Алиса. Фантазия на пустом месте. Отрывок 1

…Никто и не утверждает, что это было… но это было так…

…Генерал был в бешенстве. Он покинул Дублин. Он избавился, наконец, от бумажной волокиты, которая душила его без малого два года. Он уже успел забыть про этих вечно революционно настроенных ирландцев. Чтобы на его собственном корабле…
Господи, нет! За что?!
 «Ненавижу ирландцев!»
«Генерал, послушайте, - седой капитан едва успевал за генералом, сметавшим все на своем пути к цели. Он так всегда делал, но ведь это же их английский корабль, и никакой причины нет, чтобы так неистовствовать, - Генерал. Ну, клянусь честью, оно того не стоит, - продолжал уговаривать капитан молодого политика, - Я сам разберусь со всем, как только мы достигнем берега. Это ведь всего лишь…»
Он не успел договорить. Ворвавшись в трюм, генерал кричал что-то озлобленное, потом закричал от боли, от возмущения. Что-то тяжелое упало на пол, потом ударилось о борт. А потом, наверное, о генерала.
«Парни, не суйтесь! - остановил загорелый веселый боцман всполошившихся матросов, - Подождем минуту. Авось, не убьют друг друга…»
Капитан сурово посмотрел на боцмана, больше похожего на пирата, чем на английского офицера, и уже хотел сказать что-то, когда запыхавшийся изодранный генерал, наконец, вылез из трюма и швырнул на палубу своего поверженного врага.
Боцман весело присвистнул. А генералу досталось! Даже качественное английское сукно формы порвано, что уж говорить о его физиономии. С трудом сдерживая смех, мужчина скрылся за спинами матросов. Но его хохот выдал его присутствие уже в следующую минуту.
«И никаких пассажиров, тем более, таких пассажиров, не будет на моих судах!» - заявил генерал, вытирая кровь с лица.
И впервые взглянул на «пассажира», которого мог теперь хорошенько рассмотреть при свете дня.
Резким движением откинув с лица спутанные ярко-рыжие волосы, «нарушитель» выпрямился на палубе и аккуратно разгладил складки юбки, прикрыв босые и, надо сказать, очень красивые ноги.
«Сэр Артур…» - растерянно пробормотал один из адъютантов, уставившись в побледневшее лицо генерала.
Медленно обойдя своего пленника, в недавнем прошлом государственный секретарь по делам Ирландии заглянул ему в лицо огромными от удивления глазами. Сотни веснушек, глаза, синие, как море, и такие же глубокие. И эта рыжая копна.
«Ирландка!» - простонал генерал страдальчески.
Девушка удобнее уселась на палубе и подняла на него гигантские темно-синие глаза.
«Вот удивил!» - усмехнулась она.

А вот этому найдутся… может быть… свидетели… может быть…


...В пустынных залах музея тихие шаги школьников звучат очень четко. Это так всегда бывает в пустынных залах. Здесь слышен каждый звук. Здесь даже воздух какой-то другой, и время словно остановилось на той отметке, что указана на картине напротив.
«Дети, руками ничего не трогаем!» - в сотый раз повторила свое предупреждение экскурсовод и снова завела свой тоскливый рассказ о различных скучных и малозначительных фактах из жизни великих художников и скульпторов.
У этой женщины, не смотря на ее далеко не приятный голос, была редкая способность вызывать у людей непреодолимое желание поспать часок, лучше – два. И, если бы она не прерывала свою речь, чтобы одернуть кого-нибудь из юных экскурсантов или проверить, все ли они на месте, большинство из них, наверняка, уже спали бы где-нибудь под полотнами.
«А теперь обратите свое внимание на эту картину, - снова донеслось из зала, - Не разбредаемся, молодые люди!»
Школьные экскурсии – это так невыносимо скучно!
Устроившись на полу под небольшим бюстом, рыжеволосая девочка в серой водолазке и светлых джинсах прощупывала пальцами шею статуэтки, как делают доктора, проверяя воспаление лимфоузлов, и недовольно хмурилась, пролезая под бюстом то в одну, то в другую сторону. Определенно, она проводила так не первые пять минут.
«И как же ты это так сделал-то!» - пробормотала она задумчиво, печально подперев кулачком щеку и глядя на статуэтку большими несчастными глазами.
«Нечаева!»
Ойкнув, девочка села на пол и через плечо оглянулась на так неожиданно возникшую над собой классную. Старший экскурсовод угрожающе поблескивал линзами очков из-за ее спины. Кого-то он школьнице в этот момент напомнил, но кого она вспомнить не смогла. А потому просто поднялась на ноги и обезоруживающе улыбнулась взрослым.
«Светлана Юрьевна».
На Лану Юрьевну всегда забавно было смотреть в такие моменты.
Ее Бес ей хрипло нашептывал, склонясь к самому уху: «Спусти на нее всех собак! Поставь нахалку на место! Кто здесь учитель, вообще?! Заставь себя уважать!»
А Ангел спорил, сжимая крохотные розовые кулачки: «Не поддавайся на провокации! Ты же педагог! Сейте разумное, доброе, вечное!»
Потом они переходили к Новому Завету, Ветхому Завету, потом переходили на личности, набрасывались друг на друга и укатывались огненным шаром по коридору, рассыпая по дороге опаленные перья.
«Саша! Нечаева!» - выкрикнула Лана Юрьевна в лицо застывшей ученице и, увидев, что та, наконец, моргнула и перестала улыбаться, глядя в коридор, шумно выдохнула.
«Ты вообще слушаешь, когда тебе что-нибудь говорят? – в полголоса отчитывала она ее по дороге к выходу, - Тебя уже обыскались все…»
«Да я же здесь близко…» - попыталась возразить та.
«Цыц! – шепотом пригрозила Лана Юрьевна и постаралась сделать лицо посерьезнее, заметив на себе недовольный взгляд старшего экскурсовода. Получилось не очень. И, по правде говоря, чувствовала себя молодая учительница так же, как ее нашкодившая ученица, - Третий раз сбежала к этой статуэтке! – продолжила она, надевая плащ, - Что ты к ней так прилепилась?»
Огромные синие глаза сверкнули ей в лицо нездоровым маниакальным блеском.
«А Вы видели, как он ей голову наклонил?» - восхищенно воскликнула девочка.
«Кто кому наклонил? - не поняла женщина, - Идем!»
И она вышла за двери. Девочка быстро догнала ее.
«Ну, скульптор своей головке? – пояснила она возбужденно и, широко размахивая руками, зашагала впереди, подбирая и не умея подобрать нужных слов, чтобы объяснить свои чувства, - Так гибко, так… неуловимо! Она у него вышла такая загадочная! – и, вздохнув, она обернулась к Лане Юрьевне, - Вот, что он сделал?»
«Да! – улыбнулась та, - Это было бы не педагогично – во время поездки в музей ругать тебя за любовь к искусству! - девочка часто радостно закивала, - Ну, а почему ты застыла? Я тебя минут пять дозваться не могла!»
«Ищете новый повод? – лукаво улыбнулась школьница, остановившись на светофоре, - Но Вы ведь меня не моим именем звали!»
«Начинается! – вздохнула Лана Юрьевна, - Все, Александра! Ставлю вопрос ребром! Ты уже взрослая, не будешь же ты всю жизнь…»
«Буду! – весело прервала ее та, - Всю жизнь буду АлЕкой!»
Лана Юрьевна снисходительно улыбнулась.
«Может, тогда хотя бы ударение на первый, а не на второй слог? – задумчиво произнесла она, - Странно звучит…»
«Нет, это Вы просто еще не привыкли, Лана Юрьевна!» - рассмеялась девочка.
И осеклась, поняв, что выдала Светлане Юрьевне ее «тайное» имя.
АлЕка медленно обернулась к женщине, ожидая увидеть за ее спиной полчища озлобленных бесов.
Лана Юрьевна посмотрела в ее растерянное лицо, на котором под весенним солнцем уже высыпали первые, бледные еще, веснушки, в недоверчиво сощуренные лукавые синие глаза и весело рассмеялась.
«Иди в автобус, АлЕка – Нечаянность!» - сказала она.
И на огромном огненном табло над ее головой высветился счет игры: «1 : 1».
«Ох, нет, так безопаснее! – вздохнула Лана Юрьевна, взяв замечтавшуюся девочку за руку, и шагнула на зебру, - И что ты все время высматриваешь?»
«Ну…» - протянула та, опасливо покосившись на веселого доктора слева от себя.
«И что за принцип с именем?» - поинтересовалась Лана Юрьевна, выпустив ее руку у двери автобуса.
АлЕка весело улыбнулась.
«Я его выбрала!»
И она заскочила в салон следом за женщиной.

…Вечером, кое-как сделав уроки, АлЕка вернулась к своему любимому занятию. Проще говоря, заперлась в своей комнате с очередным приключенческим романом и до самой ночи проплавала по морям и океанам, пока взбешенный отец не начал выламывать дверь, грозясь оставить ее без карманных денег, Интернета и сотового… и городского тоже! Последняя угроза подействовала, и, недовольно бормоча себе под нос монолог о жестокости этого мира, девочка, все-таки, отправилась спать.

И Вы можете не верить, но…

«Вот как-то так, - вздохнула она, мечтательно глядя на изумрудные в свете солнца брызги за кормой, - А потом влетает этот шизик, хватает меня за шкирку, - она на мгновение задумалась и уточнила нехотя, - Ну, предположим, что не сразу хватает… и выволакивает сюда. И вот я посреди океана в компании более чем странных типов, - она покосилась на ухмыляющегося боцмана, - И меня вообще считают ирландкой!»
Мужчина облокотился о борта галеона.
«Что ж ты ему подыграла? – усмехнулся он, - Сказала бы, как есть!»
«Ага! – громко протянула АлЕка, - Это у нас, в наше время, за такие рассказы – в дурку, а у вас-то, стопроцентно, на костер!»
Боцман заулыбался еще веселее.
«Ну да, ну да! И цвет волос у тебя подходящий. Ни дать, ни взять – потомство Лилит!»
«Вот только волосы не надо трогать! – возмутилась девочка, - Это, знаешь ли, редкость в наше время! Вы тут всех рыжих посжигали, нам на генном уровне ничего почти не оставили!»
Глаза офицера медленно увеличились и остановились, потеряв всякий блеск. Он, определенно, честно пытался осмыслить последнюю часть речи девушки. Но, не справившись с этой задачей, он снова вернулся к прежней теме.
«Так ведьм больше не жгут? Совсем?»
«Не-а! У меня соседка – ведьма. Говорит: в век Прогресса жечь уже не будут, - посмотрев в окаменевшее лицо боцмана, АлЕка весело усмехнулась, - Да сморгни ты! Нормальная женщина. Ну, любит травяной чай, с животными разговаривает. Разве за это сразу надо сжечь?»
«Не добралась до нее матерь наша Святая Инквизиция! – огорченно вздохнул тот, - Не успели, значит…»
АлЕка покачала головой.
«Ну, ты фанат! А чего англичанам тогда служишь?» - усмехнулась она.
Боцман усмехнулся в ответ.
«Кто платит!»
«А вот это к двадцать первому веку, ну, совсем не изменится! – вздохнула девушка и снова обернулась к морю, - Красиво-то как!»
«Это только поначалу, - произнес боцман печально, - Только вначале…»
«И это не изменится тоже…» - серьезно откликнулась девочка.

