тобой.
Организм просыпался по частям.
Сначала – мочевой пузырь, требующий движения. Затем – головная боль и тошнота, требую-щие покоя. За ними - распухший язык и жажда, умоляющие о воде. Каждая клетка тела говорила, что утро не будет наполнено трелями птиц и солнцем.
Последним из всего организма проснулся сам Володя. В воздухе над ним висело лицо Сани Ширякина, опухшее и побитое.
-О… проснулся, сука… -сказало лицо и исчезло из поля зрения.
Володя закрыл глаза и начал мучительно вспоминать…
Вчера было первое января. Володя с замполитом сели «доотмечать» Новый год у него в каби-нете. Дежурным стоял Саня Ширякин и присел рядом «только рюмочку, за компанию». «Только рюмочка» потянула вторую, третью и…
Незаметно рассосался литр. Саня вспомнил, что у него есть самогон в сейфе.
Рассосался и самогон.
Саня снова проявил настойчивость в достижении нирваны и вспомнил, что еще самогон есть у него в гараже.
По мутной реке алкогольного недогона поплыли в гараж. Не доплыл только замполит. Волны алкогольного токсикоза сначала швырнули его в кусты, а затем медленно и зигзагами понесли его земную оболочку к жене и детям. Остальных стихия пожалела и до гаража они все-таки дошли.
И все это время на груди Сани болтался значок дежурного по дивизиону, а на поясе писто-лет…
Поток воспоминаний уперся в плотину голоса все того же Ширякина:
-Вова, а ты куда мой пистолет дел?
Володя захлебнулся мыслями и чуть было не открыл глаза. «Кто? Я? Пистолет? Какой писто-лет?…» Память лихорадочно листала дневник вчерашнего дня…
Да, с гаража дошли до дивизиона опять втроем, но вместо замполита была бутылка.
Сели пить. И тут… ага! Вот оно!
Пить молча – невозможно. То есть, конечно, возможно, но только если зашить рот. Хотя…, как тогда пить?
Короче, завязался разговор «по душам». «Слово за слово, хером по столу» - Саня ляпнул, что он всех майоров (включая Володю), на хую вертел, хотя и сам капитан. Володя обиделся. Но, не-сильно. Разок в ухо.
При отношении весовых категорий Володи и Сани, как три к одному, обижаться сильнее - несерьезно. Но самолюбию Сани был нанесен тяжкий урон: «Как так? ЕГО?! САНЮ?! По уху???!» и, принимая во внимание весовые категории, достал пистолет. Не всерьез. Даже с предохранителя не снимал…
Драки не было. Володя испугался по настоящему (вдруг - «белочка»?), положил Саню на зем-лю и правой рукой начал забирать пистолет. Левой, в это время, он держал разделочную доску (от-куда взялась?) и методично бил Саню по голове (как он потом говорил), «пытаясь вырубить».
«Вырубаться» у Сани то ли не получалось, то ли он не хотел. Он только дико выл, вцепившись в пистолет, а Вова продолжал бить, удивляясь, почему Саня не вырубается.
Наконец, когда на чаше весов «пистолет или голова», вместилище ума перевесило, Саня от-пустил–таки пистолет и вцепился в голову:
- У-у… сука, чуть башку не сломал…, - матерился он. А потом все-таки вырубился.
В это время, Володя в «дежурке» уже разобрал пистолет и… и…
И…
Володя рывком сел на кровати. Он НЕ ПОМНИЛ, куда дел пистолет.
Его прошиб холодный пот, несмотря на обезвоженность. Нихрена себе Новый год. Тут лет пять «Новых» светит.
В дверях комнаты отдыха суточного наряда возник призрак Сани Ширякина. На его поясе болталась пустая кобура.
-Вов… ты вспомнил?
Володя с трудом отодрал мутные глаза от пола и покачал головой.
-Хватит прикалываться. Где пистолет?
-Хоть убей, не помню.
Первые минут пятнадцать Саня не верил. Потом бесился. Володя сам был готов бить себя по голове разделочной доской, но после того момента, как он разобрал пистолет, в памяти была чер-ная дыра с рваными краями и больше ничего. Ни просвета.
Может, выкинул на улице? Просеяли пальцами весь снег в округе. Пусто.
Может, куда то спрятал? Перерыли весь дивизион. Нету.
Когда надежда скрылась из виду окончательно, и сил на поиски не осталось ни физических, ни моральных…. Зазвонил телефон. «Кто-то нашел? Выкуп? Полцарства!»
Нет, это звонил комдив, чтобы сказать, что через два часа он приедет на смену. Это был по-следний гвоздь в гроб самообладания Ширякина. «Разум его помутился»- сказал бы поэт, но ниче-го поэтичного в съехавшей крыше не было. Была истерика.
-Володя! Скотина! Падла! Посадить меня хочешь, да? Я же один не сяду! - орал он, размахивая конечностями.
-Товарищ капитан, там на елке во дворе запчасти от пистолета висят какие то...
Матрос даже не догадывался – он знал, ЧТО именно искали весь день майор и капитан, но смотрел честно и преданно.
У Ширякина выросли крылья размером с лайнер. Он вылетел во двор. Во дворе стояла елка, наряженная по случаю Нового года во что попало. А на ней, на высоте человеческого роста, в вет-вях болтался… пистолет?!
