2

Мне было тринадцать, а ему сто сорок пять. Или наоборот? Я уже не помню...

Я помню только, что был февраль. Тот день февраля, когда весь город разукрашивается в розово-красные цвета, а на каждой поверхности нацеплены символы кардиологии. День этот меня никогда не прельщал - нет красоты в надуманном.
А однодневная любовь, несомненно, надумана.

Я работала официанткой, а может и поваром. А вообще, я могла просто ужинать в ресторанчике с забытым сейчас названием - не то важно... Наши взгляды пересеклись в тот вечер - вот что имеет смысл.
У меня застучало сердце. Так бывает, знаете, сердце стучит, на самом деле, всю жизнь, но в такие секунды ты отчётливо чувствуешь этот процесс. Даже больше - ты чувствуешь всё своё тело, каждую его клеточку, каждую стеночку. И чувствуешь потому, что оно становится ненужной преградой для души, чтобы вылететь наружу и утонуть в глазах того человека.
А какие были у него глаза? Большие, маленькие? Близко посаженные? Карие, голубые, разноцветные? Не важно это всё. Глубокие, тянущие, гипнотизирующие - вот это точно.

А когда твоя душа не может вырваться наружу, ты начинаешь придумывать какие-то глупости. Будто всё дело в том, что вы незнакомы, или в том, что он сидит с девушкой. Словно только это мешает...
Да нет же... Всё это лишь оправдания тому, что душа наша закована в клетку.

Поэтому я вышла из ресторана и поплелась по тёмной улочке, освещённой вывесками ещё работающих магазинов.
Мне показалось, в этой жизни нет смысла, если даже твоё собственное тело - твои оковы.