Цинизм ущербности…


…Она долго сидела перед компьютером, глядя на эту фразу, на это слово, и не умея понять – как так…
Целесообразность…
Нахмурившись, она посмотрела на экран снова. Но она, все равно не понимала, как так можно…
Целесообразность?
Целесообразность!
Против воли ладони сжимались в кулаки, когда она перечитывала снова и снова, и снова…
Целесообразность ядерной бомбардировки!
Услышав, как отец встал с кресла, девочка быстро закрыла страничку и вышла из Интернета.
И вышла из комнаты, и закрыла за собой дверь спальни, закрыла свое сознание, все свои чувства.
Не слышу, не помню, не хочу думать об этом! Не буду, не буду, не буду!

…Устроившись на диване, Андрей включил телевизор. Последние новости. Ни капли не лучше, похоже. Это страшно, все-таки, когда ты отвечаешь не только за себя. Молодым не понять.
А в квартире тихо, сумрачно. Отключил звук у телевизора – и не слышно ни шороха. Так странно. Отложив пульт, он обернулся к двери спальни и замер, уткнувшись подбородком в спинку дивана.
АлЕка сегодня такая странная. Такая тихая, задумчивая и печальная, что от этого не по себе. Что могло произойти?
Что могло расстроить его неунывающую дочь настолько, что она даже часа не посидела в Интернете, ни разу за вечер не позвонила своей лучшей подружке, не прочла и страницы из нового романа и даже не стянула шоколадку из тайника, куда они с женой прятали от нее сладости?  Она же всегда так делает…
Шаркнув по щекам, ресницы на мгновение закрыли грустные карие глаза мужчины.
Тут еще Лилька в ночь! Андрей сердито нахмурился. Он почему-то так разозлился на свою жену, словно она нарочно бросила его наедине с такой грустной, такой бесконечно грустной, АлЕкой, что просто сердце кровью обливается. Может, позвонить?
Он уже схватил сотовый, но телефон упал на диван из разжавшихся пальцев. Теперь он злился на себя не меньше, чем на жену. Позвонить! Тоже, додумался! Чтобы она там всю ночь себе нервы накручивала?
Но что-то ведь делать надо. Откинувшись на спинку дивана, Андрей посмотрел на люстру над собой. И что он должен делать? Обычно такие вопросы решает Лиля. Нет, позвонить!
Потянувшись к сотовому телефону снова, мужчина упал на диван в полном изнеможении. Он в жизни ни из-за чего так не переживал, включая облако радиоактивной пыли, как из-за этого ребенка!
А может быть, он слишком переживает? В сощуренных глазах блеснула надежда. АлЕка такая впечатлительная. Может быть, ее горе и не горе совсем! И, вскочив на ноги, он уже шагнул к двери спальни и замер на полушаге. А почему он подумал «горе»? Почему ему в голову не пришло какое-нибудь другое слово?
А! Все равно, он должен разобраться! Вздохнув, Андрей преодолел, наконец, те несколько шагов, которые отделяли его от комнаты дочери. Он, между прочим, вообще парня хотел! С парнями таких проблем не бывает!
Осторожно приоткрыв дверь, мужчина облегченно вздохнул. Девочка сидела за столом, низко склонившись над тетрадкой, и что-то в ней писала. Уроки делает, вот и притихла. Хорошо.
Он уже хотел закрыть дверь, когда до него дошло: в этом нет ничего хорошего! АлЕка – его АлЕка, нормальная АлЕка – с первого класса забивала на домашку! Ну, если только это не были ее любимые литература – история – география…
А если она строчит сейчас сочинение, то выглядит это, по меньшей мере, странно. Обычно она вся сияет, когда пишет какую-нибудь работу по литературе. Сотню раз все перечитывает, правит. Светится от счастья, что может безнаказанно высказываться на двадцать страниц, да еще ей за это и оценку поставят. Просто будущий писатель!
Бедная Лана Юрьевна! При этой мысли невольная улыбка коснулась губ мужчины. И тут же он помрачнел снова.
Но сейчас все не так. Сейчас она сгорбилась над столом, почти легла на него, в задумчивости треплет пальцами завитки рыжих кудрей и тихо вздыхает. И ручка в ее руке двигается медленно-медленно. А ведь обычно – летает, не уследишь. И личико у нее такое несчастное: губки поджаты, бровки насуплены – того гляди, заплачет.
Совсем уже взрослая девушка. Такой еще ребенок…
Даже не обернувшись на звук шагов, АлЕка решительно поставила последнюю точку в своем сочинении и отложила ручку. И ручка откатилась к краю стола и остановилась у учебника истории.
«АлЕка, - позвал Андрей тихо, остановившись рядом с ней, - Сочинение пишешь? Что за тема?»
Он чувствовал себя полным идиотом, говоря это, но он, правда, не знал, как иначе завести разговор.
«Ядерное оружие, - откликнулась девочка безразличным голосом, - Вроде спора… «За» и «Против»… Хочешь почитать?»
Она, не глядя, протянула ему тетрадь и легла на стол, уткнувшись лицом в сложенные руки. И замолчала.
Включив основной свет, Андрей раскрыл тетрадь на последней записи. Что ж, он сам заговорил об этом, поэтому должен прочитать, раз она предлагает. Но обычно АлЕка совсем не так представляет им с женой свои сочинения. Обычно это похоже на фейерверк. А сегодня, честное слово, на похороны.
И никогда еще раньше ее сочинения не бывали такими короткими.
Справа, на месте эпиграфа, всего одна строка из одного из любимейших ее стихов: «Кто всех сильнее, тот и прав…» - а ниже еще три строки: «В эпицентре взрыва в Хиросиме люди рассеялись в воздухе на атомы – то, из чего состоит все живое. И все живое там было уничтожено людьми».
Андрей поднес тетрадь ближе к лицу. Неровный почерк АлЕки было в этот раз еще труднее разобрать – буквы потекли от детских слез. Что ж, значит, он был прав. Это, действительно, горе.
Положив тетрадь на стол, Андрей наклонился к дочери и, положив руки ей на плечи, поцеловал ее в затылок.
«АлЕка, это было давно…» - произнес он тихо.
Плечи девочки вздрогнули.
«Да дело же не в этом! – откликнулась она, подавив рыдание, - Но они говорят, что так было можно. А так нельзя!»
Мужчина вздохнул.
«Так нельзя, - произнес он, - Таких, кто считает, что так можно, меньше. Их очень мало, АлЕка… Они – брак. Всегда есть некоторый процент брака в производстве, это неизбежно. Но их очень мало. Просто тебе не повезло столкнуться именно с ними…»
Быстро вскочив с места, девочка крепко обняла отца. Конечно, брак! Он же понимает в этом, он каждый день отсеивает бракованный товар. И среди людей тоже есть такие – бракованные, с бракованными сердцами. 
Андрей гладил ее по волосам и тихо вздыхал. Пусть верит. Может быть, когда-нибудь так оно и будет…

…С тихим плеском галеон рассекал волны океана, и казалось, он гонится за уходящим солнцем, таким манящим в этот вечерний час, на грани дня и ночи.
Стоя у борта, мрачный боцман сосредоточенно хмурил спаленные на солнце брови, пытаясь осознать рассказ девушки.
«И это оружие уничтожает всех там, где оно есть? - уточнил он недоверчиво. Девушка согласно кивнула, - Не разбирая, солдат это или крестьянин, мужчина или женщина, молод он или стар, виновен или нет?»
Обернувшись, девушка серьезно посмотрела ему в лицо.
«Не разбирая. Но больше всего гибнет невинных».
«Почему?»
«Потому что они обычно самые слабые. А люди… и в ваше время, правда же? – она отвернулась к морю и вздохнула, - В первую очередь нападают на тех, кто слабее и беззащитнее их».
Некоторое время они молчали.
«И… дети?» - выдавил боцман, наконец.
«И дети».
Девушка смотрела на море. Оно было таким красивым в лучах заката, что хотелось просто любоваться им и забыть обо всем плохом в жизни – хотя бы сейчас.
«У вас совсем не осталось ничего святого?» - произнес моряк едва слышно.
Девушка снова кивнула.
«Совсем…» - согласилась она уверенно.