Разобранный на части и связанный в гирлянду, он был заботливо украшен бантиком.
Саня был счастлив. Он был снова рад жизни и готов был поцеловать матроса туда, куда тот ему скажет. Взасос.
По перерытому на клумбе снегу он подошел к елке, снял пистолет, и стоял, любуясь. Ведь полдня ходили мимо, а он терпеливо дожидался…
-Ширякин, вы, что совсем тут уже с ума сошли? Надо догадаться - украшать елку табельным оружием! Что за идиотизм!? - неподалеку стоял, не слабо офигевший, комдив и смотрел на встречу дежурного со своим оружием.
Отработанные рефлексы дали о себе знать:
-Дивизион, смирно! Товарищ полковник, во время моего дежурства происшествий не случи-лось…
-Что-о-о?! А ЭТО ЧТО?
-Это пистолет…, -ответил Ширякин и оторвал с гирлянды бантик.
-Нет, Ширякин, это песец! Черный песец!
В этот момент на крыльце заржал Володя. Громко, заливисто, корчась от смеха. Он гордился своими чувством юмора и потерей памяти. Следом начал ржать Ширякин.
Комдив смотрел на это торжество идиотизма и понимал, что он что-то пропустил.
Разбор полетов был самый полный – навтыкали даже замполиту. И кстати, призраком Сани Ширякина до сих пор пугают лейтенантов, как примером пьянства на службе.
Стоять непонятным дежурным по береговым войскам, в родной военно-морской базе – занятие ужасно скучное и недостойное. Особенно, если ты майор, зам по вооружению маленького дивизи-ончика, к тому же нихрена не знающий, и от природы туповат.
Леха заступил с утра безо всякого энтузиазма, приходя в себя от пережитого воскресенья, и с предчувствием чего то нехорошего.
Все началось на утреннем докладе.
«Командир базы не в духе. Щас опять какую-нибудь херню придумает»
Командир базы заглянул в ясные и грусные глаза майора-Лехи и в долгу не остался – приду-мал.
-Так, помощник дежурного по береговым, слушай вводную: при заправке ракеты произошли разлив и возгорание ракетного топлива. Есть жертвы: погибло два человека. Твои действия, как помошника. На принятие решения – двадцать минут. Жду доклада.
«Твою мать, фантаст хренов, вот же придумал! А хрен его знает, что делать! Деньги на похоро-ны собирать и квартиру служебную делить, причем в обратной последовательности.
Ну, у кого узнать?! У кого то из своих. Шура Николаич должен знать - зам по вооружению полка все таки...»
Леха чуть не загордился собственной гениальностью. Достал мобильник:
-Алло! Александр Николаевич, Вы за рулем..?
-Да...
-Остановитесь....
-...??!
-Значит так: при заправке ракеты произошли разлив и возгорание топлива. Погибли два человека...
Николаич чуть не пророс на лысине и чудом не уехал в кювет.
-ЧТО-О-О??!!! Кто погиб? Когда случилось?!
-Вы не беспокойтесь это вводная такая...
-ДОЛБОШЛЕП!!! КРЕТИН НЕДОРАЗВИТЫЙ!!! Я тебе сейчас покажу вводную, сука! – кри-чал Николаич в «трубу» стоя на обочине.
А потом сел в машину, поехал в базу и отодрал Леху за двоих.
Зам по вооружению полка все таки.
Есть у нас достопримечательность. «Памятник архитектуре», сан. узел типа «Сортир». Дере-вянный, сколоченный из досок, монстр, извергающий мух, вонь, а заодно, и … ос.
Вот заходит ничего не подозревающий человек в «комнату грез» и, обнажив свою самую уяз-вимую сторону личности, делает себя человеком приземленным над дырой в вечность и только после этого замечает перед собой, на расстоянии вытянутой руки, осиное гнездо. Вполне среднее, размером с небольшую дыню.
У человека что? У человека – шок. Но это в голове. А с обратной стороны естество отторгает все, что накопилось на душе с прошлого обеда. В этот момент главное – не сломаться! Главное – не выбежать на улицу со спущенными штанами, полными всякой гадостью, и криками «Да как вы тут живете?!»
Воля железная. Взгляд пристальный. Замереть! И только в мыслях: «Я тучка–тучка-тучка. Я вовсе не медведь…».
А осы кружат. Как ангелы смерти. Как нож, занесенный маньяком над семейным счастьем. Как шакалы вокруг раненого льва.
-Ну, скорее, когда же?! – мучаешь торопливо глубоко личный кингстон.
Уф-ф! Неужели?! Не веря счастью, прячешь ахиллесову пяту в штаны и - на улицу. А там сол-нышко, птички. А осы – далеко-далеко, где-то там… в другом измерении.
Окрыляет… Все-таки, воля у человека – железная!
Как-то раз на месте этого человека оказался командир части. Шок от пережитого возбудил в глубинах командирской психики справедливый гнев и процессы генерации приказов.
-Да вы тут!… Да я вас… Чтобы к обеду гнезда не было!!!
-Есть!
Решили выкурить ос дымом...
Случайно спалили половину туалета...
Хотя, на лоно природы прогуляться, тоже ничего, только вот комары…
2003-2004 г. ст. Натухаевская
Свидетельство о публикации №211051301132