…и немного камерной музыки…

…Стоя у большого зеркала в фойе филармонии, АлЕка пыталась как-нибудь пригладить торчащие во все стороны волосы, но это у нее получалось плохо.
Зря она согласилась на эту поездку! Девочка печально вздохнула и отошла от зеркала, уступив место очень красивой женщине – она только что не сияла, так она была хороша.
Сначала она думала, что когда попадет сюда, на этот долгожданный концерт, она даже думать забудет о мелочах, вроде торчащих волос, но она ошибалась, как видно. «Это возрастное, это пройдет!» - подумала девочка и снова вздохнула.
Она так старалась. Вот, новенькое, ни разу не надеванное, платье надела и даже туфли на каблуке. Волосы распрямляла и укладывала полдня! И папа сказал, что она красавица. Видел бы ее папа после двух часов в автобусе! Горестно вздохнув, АлЕка еще раз попыталась ладонями прижать торчащие волосы, но это не дало никакого результата. И куда только ее прическа девалась? Девочка мельком взглянула в одно из зеркал. Даже тот небритый парень в драных джинсах и кожанке за ее спиной выглядит более уместно здесь, чем она! Он, во всяком случае, выглядит так всегда, наверное, и, похоже, ему абсолютно безразлично, что о нем подумают. А она же старалась! Но теперь, глядя на всех тех красивых людей вокруг, девочка думала, что она среди них, явно, не на месте. И это было так обидно. Так обидно было, наверное, гадкому утенку попасть в окружение лебедей.
Отыскав взглядом свой класс у гардероба, девочка вздохнула еще горше. Лана Юрьевна такая красивая! И ведь, вроде бы, ничего особенного. Прямая серая юбка до колен, как всегда. Как всегда, белоснежная блуза под простеньким жакетом так и слепит глаза своей безупречной белизной. И жакет, вроде бы, самый обыкновенный, серый, но смотрится так элегантно. И волосы у нее никак не уложены, просто струятся волной по спине. Но сразу видно, какая же она стройная, высокая и грациозная (Лана Юрьевна никогда не сутулится), и какие у нее красивые длинные ноги. Ей даже каблуки не нужны, хотя она и носит – сантиметров шесть, наверное.
«О. Генри, «Горящий светильник»…» - пробормотала АлЕка сердито и, совершенно сникнув, направилась к своему классу.
К этому моменту она была уже настолько расстроена, что расстроить ее еще сильнее было просто немыслимо. И, все же, взглянув на свою классную вблизи, девочка в очередной раз осознала, что нет в жизни ничего невозможного, тем более – немыслимого. Даже Ангел и Бес Ланы Юрьевны были безупречны – в костюмах, галстуках и при шляпах. Они это нарочно!
Обернувшись на всхлип, Лана Юрьевна задумчиво закусила нижнюю губу, съев с нее свежую помаду. АлЕка постаралась для этой поездки, но ей, определенно, не хватило опыта и сноровки.
«И тебе какое дело?» - поинтересовался Бес равнодушно, щелчком подняв поля шляпы и бросив на девочку холодный взгляд.
«Действительно, не вмешивалась бы ты! - удивительно легко согласился Ангел, поправляя галстук, - Не всех Господь наделяет красотой внешней. И поэтому человек должен больше думать о красоте внутренней. Вспомни…»
Он хотел процитировать подходящий отрывок из Библии, но смолк под враждебным взглядом синих глаз девочки.
«Нас ненавидят!» - заметил Бес весело, усевшись Лане Юрьевне на плечо.
И, снял шляпу, обнажив голову, завитую и напомаженную по моде начала двадцатого века. Не дать, не взять – нэпман!
Посмотрев на него, Ангел тоже снял шляпу.
«Думаешь, она видит нас?» - спросил он шепотом.
От смеха Бес едва не упал с плеча своей подопечной.
«Что, только дошло?»
«АлЕка! АлЕка, очнись! – шепотом воскликнула Лана Юрьевна и быстро огляделась кругом, словно она сделала что-то нехорошее, - Иди сюда!»
АлЕка покорно подошла. Порывшись в сумочке, женщина достала из нее расческу и косметичку.
«Так, стой, не дергайся!» - приказала она шепотом.
АлЕка невольно улыбнулась. Наверное, кто-нибудь сделал Лане Юрьевне замечание за то, что она кричала. Но ведь она же кричала шепотом. Сделали бы лучше замечание тому парню в кожанке! А Лана Юрьевна такая заботливая. И руки у нее мягкие, теплые, такие нежные. Пусть даже она не сумеет ничего сделать, но она так старается…
«Ты погляди, у девчонки слезы наворачиваются!» - восторженно заметил Бес.
«Это от благодарности, - откликнулся Ангел с улыбкой, - Среди людей так мало неравнодушных…»
«А ты говорил! - хмыкнул Бес, - Нам досталась уникальная подопечная, все-таки! Просто уникум!»
АлЕка невольно улыбнулась, наблюдая за ними.
Она давно уже заметила за собой способность видеть ангелов и бесов за плечами людей, но благоразумно помалкивала об этом. Какими бы понимающими и прогрессивными ни были ее родители, но, все-таки, даже они вряд ли смогли бы принять эту новость, как что-то обыкновенное. А перспектива познакомиться с психиатром из ближайшей психушки АлЕке совсем не нравилась. Правда, она была уже у психиатра, когда учились в начальной школе (ее первая учительница была какая-то нервная), и, кажется, тогда они хорошо поладили. Но идти на такой риск снова девочка не собиралась.
Да и потом: если человек сам не может увидеть этого, он ведь никогда этого не поймет! В свои четырнадцать АлЕка уже твердо уверилась в справедливости слов Ал-Газали: «Люди противятся многому, потому что ничего о нем не знают». Она бы сказала: «Отрицают многое из-за того, что не видели этого». Но разве то, что ты никогда не видел чего-то, означает, что этого нет?
Большинство людей не видят ни своих бесов, ни ангелов. Но сколько раз они произносят: «Меня словно бес толкнул! И кто меня за язык тянул? Это было чудом, это мой ангел-хранитель…»
АлЕка сощурила лукавые глаза. Чудеса, Провидение, проклятия… А всего-то кто-то шепчет вам на ушко, а вы выбираете, кого из этих двоих слушать. Все равно это ваш выбор, товарищи взрослые! Даже в такой странной ситуации.
Посмотрев в лицо Лане Юрьевне, девочка улыбнулась снова. Она так старается, и помаду она почти совсем съела.
«Да нашей крошке так даже лучше! – заметил Бес, - Красота не нуждается в украшении!»
Ангел бросил на него подозрительный взгляд. Где-то он эти слова уже слышал!
У Ланы Юрьевны были странные хранители. АлЕка заметила, что обычно за плечами у человека мужчина и женщина. Но эти почему-то оба оказались мужчинами, из-за чего они почти каждую минуту готовы были сцепиться в драке. Но АлЕке они, все равно, нравились.
Ангел был – почти типичный ангел. Золотистые волосы, правда, не спадали колечками ему на лоб, и глаза были не голубые, как у ангелов на картинах, а синие, чисто-синие, пронзительные и честные. Сразу видно было, что он настоящий ангел. Сегодня он, в честь выхода в свет, оделся празднично – в строгий серый костюм с галстуком и шляпой и блестящие от лака туфли. Но обычно он одевался намного проще, как и большинство ангелов: в белый спортивный костюм  и белые же кроссовки, а золотистые коротко стриженые волосы прятал под бейсболкой, которую всегда носил задом наперед. И, все равно, он словно светился изнутри.
Бес был – почти типичный бес. Как у Ангела не было крылышек, так у него не было ни рожек, ни еще чего-нибудь в этом роде. И, тем не менее, он словно источал темноту. Волосы у него были черные и вьющиеся, и по праздникам, как сегодня, он их укладывал – смотрелось здорово. Кожа у Беса была смуглая и загорелая, с нее никогда не сходил загар. И часто они с Ангелом дрались из-за шуток последнего насчет происхождения этого загара. Сегодня он был одет, как настоящий нэпман – он вообще предпочитал этот стиль по праздникам. Но в обычные дни он надевал потертые джинсы, засаленную майку и стоптанные туфли и, как он выражался, искал партнершу для танго. Они с Ангелом мечтали расстаться когда-нибудь, но пока это были только мечты. А глаза у Беса были яркие-яркие, зеленые, и очень насмешливые. И когда он глядел на людей, у АлЕки создавалось ощущение, будто он только и ищет, что бы в них высмеять. Ну, бес, одним словом!
«Ну-ка, посмотри. Пойдет так или переделать?» - сквозь мысли донесся до АлЕки озабоченный голос Ланы Юрьевны, и та подтолкнула ее к ближайшему зеркалу.
Казалось, что она переживает больше самой АлЕки о ее волосах, и в первую очередь девочка посмотрела не на свое, а на ее отражение.
Лана Юрьевна доедала остатки помады и так трогательно сжимала руки на груди, словно молилась: «Хоть бы ей понравилось!»
А ее Ангел растроганно улыбался.
«Какая милая!»
А Бес грозил АлЕке кулаком в зеркало.
«Скажи, что нравится! Не буди во мне зверя!»
Девочка медленно перевела взгляд на свое отражение в зеркале. Нет, конечно, это не была та ее великолепная прическа, на которую она потратила полдня сегодня. И, все-таки, с помощью невидимок и заколок, которые каким-то чудесным образом нашлись в ее косметичке, Лана Юрьевна умудрилась справиться с непослушными волосами ученицы и соорудить из них довольно милую, пускай и немного детскую, прическу. Да какая разница, в конце-то концов! Человек же старался!
Дернув кожанку за воротник, заросший парень за ее спиной довольно усмехнулся, но АлЕка этого даже не заметила.
«Очень красиво, Лана Юрьевна! – улыбнулась она, обернувшись к женщине, - Спасибо большое! Я потом все заколки верну. А как Вы поняли…»
Бросив косметичку в сумочку, Лана Юрьевна весело рассмеялась.
«Ну, трудно было не понять. У тебя была такая красивая прическа, - ответила она и добавила насмешливо, - Не будешь в другой раз засыпать в автобусе!»
«Ой, не буду!» - совершенно серьезно пообещала девочка.
Лана Юрьевна бросила на нее озорной взгляд. Все-таки, нравилась ей эта фантазерка!
«Так, дети, - позвала она негромко, - Скоро уже начнется концерт, так что, давайте, собирайтесь, и пойдем в зал…»
«Светлана Юрьевна! – воскликнул один из парней, указывая на небольшую группу людей неподалеку, – У дирижера… как его… интервью берут! Пойдемте посмотрим? Светлана Юрьевна!»
Лана Юрьевна вздохнула.
«Дирижера зовут Александер Мейер, - откликнулась она тихо, - Стыдно не знать. Мы уже на третьем его концерте. А насчет «посмотрим»… Что мы, по-твоему, будем там делать? Марш в зал!»
Что-то обижено бормоча, мальчик направился в зал, и его товарищи последовали за ним, весело подшучивая над его неудачей. Следом пошли девочки. А потом, бросив на немецкого дирижера последний печальный взгляд, и сама Лана Юрьевна нагнала детей. АлЕка шла прямо перед ней и слышала разговор ее хранителей.
«Нет, ну сколько можно сохнуть по этому очкарику! – бурчал Бес раздраженно, - Давно бы подошла и познакомилась. В Германии таких красавиц вообще не выпускают, он бы сразу запал!»
«Это бессмысленно, - холодно откликнулся Ангел, - На сколько месяцев он приезжает в Россию? На полгода раз в два года? И это – на всю Россию! Она достойна лучшего, чем бесплодное ожидание и разочарование, может быть. Потом, она языка не знает…»
«Да все бред! – прервал его Бес, - Все бред, если бы они друг другу понравились! И даже если бы потом она и была несчастна – настоящее счастье того стоит!»
«Кто у нас заговорил о счастье и любви!» - съязвил Ангел.
И они уже готовы были сцепиться, как всегда, но вдруг, уперевшись ладонью в лицо разгоряченного Ангела, Бес произнес хрипло: «Ты это видишь?» - и ткнул пальцем в сторону Александера Мейера. Дирижер прошел в одном шаге от них, точнее, от Ланы Юрьевны. И им, и АлЕке были отлично видны его Ангелина и Бестия. Они могли даже расслышать их – далеко не тихий – разговор.
Ангелина была не типичным ангелом. Она не носила длинных ниспадающих одежд в античном стиле, в которых ее сестры путались, наверное, при ходьбе, она не распускала по плечам свои длинные золотистые волосы и не покрывала их накидкой, и не опускала свои голубые, прозрачные глаза долу. И, тем не менее, это была самая настоящая, чистая душой до сияния белоснежной кожи, ангелина. Обычно она носила очень простые белые платья с широкими юбками и узкими поясами, с высокими воротниками и рукавами-фонариками до локтя, и выглядела она в них потрясающе красивой, но и скромной тоже. А волосы она закалывала в аккуратный хвост костяными гребнями, инкрустированными цветочками и бабочками из драгоценных и не очень камней. Но сегодня был праздник. Александер снова выступал в этом, любимом им, городе, и был так счастлив. Конечно, это был праздник. И поэтому белое платье Ангелины было украшено на груди замысловатой вышивкой, и на ее правом запястье красовался серебряный браслет. Он был скромным, как вся она, но он был очень красивым, все-таки. И милое лицо Ангелины расцветало нежной улыбкой, когда она смотрела на своего подопечного.
«Александер, определенно, счастлив сегодня!» - донеслись до АлЕки ее слова.
Бестия возникла, как из воздуха, и устроилась на левом плече дирижера, положив ногу на ногу.
«Его счастье снова сменится жестокой депрой, когда настанет срок уезжать!» - откликнулась она мрачно.
Это была не типичная бестия. Обычные бестии, словно они насмотрелись заграничных фильмов, появлялись всегда в красной или черной коже, с неприличным декольте, и вообще выглядели довольно вульгарно. Но Бестия Александера Мейера была не из их числа. Основываясь на том, что она, все-таки, женщина, она позволяла себе любую одежду, но предпочтение, похоже, отдавала стилю двадцатых годов двадцатого века. И тут у АлЕки возникало четкое дежа-вю. Сейчас на Бестии было черное платье почти до колен из сетчатой материи, расшитое бисером и блестками – тоже черными – и, сказать по правде, ощущение складывалось такое, будто кроме бисера и блесток в этом платье больше ничего и нет, и, не будь их, Бестия осталась бы совершенно голой. К счастью, под платьем была еще черная сорочка, короче него, но, все-таки, она не давала взгляду Беса проникнуть туда, куда ему проникать не стоило. И ему оставалось довольствоваться созерцанием длинных ног своей сотоварки, которые оставались совершенно неприкрытыми из-за двух разрезов с двух сторон платья – почти до бедра. На ногах у Бестии были массивные туфли на высоком каблуке, явно не из одной эпохи с платьем. А ее черные волосы были уложены в простую прическу а-ля Клео де Мерод и окольцованы по кругу двумя блестящими обручами. Совсем как на старых фото! И, в противоположность Ангелине, воплощавшей собой чистоту и непорочность, Бестия с ее кроваво-алыми губами и пронзительным взглядом каре-зеленых глаз казалась просто воплощением греха.
«Нет, ты погляди на него! – воскликнула она, когда Александер поравнялся с Ланой Юрьевной, - Проходит! Снова проходит! Кой ли ты тогда перся через всю толпу, если даже не взглянул на нее! – и она завопила в самое ухо мужчине, - Алекс!!! Будь мужиком! Улыбнись хотя бы…»
И, истощенная своей злостью, Бестия снова уселась на плечо подопечного, тихо бормоча проклятия.
На мгновение Александер остановился и быстро оглянулся на людей за своей спиной, но тут же ускорил шаг.
«Убогий!» - проорала Бестия озлобленно, колотя его кулачками по плечу.
«Оставь его в покое. Он сам решит, как ему лучше, - тихо произнесла Ангелина и добавила с укором в голосе, - И вообще, ты сегодня выглядишь еще более вызывающе, чем всегда. Если бы люди могли тебя видеть, они были бы шокированы твоей безнравственностью!»
Бестия выпрямилась и одернула платье.
«Во-первых, - откликнулась она, выдохнув, уже невозмутимо-спокойным голосом, - Если бы люди были способны сами устроить свою жизнь, нас бы не приставляли к ним следить за этим. А во-вторых, - она выждала театральную паузу и закончила с вызовом, бросив на Ангелину насмешливый взгляд, - Ну не с тебя же мне пример брать, моль бледная? Модерн рулит, детка!»
И она снова уселась на свое прежнее место. Больше Ангел и Бес не могли расслышать ни слова из разговора, хотя они и видели, что Ангелина отвечает горячо и взволнованно.
Бес катался по плечу Ланы Юрьевны, колотя себя по бокам и заливаясь веселым хохотом. Он даже шляпу потерял.
«Вот это дамочки! – выдал он, наконец, - Эх, жаль, нам нельзя оставить Ланочку…»
«И хорошо, что нельзя, - откликнулся Ангел, бросив на него осуждающий взгляд, - Двоих таких, как ты, мои нервы не выдержат».
«У ангелов они есть?» - весело поинтересовался Бес и снова расхохотался.
АлЕка тоже улыбнулась, глядя на него.
«Кстати, - произнес Бес, отсмеявшись, - А та красотка сказала дельную мысль. Если бы мы не были нужны людям, нас бы не приставляли к ним, - облокотившись о голову Ланы Юрьевны, он заглянул Ангелу в глаза и заговорчески усмехнулся, - Так может, устроим ее счастье?»
Ангел вздохнул и толкнул его ладонью в лицо, сбросив с плеча подопечной.

…ангелы, бесы, люди…

...Пропустив детей вперед, Лана Юрьевна села в ближнее к выходу кресло и положила сумочку на колени.
АлЕка улыбнулась, посмотрев на нее. Такая серьезная и сосредоточенная!
Лана Юрьевна, действительно, любила камерную музыку. Но в этот раз – не нужно быть ни бесом, ни ангелом, чтобы понять, – в этот раз она о ней даже не вспоминает. Она даже не думает о музыке сегодня, придя на этот долгожданный концерт. И в программку смотрит безразлично: рассеянно скользит взглядом по знакомым именам и названиям – и ничто ее не цепляет. И на протяжении всего концерта она не услышит ни звука. Будет только следить взглядом за белесым очкариком-дирижером. И всю обратную дорогу будет тихонько вздыхать в автобусе.
Обернувшись к ученикам, Лана Юрьевна приветливо улыбнулась девочке рядом с собой. Она очень милая, все-таки, а опыт и навыки придут со временем!
«Дети, вы отключили телефоны? – спросила она шепотом и добавила властно, – Отключайте! И чтобы в этот раз мне не пришлось краснеть за вас! Сережа? – она пристально посмотрела в глаза соседу АлЕки, - Ты понял?»
В наступивших сумерках запиликали сотовые телефоны.
«Да лан, Лан Юрьна! – откликнулся Сережка с улыбкой, демонстрируя женщине погасший дисплей своего телефона, – Зато с нами весело!»
«До слез!» - сердито пробормотала та, отворачиваясь.
Вспомнив последнюю поездку, АлЕка не удержалась и шлепнула одноклассника ладонью по затылку.
«Совсем дурак!» - резюмировала она уверенно.
На мгновение прозрачные голубые глаза парня расширились от удивления, но в следующую секунду он снова улыбнулся.
 «Тише!» - шепотом приказала Лана Юрьевна.
И в зале стало совсем  темно, а сцену залил яркий желтоватый свет. Рассмотреть в нем, да еще и с такого расстояния, лицо дирижера было почти невозможно. И все же Лана Юрьевна смотрела на него очень внимательно, пока он представлял программу концерта, а молодой человек в сером переводил его слова с немецкого. АлЕка прислушалась, но даже с ее прекрасным слухом нельзя было расслышать в эти мгновения дыхание женщины, словно она и не дышала.
«Ланочка тоскует!» - печально вздохнул Бес.
И, соскользнув с плеча своей подопечной, он встал за ее спиной в полный рост.
АлЕка прислушалась, но не обернулась. Бес Ланы Юрьевны почему-то терпеть не мог обращать на себя ее внимание, в отличие от Ангела, который его вообще не замечал до сегодняшнего дня.
«И было бы по кому!» - пробубнил Бес недовольно, покосившись на девочку.
Но та, казалось, была полностью поглощена концертом и его совсем не замечала. Это Беса полностью устраивало. За спинами школьников пустовал целый ряд кресел, и Бес, аккуратно поддернув брюки, опустился в одно из них.
«Ну ведь очкарик же очкариком! Наверняка скучный, и вообще он на амебу похож! – продолжил он, когда Ангел сел в кресло рядом с ним, - Не понимаю, что Ланочка в нем нашла!»
Ангел молчал, не желая возобновлять разговор, который – он знал это по опыту, – всегда заканчивался дракой. И Бес, который терпеть не мог рассуждать в одиночестве, уже начинал злиться, когда над его головой неожиданно раздался резкий женский голос.
«Говорят, любовь слепа. И зла, к тому же».
Туфли на высоком каблуке, причудливо расшитые по красному бархату черным и жемчужным бисером, были первым, что бросилось АлЕке в глаза, когда она осторожно покосилась на голос, все еще не решаясь поднять взгляд. У их обладательницы были просто потрясающие ноги!
«Так говорят…» - усмехнулась она язвительно, положив узкую ладонь на спинку кресла Ланы Юрьевны.
АлЕка очень осторожно подняла голову, стараясь избежать взгляда Беса, который краем глаза, наверняка, все еще наблюдал за ней.
Пальцы у незнакомки были длинные и красивые, а короткие аккуратные ногти были накрашены ярко-красным лаком. Даже в темноте он вызывающе поблескивал в тусклом свете, проникавшем от входа. И, едва ее пальцы коснулись волос Ланы Юрьевны, как Ангел нервно подскочил в кресле, порываясь занять свое законное место на правом плече подопечной. Бес удержал его за локоть и заставил снова сесть. И в это мгновение АлЕке показалось, что над ее головой сверкнули, рассыпавшись искрами, две зеленые молнии.
Незнакомка медленно убрала руку.
«Так, карех?» - спросила она с издевкой в голосе.
И Бес откликнулся в тон: «С освобождением, кара!»
Медленно обернувшись, АлЕка посмотрела на Беса и Ангела. Те этого даже не заметили. О ней, кажется, вообще забыли. Красивый рот Беса перекосило от злости, но он сохранял спокойствие. АлЕка перевела взгляд на женщину и только теперь поняла, почему ее голос казался ей таким знакомым.
Это же была Бестия Александера Мейера! И его Ангелина стояла рядом с ней, потупив взгляд и, кажется, изо всех сил стараясь не сердиться на свою напарницу за ее выходку. Выглядели они, правда, не совсем так, как несколько минут назад. За прошедшее время они уже успели сменить и платья, и прически.
На Ангелине было теперь платье конца позапрошлого – начала прошлого века – из голубого и розового шелка, украшенное по бокам ручной вышивкой, а на груди – нитями бисера, с длинным вышитым шлейфом и неизменными прозрачными  рукавами-фонариками. И сама она казалась невесомой – то ли из-за платья, то ли из-за воздушной прически в стиле тех лет, обрамлявшей ее милое личико золотистыми кудрями и аккуратно уложенной кольцами на затылке. Серебряный браслет остался у нее на запястье, но теперь он был в комплекте, и комплектом для него служила скромная камея на серебряной пластинке. АлЕка отнесла бы эту вещицу к концу девятнадцатого века. Тогда такие украшения были в моде. И Ангелине эта камея, определенно, очень шла, может быть, потому, что девушка, профиль которой был на ней запечатлен, была поразительно похожа на саму Ангелину.
Бестия своему стилю совершенно не изменила. Платье было черное, и можно было даже сказать, что его практически и не было, настолько условным было его наличие. Но, пусть и короткое – даже слишком короткое для эпохи НЭПа – но, во всяком случае, в этот раз оно не было прозрачным. И оно тоже, как и туфли, было расшито бисером, но расшито совсем не так, как прежнее. Кроме небольшого узора на горловине, подол платья украшала только бахрома из нитей жемчужного и алого бисера – и это было все. Могло показаться, что это платье было значительно скромнее, но АлЕке так не показалось почему-то. Наверное, дело было в узоре. Две змеи – алая и жемчужная – переплетаясь друг с другом, окольцовывали линию горловины, и их головы покоились рядом на груди Бестии – там, где сердце. Эта мысль сразу промелькнула у девочки в голове. Она бы не обратила внимания на этих змей, наверное, – узор как узор, – но только их изумрудные и рубиновые глаза так и притягивали взгляд. И тут уже невольно думалось, глядя на крохотную бисерную сумочку у Бестии в руках: футляр, вделанный в нее – он для зеркальца или яда?
«Какими судьбами, подруга? – усмехнулся Бес, поднимаясь на ноги, - Не думал, что они освободят тебя в ближайшую пару сотен лет».
«А ты надеялся, что я буду там вечно? - весело рассмеялась Бестия, протягивая руку в ответ на молчаливое приветствие Ангела, который тоже поднялся с места и вышел в проход, пропуская ее и ее спутницу к креслам, - Киара. Приятно».
Ангел на мгновение застыл, склонившись над ее рукой.
«Киара, Киара, - подтвердила Бестия еще раз с веселым смехом и кивнула в сторону Ангелины, - Ну, а это, будте знакомы, Молли!»
Сердито насупившись, Ангелина поджала губки и, словно нехотя, протянула Ангелу руку.
«Мойра. Очень приятно…» - тихо сказала она.
Ангел посмотрел ей в лицо и улыбнулся очень приветливо – дружески.
«Очень приятно. Мэлвири. Но можно Мэл, - добавил он, заметив, как старательно девушка пытается сдержать улыбку, - А это Киар. Вы, должно быть, уже догадались? Прошу Вас».
«Какая галантность! – усмехнулась Бестия, устроившись на подлокотнике кресла Ланы Юрьевны, снова заставив ее хранителей невольно вздрогнуть, - Расслабьтесь, парни! – рассмеялась она, облокотившись о спинку кресла, и добавила с игривой улыбкой, - Я чиста перед законом вот уже тридцать пять лет».
Ангел недоверчиво прищурился. Не верилось ему в то, что искуситель–рецидивист мог получить свободу из весьма горячих мест, ничем за это не заплатив. И он готов был уже поспорить с Бестией, но Бес опередил его.
«Чем докажешь? – воскликнул он, снова вскочив с места и нависнув над Бестией, - За что тебя пустили по УДО при твоей-то характеристике? Тебе еще лет двести оставалось, когда я вышел!»
«Хм. То есть, ты тоже вышел по УДО, - протянула та разочарованно, - Всего восемьдесят лет? А я все сто загорала! Вот меня интересует, - произнесла она на тон ниже, приподнявшись с места и близко посмотрев Бесу в глаза, - За какие заслуги ты пошел по УДО? А, карех? И только не говори мне…»
«Только не говори, - они произнесли это хором и огромными глазами посмотрели друг другу в лицо. И расхохотались, - Что нашелся идиот, вступившийся за тебя!»
Ангелы обижено переглянулись. 
«Вроде, о нас говорят…» - вздохнула Ангелина тихо.
Бестия так смеялась, что едва не упала с подлокотника. Но Бес успел поддержать ее.
«Ну, я, вроде, вас уже знакомила, - вытирая слезы смеха, проговорила она, указывая рукой с сумочкой на Ангелину, - Молли, мой ангел… просто мой ангел! – и она рассмеялась еще веселее, - Я уже и отчаялась выйти когда-нибудь, когда эта девчонка пробила стену бюрократии в лице Кайлы!»
Новый взрыв смеха прервал ее речь, и Бестия уткнулась лицом в плечо Беса, продолжавшего осторожно обнимать ее за спину.
«Ты дошла до Кайлы?! – изумленно произнес Бес, через плечо посмотрев на девушку за своей спиной, - А ты отважная девочка!»
Ангелина потупилась, и ее щеки окрасились слабым румянцем.
«Куратор Кайла прогнала меня, - ответила она тихо, смущенно теребя бахрому на платье, - Мне пришлось обратиться за помощью к куратору Киву…»
Бес пошатнулся, и они с Бестией едва не упали на пол.
«К Архангелу Михаилу не обращалась?» - поинтересовался Бес, выпустив восстановившую равновесие Бестию.
Та снова прыснула со смеха, но его руку оттолкнула и, сев в кресло рядом с Ангелиной, шутливо провела ладонью по ее волосам.
«Она бы могла! – улыбнулась она, - Но, к нашей удаче, Кив счел забавным доверить выпускнице школы ангелов мое перевоспитание. У него нет причин мстить тебе лично?» - поинтересовалась она насмешливо, посмотрев Ангелине в глаза.
Та сердито свела светлые бровки.
«И так тридцать пять лет, представляете? – пожаловалась она, - Она абсолютно, абсолютно несерьезная!»
«Представляю, - улыбнулся Ангел снисходительно, - Но для выпускницы тридцать пять лет – совсем неплохо. А почему вы оставили своего подопечного?»
Ангелина и Бестия переглянулись и совершенно одинаково поджали губы и закатили глаза, словно раздумывая.
«Мы не можем удержаться от советов, а они отвлекают Александера, – сказали они хором, - Поэтому мы устраняемся на время репетиций и концертов».
«Ведь творчество – это не от беса или ангела, а только от самого человека!» - добавила Ангелина с улыбкой, посмотрев на высокую худую фигуру дирижера на сцене.
«Федерико Гарсиа Лорка с тобой бы поспорил…» - протянула Бестия задумчиво, подводя губы перед крошечным зеркалом, вправленным в футляр ее сумочки.
АлЕка вздохнула с облегчением. Все-таки там не было яда.
«Федерико Гарсиа Лорка доспорился еще в тридцать шестом, - заметил Бес насмешливо, склонившись к ней и пригладив перед зеркалом растрепавшиеся волосы, - Занятно… Цианид? Белладонна?»
АлЕка вздрогнула, когда Бестия ответила, протянув собеседнику сумочку: «На выбор! Тебе - бесплатно».
«Вот я так сразу и подумала, - пробубнила АлЕка, когда в зале зажегся свет, - Роковая женщина! – поднявшись на ноги, она толкнула в плечо Сережку, - Пошли!»
Парень удивленно посмотрел на нее.
«Куда пошли? Нечаева! – возмущенно воскликнул он, все-таки, выбираясь следом за девочкой, - То есть, когда я тебя тыркал весь концерт, чтобы ты не пялилась на дверь, тебе пофиг, а тут – встали и пошли?»
АлЕка на минуту остановилась  и обернулась к нему.
«А ты заметил?» - испуганно спросила она.
Сережка усмехнулся.
«Да я удивляюсь, почему Лан Юрьна этого не заметила! – рассмеялся он, - А ты что выглядывала-то? У тебя такое лицо было, словно ты привидение увидела».
«Горячо…» - вздохнула девочка расстроено.
Сережка нахмурился.
«Нечаева, ты странная!» - произнес он серьезно.
АлЕка пожала плечами, словно бы говоря: «А я что могу сделать? Так получилось!» - и застыла на месте, глядя на окруженного толпой слушательниц дирижера.
«Ой-ей, этого-то я и не учла!» - пробормотала она.
Сережка присел в одно из свободных кресел.
«Послушайся голоса разума в моем лице – не лезь, раздавят! – усмехнулся он, - Стремление к прекрасному в наших людях неукротимо, и тут, знаешь ли…»
Он хотел еще что-то сказать. Но в этот момент АлЕка, пригнувшись, нырнула под руку одной из женщин и исчезла из виду.
«Нечаева! – вскочив с места, парень бросился следом, невнятно бормоча себе под нос, - Алиса, тоже мне!»
«Алекс… андер!» - вынырнув из толпы, выкрикнула взъерошенная рыжеволосая девочка.
И ручка дрогнула в руке дирижера. Обернувшись к девочке, он некоторое время смотрел на нее, не мигая, своими застекленными толстыми линзами глазами, потом протянул программку недовольной старушке, тряхнул белесыми кудряшками, словно отгоняя видение, и, наконец, громко рассмеялся.
«Сомов! – топнув ножкой, крикнула АлЕка и, обернувшись к возникшему за своей спиной парню, приказала, - Переведи!»
«А то, что господину Мейеру, как бы не до вас – это ничего?» - ехидно поинтересовался парень в сером.
АлЕка зло сощурила синие глаза.
«А вот Вас не спросили! – бросила она, - Сомов, переводи!»
Алекс смотрел то на переводчика, то на девочку и улыбался.
«Что она говорит, Михаил?» - спросил он по-немецки.
«В общем, чтобы я не лез, - усмехнулся тот, - Приглашает тебя с визитом к ним в школу. Чушь какая-то…»
«Фрейлейн…» - начал Алекс.
Но девочка нетерпеливо отмахнулась от его слов.
«Смотри! – она ткнула пальцем в направлении женщины, растерянно оглядывающейся посреди зрительного зала, - Она очень любит музыку!»
«Ну, ты его убедила! – хмыкнул Сережка и добавил по-немецки, обернувшись к мужчине, - Это наша учительница. Очень любит музыку…»
«Михаил, запиши адрес и телефон…» - произнес Алекс тихо.
«Записать и выкинуть?» - уточнил тот.
«Запиши и только попробуй потерять!»
«Ясно… - растерянно протянул Михаил, - Диктуй, диктаторша! Откуда вы? И телефон свой оставь. Тебя как зовут?»
«АлЕка! – раздался из зала взволнованный голос, - АлЕка! Сережа! Я же вас обыскалась! Живо, идите в автобус!»
«Мы сейчас, Лана Юрьевна! – откликнулась девочка, черкнув на программке последние цифры номера, - Мы уже!»
И она побежала между рядами, а Сережка побрел следом, недовольно бурча себе под нос что-то о том, что его «снова приписали, а он что – он ничего».
«Хм. АлЕка? – пробормотал Михаил, собирая букеты, - Странное имя…»
«Лана…» - прошептал Алекс.
Переводчик обернулся и посмотрел на него сквозь охапку цветов.
«Просто сокращение от «Светлана», наверное…» - произнес он.
Скучно зевнув, Бестия отвесила ему подзатыльник и, показав язык его бесу, вернулась на свое место за плечом Александера.
«Люди безрассудны, не так ли?» - обратилась она к Ангелине совершенно серьезно.
«Люди решительны!» - с улыбкой откликнулась та.
Сидя в креслах за спиной своей подопечной, Ангел и Бес внимательно смотрели на девочку, уснувшую под мерный шум мотора. У нее снова растреплются волосы, конечно…

…миры Алисы…

...Сонно пробормотав в ответ на вопросы родителей о концерте, что он был хорошим, АлЕка на автопилоте добрела до своей комнаты, на автопилоте переоделась в пижаму, все еще на автопилоте дошла до ванной комнаты и вернулась назад. И, наконец, рухнув на кровать, мгновенно уснула. 
Андрей и Лиля переглянулись и улыбнулись.
С ней такое регулярно случалось, когда учеба, чтение, Интернет и прогулки допоздна с Сонькой ее изматывали уже до предела. АлЕка называла это «переходом в энергосберегающий режим», и добудиться ее, пока она хорошенько не выспится, не представлялось возможным.
Но Нечаевым казалось, что сон в подростковом возрасте – это очень важно, и они никогда не поучали дочь и не ругались, как некоторые другие родители, которые сотню раз могли повторить измотанному бессонницами подростку: «Если бы ты не сидел в Интернете, не гулял с друзьями, не читал до полуночи, так бы не было!» 
Они так никогда не говорили. Ведь для подростка нормально и естественно просиживать часами в Интернете, уходить с головой в чтение и гулять с друзьями.
Да и, вообще, какой толк спорить с подростком? Супруги Нечаевы считали, что никакого толка в этом нет – вред один.
«А что у нее с волосами?» - поинтересовался Андрей весело, склонившись над дочерью.
Лилька накрыла ее одеялом и присела рядом.
«Не знаю… - хихикнула она, вынимая из растрепавшихся волос девочки заколки, - Смотри! Все зеленые!»

…Упав на палубу, девушка быстро поднялась на ноги и огляделась, не понимая, что происходит.
На ней было странное платье – женственное и детское одновременно – с длинными воздушными юбками и нелепыми цветочками на них, с рюшечками вокруг смелого выреза декольте и бликующей на свету широкой атласной лентой на поясе, завязанной на спине огромным бантом. Оно было похоже на платье балерины своей воздушной легкостью. Или эта мысль пришла ей в голову при виде атласных пуантов на своих ногах?  И оно было зеленым – хвойно-зеленый шелк и прозрачная, цвета первой листвы, газовая ткань поверх него – эти два цвета сразу напомнили АлЕке глаза бесов Ланы Юрьевны и Александера Мейера. 
Но ведь во снах так и должно быть? Мозг использует для их создания полученную ранее информацию. Кажется, так.
«Долго ты еще собираешься стоять столбом?» - раздался над девушкой насмешливый, хриплый от морского ветра, голос.
Она, еще не подняв глаз, знала, что не увидит своего боцмана. Ее боцман с английского галиона генерала Артура Уэлсли остался в прошлом – не в том далеком 1809 году, когда они спешили вместе к берегам Португалии, а в прошлом ее снов. Он растаял, растворился в них без остатка, забрав с собой часть ее смеха и много, много ее слез. Освободив ее от огромной тяжести, он исчез навсегда, не оставив ей даже имени на память. АлЕка печально вздохнула, подумав об этом.
«Пошевеливайся и займись делом!» - прикрикнул моряк и швырнул в лицо девушке какую-то одежду.
Она пахла шерстью, и АлЕка улыбнулась, глубоко вдохнув этот запах. Так пахнет только что связанная мамой кофта. Мама много вяжет для нее, а вот она… Девушка вздохнула и, присев на корточки, горестно подперла ладошкой щеку, выпустив одежду из рук… Она не осилила даже шарфа. Такая неусидчивая!
«Может, ты уже перестанешь мечтать и начнешь шевелиться?» - хриплый голос моряка оглушил девушку, и она, неловко покачнувшись, села на палубу.
Мужчина сидел на корточках прямо перед ней, положив на колени изъеденные морской солью мозолистые руки, прямо и насмешливо глядя ей в лицо. И кого-то он АлЕке очень сильно напоминал!
Может быть, Беса Ланы Юрьевны? АлЕка прищурилась, вглядываясь в широкое загорелое лицо, покрытое у самых глаз россыпью почти незаметных веснушек. Может быть. Такой же высокий и сильный, красивый. Глаза у него тоже зеленые, а волосы – черные.
Что за бред! Встряхнув головой, девушка, сердито нахмурившись, снова посмотрела на своего нового знакомого.
Как она, вообще, могла сравнить этого пирата с Киаром? У Киара всегда идеально причесаны (а часто – напомажены и завиты!) волосы – его блестящие, шикарные волосы. Их нельзя сравнивать с этой торчащей во все стороны, покрытой грязью и салом (и еще Бог весть чем), годами нечесаной гривой! У Киара чистая кожа, идеальный маникюр и джентльменская выправка. А этот пират – ну, пират и есть пират! Мало того, что он, наверное, вообще никогда не чистит ногти, так он их, похоже, еще и грызет, как маленький! Он так ужасно сутулится, что его широкие плечи напоминают горб! И его прищуренные насмешливые глаза, и его растрескавшиеся на соленом ветру насмешливые губы… Он улыбаться умеет, вообще? Какой неприятный тип!
«Тебя как зовут?» - спросила АлЕка тихо, внимательно глядя в темные зеленые глаза.
Ей не нравился этот пират, но, все-таки, вспоминая о боцмане, она думала, что нужно узнать хотя бы имя. Ведь, кто знает…
«Это тебя нисколько не должно волновать! - откликнулся мужчина, ловко вскочив на ноги и потянув за руку девушку, - Живее, переодевайся и займись делом!»
И он снова швырнул в нее одеждой.
«Ага, приятно, - пробормотала та обижено, - А я – АлЕка».
«А мне плевать! – донеслось до нее уже с носа ладьи, - Пошевеливайся!»
Опустив руку с зажатой в ней одеждой, девушка медленно огляделась вокруг. Она даже не отреагировала на слова пирата. Она только сейчас поняла это. Она на ладье!
«Мамочка моя…» - прошептала она едва слышно.
Она была так занята своими мыслями, что даже не обратила внимания ни на одежду странного пирата, ни на корабль, куда попала.
А, судя по рядам скамей для гребцов с обеих сторон от нее и единственному рулевому веслу на корме по правому борту, судя по прямоугольному – красному в белую полоску – парусу над ее головой и золотой птице на вершине единственной съемной мачты и судя по золотой голове дракона на носу корабля, она попала на варяжский драккар! И тот неприятный тип, судя по багровому плащу, застегнутому золотой пряжкой у него на плече, поверх короткой легкой кольчуги, по изукрашенным золотом ножнам у него на боку и широкому золотому обручу на голове, был конунг этой дружины!
АлЕка еще раз огляделась вокруг, все еще не веря в то, что попала в такой сон. Она совсем не этого хотела! Но вокруг нее были викинги – самые настоящие викинги, как с картинки в книге. Светловолосые и голубоглазые, загоревшие под палящим солнцем варяги!
Опоясанные мечами, а большинство – с копьями, дротиками и луками, одетые в простые рубахи из шерсти и – реже – льна, обутые в кожаные туфли наподобие тапочек (только у конунга были красивые, отделанные медью сапоги), одни из них дружно налегали на весла, а другие отдыхали на шатком настиле на дне ладьи, ожидая своей очереди.
И, если глазомер АлЕки не врал ей, то это была очень большая ладья для своего времени. И не важно, что она казалась современному человеку – так, лодчонкой под парусом! – она была огромной для эпохи викингов. Должно быть, в ней было не меньше сорока метров в длину и метров пять-шесть от борта до борта. И больше сотни человек на борту.
Девушка недоверчиво прищурилась. Больше сотни? Но, судя по простой, у многих даже не окрашенной, одежде моряков и их примитивным мечам, которых, кстати, было очень мало, больше было копий, на дворе век девятый, не позднее. Тогда не было еще ни таких сапог, как на конунге, ни таких ножен, как его ножны, ни таких огромных судов! Тем не менее, все это есть!
АлЕка беспомощно посмотрела на морскую гладь и только теперь заметила десять ладей, следующих за головным драккаром. Они были не столь велики, и, все-таки, намного больше, чем должны были быть.
Вскочив на кормовую палубу, девушка вцепилась пальцами в обшивку борта, глядя на боевые ладьи викингов огромными от изумления глазами.
«Который век?» - выкрикнула она отчаянно.
Гребцы и те, кто отдыхали от гребли, – все, как один, – обернулись на этот крик.
«Конунг Маннавард, а ты уверен, что с девчонкой не будет проблем? – послышалось с разных сторон, - Она, кажись, не в себе!»
Устало смежив веки, конунг провел пальцами над бровями и тяжело вздохнул. Но уже в следующую минуту он оказался рядом с девушкой и, схватив ее за руку, оттащил на нос драккара.
«Хватит вести себя как блаженная! – хрипло прорычал он, - Если хочешь жить и остаться невредимой, делай то, что тебе говорят! Переоденься! Смотреть противно на этот срам! И иди работать! – он пристально посмотрел в глаза окончательно растерявшейся девушке и добавил весомо, - Ты – наша добыча! Если не будешь слушаться, продадим тебя в рабство! Ясно?»
«Яснее некуда, - пробормотала АлЕка подавленно, - У викингов на кораблях не бывает рабов… Ясно. А где каюта-то? Где мне переодеться?»
Зеленые глаза норманна сверкнули, словно прошитые насквозь солнечным светом морские волны за бортом.
«Ты опять?!»
«Ну да, ну да… нет у вас кают на беспалубных судах! – отмахнулась девушка равнодушно, - Но ведь не на виду же у всех?»
Не слыша ответа, АлЕка остановилась и обернулась к мужчине. Она ожидала, что он снова будет злиться и ругаться. В принципе, она ожидала чего угодно, но только не того, что увидела.
Оперевшись о борт, норманн морщился, пытаясь сдержать смех, но это у него не получилось, и, спустя мгновение, он громко и весело расхохотался. Когда он смеялся, он совсем иначе выглядел. У него была какая-то ребяческая – искренняя и широкая – улыбка. Грозный конунг исчез в тот же миг, как она появилась на его лице. И АлЕка тоже не смогла сдержать улыбку, глядя на него.
«Я не подумал об этом! – произнес он, отсмеявшись, - Ладно, пойдем. Соорудим тебе ширму на корме».
АлЕка подскочила на месте.
«Ширму?!»
«Идем!» - требовательно повторил конунг, направляясь между скамьями к корме. Впрочем, уговаривать девушку не пришлось. Крепко прижав к груди одежду, она сама побежала за ним, пытаясь заглянуть в его насмешливые холодные глаза.
«Ширма! Ты сказал – ширма! - повторяла она возбужденно, - Откуда тебе знать, что это такое, если ты варяжский конунг?»
«Не понимаю, о чем ты, - откликнулся мужчина равнодушно, - И я дан. Запомни это. Эй, мальчишка! Как тебя там!»
«Хакон, конунг Маннавард. Чем я могу служить тебе?» - спросил молодой парень с выгоревшими на солнце волосами.
Большего АлЕка не заметила в первое мгновение.
«Позаботься о пленнице и обеспечь ее всем, что она попросит!» - бросил конунг пренебрежительно и отошел от молодых людей.
АлЕка проводила его злым взглядом и обернулась к своему новому знакомому, уже готовясь отразить его нападки. А в том, что к ней будет придираться любой на этом корабле, девушка даже не сомневалась. Но, едва увидев его лицо, она разжала пальцы, и одежда упала на настил у ее ног. Юный воин опустился на корточки, чтобы ее поднять. А девушка все пыталась сказать что-нибудь и не слышала своего голоса.
«Сомов! – выдавила она, наконец, сипло, когда парень протянул ей платье и обувь, - Ты что здесь делаешь? Это же мой сон!»
«Приватизировала? – поинтересовался Сережка спокойно, разворачивая большой кусок грубой черной материи, сложенной на корме, - Ну, давай, я вот так подержу, а ты за него встанешь и переоденешься».
Посмотрев на ткань в руках парня, АлЕка только краем сознания отметила: да, хроники говорят о том, что над ладьями варягов поднимались черные навесы от солнца и дождя, но как это могло выглядеть – бес его знает?
«Чего?» - тихо переспросила она, переступая через ткань.
«Я говорю: сон – приватизировала? Если нет, то он такой же твой, как и мой, - откликнулся Сережка, поднимая завесу. И, не глядя, протянул девушке длинную льняную сорочку, - Так, это, вроде, вниз. И, вообще, я здесь дольше».
«Но ты же понимаешь, что это сон! – громким шепотом проговорила АлЕка, быстро сбрасывая свое красивое платье, - Я думала, я одна так…»
«Ну, ты, вообще, уникум! – хмыкнул Сережка, и над головой девушки повисла груботканая рубаха с рукавами до локтя, - Это сверху. А пояс он не дал?»
«Нет. А ты как попал на корабль?» - поинтересовалась АлЕка, натягивая рубаху.
Она была шерстяной. Это она так приятно пахла. Но так кололась! Даже через сорочку. И она была ей, и в правду, широка. Без пояса было очень неудобно. Покрутившись из стороны в сторону, девушка сердито поджала губки и вздохнула. Что есть!
«Представляешь: лег спать – и попал!» - услышала она рядом смеющийся голос Сережки.
Он уже отпустил навес, и ткань упала на настил. Теперь они стояли лицом к лицу. И только теперь АлЕка с невольным удивлением отменила, как ему идет, все-таки, костюм викинга. Пусть даже он был совсем бедным: рубаха – бесцветной, и даже не было плаща, и его обувь была еще проще, чем ее (и, уж конечно, не шла ни в какое сравнение с шикарными сапогами конунга!), но, все-таки, ему очень шло.
Голубоглазый и белобрысый – он был вылитый викинг в этом наряде! И особенно АлЕке понравился поясок из кожаных нитей  у него на лбу – с вплетенными в узор бисеринками бирюзы, такими же, как его глаза, он был завязан вокруг головы, а сзади свисал длинными  хвостиками.
Ухмыльнувшись, Сережка развязал узел и, наклонившись, быстро опоясал этим пояском девушку.
«Так лучше».
Развернув какую-то странную накидку, он сам натянул ее на девушку и застегнул на груди маленькой круглой брошкой. АлЕка удивленно оглядела себя с ног до головы. Да, нелегко жилось варяжским женщинам! Вот что называется «сто одежек»! А уж эта серая разлетайка АлЕке совсем не нравилась. Она была всем похожа на сарафан, даже незамысловатым узором, идущим по краям подола, но только это был разрезанный сарафан. И девушка, хоть она и читала о такой одежде, но в толк взять никак не могла: зачем он вообще нужен?
«Это у них считается вроде передника, что ли, - словно в ответ на ее мысли, произнес Сережка и добавил повелительно, - Сядь, - и, усадив растерявшуюся и смущенную девушку на какой-то тюк, он стал натягивать ей на ноги вязаные носки и обувь, - Вот. Не теряй, смотри, ничего. Одежда очень дорого ценится. Она же ручная…»
«Я знаю, - наконец, опомнившись, АлЕка, отдернула ногу и стала обуваться сама, - Ты тоже раб?»
Сережка поднял на нее удивленный взгляд.
«Нет. И ты не рабыня, - откликнулся он, - Это конунг тебя так, для порядка, попугал. Я отслужу договоренный срок и уйду, а ты… - он злорадно хмыкнул, - Думаю, тебя выдадут замуж. Конунг тогда получит за тобой приданное, ты ведь здесь, вроде как, безродная».
«Радужная перспектива!» - протянула девушка расстроено, подперев ладонью щеку.
Сережка снова хмыкнул и положил ей на колени кусок серой ткани.
«Заплети косы и покрой голову. Иначе будешь для них выглядеть как…»
«Я знаю! - буркнула АлЕка зло, заплетая волосы, и обижено пробормотала, спустя минуту, - Ты-то откуда знаешь столько…»
«Ну, не все из книжек узнают!» - усмехнулся парень и, услышав окрик конунга, бросился на зов.
Повязав голову платком, АлЕка снова поднялась на ноги и огляделась, ища его взглядом.
Но первое, что бросилось ей в глаза, это флотилия норвежцев прямо по курсу драккара. И испуганные крики данов: «Шнека! Шнека!» - только подтвердили ее первую догадку относительно типа судов противника. Во главе вражеской флотилии, действительно, шла огромная по меркам времени шнека. АлЕка знала об этих варяжских судах одно, и этого было довольно: за счет обшивки корпуса вгладь они быстрее драккаров!
«Не уйти! – резюмировал Сережка ее мысли, пристегивая ножны с мечом на пояс, - Сейчас будем драться. Так что ты, давай, где-нибудь посиди тихонько…»
Глаза девушки сверкнули яростью.
«Ага! Посиди! Дай мне что-нибудь! Я тоже буду!»
АлЕка была очень решительно настроена вступить в бой. Не просто так, в конце-то концов, она перечитала столько книг о викингах, чтобы упустить первый и, возможно, единственный шанс увидеть все самой изнутри и даже поучаствовать в процессе!
Но Сережка повел себя как-то странно. Вложив ей в руку небольшой нож, он прямо посмотрел ей в глаза, и его голос прозвучал очень странно, незнакомо.
«Саш, это не шутки. Я не могу за тобой все время приглядывать, поэтому, пожалуйста, - и он пихнул ее за тюки с провизией, - Побереги себя».
 «Хакон! – донесся до девушки громкий голос конунга, - Живо, помоги здесь! Рёскви, вот, получай бойца!»
Выглянув из-за тюков, АлЕка увидела, как даны связывают свои ладьи канатами, превращая их в огромную площадку для боя с драккаром конунга в центре. И их противники, остановившись, занимались тем же самым, похоже.
«Интересно, как же это все поплывет потом…» - пробормотала девушка, поднявшись на ноги и приникнув к ограждению борта, крепко сжимая в руке нож.
Тяжелая ладонь легла ей на голову, заставив пригнуться от вражеских стрел.
«Ты же читала! – усмехнулся конунг, вырывая стрелу из обшивки судна, - На каждое весло могут сесть до восьми человек. Так говорят ваши книги, - он усмехнулся и одним движением стащил платок с головы девушки, - Кучерявая… Будешь зваться Кара – кудрявая».
«У меня имя есть вообще-то!» - возмущенно воскликнула АлЕка, снова повязывая платок.
Конунг только рассмеялся в ответ.
«Нет! Здесь только один Защитник, и это я! – откликнулся он, натягивая тетиву тяжелого лука, - И, потом, тебе разве понравится зваться Маннавардой?»
Метнув в мужчину полный ненависти взгляд,  девушка снова обернулась к морю.
«Шнеки, - произнесла она задумчиво, - Был бы умнее, ты бы тоже построил шнеки, а не драккары. Тогда могли бы сейчас уйти!»
«Ты же хотела увидеть битву викингов? – просвистев в воздухе, стрела мгновенно скрылась из вида, и до АлЕки донесся чей-то жалобный крик, - И, кстати, Шнека – это не ладья, - добавил конунг насмешливо, снова толкнув АлЕку в ее укрытие, - А имя конунга той дружины. Морской Змей. Как я – Морской Дракон».
И он отошел от нее, оставив девушку в полной растерянности.
Но не в характере АлЕки было отсиживаться за тюками, пока вокруг кипел бой! И вскоре она снова выбралась из своего укрытия. Гребцы на крайних ладьях уже налегали на весла, медленно сближаясь с ладьями норвежцев. Другие снимали мачты, которые во время боя могли быть повреждены.
«Идем со скоростью трамвая!» - пробормотала АлЕка сердито, протискиваясь между викингами, занятыми приготовлениями к битве.
Самые удачливые и лихие заняли места на носах драккаров. Они должны были первыми вступить в битву и, скорее всего, первыми умереть. Но даны усмехались, глядя на приближающиеся шнеки врагов. Они считали честью для себя погибнуть в бою – в битве на носу корабля. Норвежцы, должно быть, думали так же, судя по толпам воинов на носах их ладей.
«Вот ведь чокнутые!» - пробормотала АлЕка, вглядываясь в далекие силуэты воинов.
Они были вооружены лучше данов, да и их суда были лучше, пожалуй. И над их головной шнекой, с которой норвежцы не удосужились снять мачту, развевался на ветру яркий флаг.
АлЕка гулко сглотнула.
«Стяг святого Олафа!»
«Это что-то значит? – поинтересовался Сережка хмуро, снова оттаскивая девушку к корме, - Я же говорил тебе не выходить!»
АлЕка беспомощно посмотрела ему в глаза, и парень мгновенно отвел взгляд. Не мог он смотреть на нее – такую несчастную.
«Сереж, - протянула девушка просительно, - Ты мне только скажи, который год? Олаф уже умер или как?»
«Король, что ли? – уточнил тот, продолжая разглядывать настил у своих ног, - Не, спокойно правит…»
«Спокойно?» - недоверчиво уточнила АлЕка.
«Ведет с Кнутом войну, - сознался Сережка, посмотрев ей в лицо, - А что? Мы ни при чем вообще. Морской Змей Рагнейд – это конунг ирландских пиратов. Как наш Маннавард – конунг пиратов французских. Ну, или что-то вроде…»
«И мы сейчас в районе Ла-Манша, - вздохнула АлЕка печально, - Ясненько!»
«О, ведь что книги с человеком делают! – хмыкнул Сережка, - Сразу все просчитала!»
«Трудно не догадаться! – обижено откликнулась АлЕка, пытаясь вырваться из его рук. Но парень снова запихнул ее за тюки, - Сереж!»
«Сиди смирно, говорю! – пригрозил Сережка вполне серьезно, извлекая меч из ножен, - Это тебе не книжки читать!»
И он накрыл девушку плотным черным полотном.
«Это же сон!» - отчаянно воспротивилась АлЕка и, сбросив его с головы, снова поднялась на ноги.
Но Сережки рядом уже не было. По первому же зову конунга он занял свое место среди бойцов. Многие из них были не старше его. И две дружины сошлись в битве, едва ударились нос к носу шнеки и драккары.
АлЕка невольно отступила назад, увидев, как отчаянно ринулись в бой викинги, перепрыгивая со своих кораблей на корабли врагов, врубаясь в толпу мечами и разя противников копьями. От свиста дротиков и стрел не было слышно предсмертных криков. И не было слышно ни одной мольбы – викинги не просили милости. Даже с приходом христианства они продолжали ждать свой мифический Рагнарек и мечтать, что на пир храбрых их заберут с поля боя девы-валькирии.
Пригнувшись от свистящих в воздухе стрел, девушка присела на корточки и закрыла голову руками. До драккара конунга норвежцы еще не добрались, и бой шел далеко от нее, но даже отсюда даны разили врага. Правда, те, кто остались здесь с луками, считали себя намного несчастнее и неудачливее тех, кто с мечами и копьями попал в гущу боя и мог драться лицом к лицу с врагом.
«Точно, чокнутые…» - пробормотала АлЕка.
И вздрогнув, обернулась, ощутив на своем плече чью-то руку. Рыжий викинг с изъязвленным болезнью конопатым лицом и блеклыми голубыми глазами склонился к девушке, протягивая ей широкую мозолистую ладонь.
«Идем со мной, - произнес он, что удивительно, очень приятным голосом, - Идем, дева Кара. Нужно помочь».
Поднявшись на ноги, АлЕка без единого вопроса последовала за незнакомцем. Почему-то он вызывал у нее необъяснимое доверие. И, потом, огромный широкий меч в его руках был для нее, определенно, лучшей защитой от норвежцев, чем тюки.
«Меня зовут Хёгни, - представился дан, мощным ударом меча отправив за борт драккара двоих норвежцев, и протянул девушке руку, помогая ей перебраться на шнеку, - Нашего командира ранили, так что, позаботься о нем, дева Кара, - продолжил он очень вежливо, - Конунг Рёскви хороший человек».
И, быстро обернувшись на воинственный крик, он рассек еще одного норвежца от плеча и до пояса.
Зажав рот ладонями, АлЕка часто закивала.
«Хорошо, хорошо…»
Она на что угодно согласилась бы, лишь бы этот берсеркер ушел куда-нибудь подальше!
«Спасибо тебе, дева Кара, - благодарно улыбнулся Хёгни и, наклонившись к человеку, сидящему между скамей шнеки, поинтересовался заботливо, - Как ты, конунг? Я привел девушку».
«Спасибо, Хёгни…» - слабо откликнулся тот.
Выпрямившись, дан печально вздохнул.
«Совсем слаб! – и его меч поразил врага меньше, чем в шаге, от АлЕки, - Позаботься о нем, дева Кара! Хакон! Иди сюда!»
«Сереж, он чокнутый! – истерически всхлипнула АлЕка, вцепившись в рубаху появившегося рядом парня, - Они все чокнутые! А что с тобой? Сереж… У тебя кровь!» - испуганно вскрикнула она, взглянув ему в лицо.
Сомов, как всегда, широко ухмыльнулся в ответ.
«Ну, следовало ожидать! – откликнулся он безразлично и поинтересовался, склонившись к воину, - Конунг Рёскви, как ты? – тот что-то прошептал в ответ, и лицо парня помрачнело, - Совсем плох! - произнес он совершенно тем же тоном, что и Хёгни минуту назад, и обернулся к девушке, - Саш, сумеешь перевязать рану?»
Девушка растерянно кивнула.
«Наверное. А ты…»
Но она не успела спросить. Заметив приближение двоих норвежцев, Сережка быстро выступил им навстречу, заслонив ее и раненого. АлЕка безнадежно вздохнула, взглянув на его примитивный меч. Как он еще не сломался! И опустилась на колени рядом с раненым конунгом.
«Конунг, покажите мне Вашу рану, пожалуйста».
Слабо улыбнувшись, темноволосый воин в рассеченной мощным ударом кольчуге открыл глаза и посмотрел девушке в лицо.
«Как странно ты говоришь, - произнес он тихо, убрав ладонь от кровоточащей раны на боку, - Так… необычно».
И, сказав это, конунг Рёскви вновь потерял сознание, и его темные серые – почти лиловые – глаза закрыли отяжелевшие веки.
Он был красивым, этот дан, он был совсем непохож на других. Мягкие каштановые волосы волнистыми прядями спадали ему на плечи, длинной челкой почти полностью закрывая тонкий серебряный обод. Сейчас они были измазаны кровью, но, должно быть, обычно они были блестящими и красивыми, и радовали взгляд. Его глаза АлЕка увидела всего лишь на миг, но сразу же она почувствовала, какие грусть и нежность кроются в их темной глубине. Может быть, это тоска по жене, по детям, оставшимся во Франции?
Думая об этом, девушка сама не заметила, как перевязала рану конунга. Для этого ей пришлось, правда, разрезать на бинты свою «разлетайку», но АлЕка совсем забыла о том, как дорого стоила у викингов одежда. Между скамей шнеки у ее ног лежал раненый человек. И пусть даже это всего лишь сон, все равно, это человек. А если человеческая жизнь будет ставиться ниже тряпок даже во снах – что ждет тогда человечество? Сердито нахмурившись, подумав об этом, девушка ласково провела рукой по лбу задремавшего от слабости дана и улыбнулась. Он был очень красивым, все-таки, и девушке казалось почему-то, что он тоже улыбается ей сквозь сон.
«Рёскви! – раздался над головой АлЕки неприятный громкий голос. Он был настолько переполнен злорадством, что девушка против воли сжала кулаки от ярости, - Давненько не виделись, Рёскви! Ты так и не вернулся в Данелаг? - рассмеялся высокий незнакомец, остановившись над раненым, - Полагаю, Кнут Могучий не простил тебя, а король Олаф не принял? И ты вынужден был прибиться к этим разбойникам-франкам в поисках пропитания?»
«Все лучше, чем остаться с такими разбойниками, как ты, Хейдвальд…» - с трудом размежив веки, тихо ответил раненый. Но голос его прозвучал твердо.
АлЕка сильно сжала рукоять ножа за спиной. Человек, которого конунг Рёскви назвал Хейдвальдом, выглядел далеко не миролюбиво и, уж точно, не безобидно.
Высокий и широкоплечий, как берсеркер Хёгни, он был облачен в дорогую тяжелую кольчугу, доходившую ему до колен, и массивный шлем, а его меч,  в отличие от мечей простых воинов, был метра три в длину и выкован очень искусно. Явно, не девятый и, может быть, даже не одиннадцатый век! А его глаза на темном угловатом лице – карие, почти лиловые, – были безжалостными и пустыми. АлЕка совершенно ничего не видела в их бездонной глубине, кроме смеха и жестокости. Словно искаженное отражение Рёскви…
Встряхнув головой, отгоняя бредовые мысли, девушка заслонила собой раненого конунга. Но тот отстранил ее в сторону.
«Не надо…»
Усмехнувшись, Хейдвальд смерил девушку у своих ног оценивающим взглядом.
«Отчего же нет? – произнес он медленно, с издевкой в голосе, - Она миловидна и молода. За такой товар всегда дают хорошую цену. Тебе ли не знать, Рёскви?»
Конунг Рёскви потянулся к своему мечу, но, едва коснувшись эфеса, страдальчески простонал и снова выпустил оружие из рук. Хейдвальд злорадно рассмеялся и наклонился к девушке.
«Теперь ты принадлежишь мне!» - произнес он четко, пальцами приподняв ее подбородок.
Сжав губы от злости и унижения, девушка опустила взгляд.
«Вот видишь, Рёскви…» - начал, было, норвежец весело, но тут же оборвал свою речь и отступил на шаг от девушки, прижимая руку к ране на боку.
Нож все еще торчал в ней. Усмехнувшись, Хейдвальд вырвал его и отбросил на палубу.
«Вот как? - произнес он с придыханием, - А она еще и умна. Сразу нашла уязвимое место. Не ожидал. Что ж…»
И его меч сверкнул в лучах заходящего солнца над самой головой АлЕки.
Громко вскрикнув, девушка закрыла голову руками. Но удара не последовало. Кто-то выдернул ее из-под самого лезвия меча и оттолкнул в сторону, к данам – Хёгни и другим.
«Может, лучше я?» - донесся до девушки знакомый голос.
И она снова закричала.

…Проснулась АлЕка в холодном поту, все еще оглушенная своим криком из сна. На часах было пять утра, и это была суббота.
Пролежав минут десять на кровати совершенно без движения, глядя огромными от пережитого страха глазами в потолок, девочка, все-таки, встала и поплелась в ванную комнату, на ходу пытаясь осмыслить свой странный – и даже более чем странный – сон. Мысли были одна другой бредовей.
А нужно было еще в школу. И почему сегодня этот факт так ее смущает? Она шесть дней в неделю туда ходит.
Высунув в дверную щель растрепанную голову, девочка окрикнула отца. Он, как раз, собирался на работу и уже заканчивал с завтраком.
«Пап! А можно я приболею сегодня?»
«Нет! - усмехнулся Андрей весело и, потрепав ее ладонью по волосам, вышел из квартиры, - Пока, Лека! Трудись усердно!» - донеслись до дочери его насмешливые слова.