Начало пути

 
 Дух
 
 – Посидим на дорожку.
 – Присядем.
 – Мать, жратвы нормально положила?
 – Саша, что такой кислый?
 – Валер, сам-то помнишь себя на проводах?
 – Говорю, давай сделаем тебе белый билет, знакомые помогут. Нет, упёрся ведь. Что я, больной что ли, говорит. В армию хочу.
 – Мужик без армии не мужик, а так … самец.
 – Пора.
 – Выходим.
 – Дай рюкзак понесу. Тебе нельзя.
 
 Ноябрьский, ясный день встретил лёгким морозцем, весёлым поскрипывание молодого снежка под ногами и слепящими лучами солнца.
 Сегодня в моём доме событие.
 Сегодня родственники – мать, отец, тётки, дядья, бабки, братки и сёстры провожают меня в армию.
 За этот день наслушался всякого и много. Не к вечеру будет сказано, для себя сделал однозначный вывод – Жопа! Причём полная и надолго.

 Мать. Мне тяжело смотреть в её потухшие глаза. Жалко её, как-то сразу постаревшую и несчастную.
 Тяжело слышать её нескончаемое:
 – Сынок то… Сынок это… Сынок ты…

 Отец. От выпитого алкоголя и осознания важности момента позволил себе немного нежности в голосе и во взгляде.
 «Железный» мужик приобнимает за плечи, обещает к моему дембелю подарить «копейку» и успокаивает мать:
 – Что ты как на похоронах? Не на войну же провожаем сына. Я три года служил и не помер. А два пролетят, соскучиться не успеешь.

 Дядя Толя. Ненадолго откинувшийся после очередной ходки на зону и ненароком угодивший на проводы племянника в армию:
 – Санёк, никогда не ссы. Всегда бей первым и не давай подняться, добивай до талого. Для своих ничего не жалей, чужих дави сразу. Понял?
 – Куда уж понятней то?!

 Дядя Валера, тётя Таня, Максим, Пашка, Лёха, Лена, тётя Оля, дядя Женя, баба Аня, баба Лена, дядя Вова, Наташа …

 Сегодня площадь перед военкоматом напоминает место формирования первомайской колонны. Народ стоит кучками, группами, толпами. Слышен весёлый смех, песни, тихое позвякивание стекла об стекло, выкрикивание патриотических лозунгов и речёвок.

 – Санька! Мы здесь!
 – Давайте сюда, мы скамейку застолбили!
 На душе немного оттаяло. Весь молодняк альпинистского клуба «Ветер Странствий», между нами просто «Сквозняк», здесь. Мои друзья и подруги.
 – Спасибо что пришли проводить.

 Шум, гам, шлепки по плечам и спине, тычки в шею, напутственные речи, стаканы с Солнцедаром и Рислингом, временами пропадающая связь с окружающей действительностью, скромные поцелуйчики девчонок в обе щёки, возвращающие меня обратно …

 Неужели это я? Это меня что ли провожают в армию? Чудно право …
 – Товарищи призывники! Прощайтесь с провожающими. Через 10 минут построение перед посадкой в автобус.
 Чьи-то руки пихают за пазуху две бутылки водки, в карман пачки сигарет. Чьи-то руки отрывают меня от земли, поднимают над толпой и ногами вперёд несут к высокому крыльцу военкомата.

 Мать бежит следом и кричит сквозь слёзы
 – Отпустите! Отпустите, пожалуйста! Пожалуйста!
 Возле самых дверей чувствую касание земли ногами. Хватаю мать в охапку, прижимаю к груди и шепчу её на ухо
 – Всё будет хорошо, мам. Я поехал. Жди.


Армейская, тентовая «шишига» (Газ-66), дребезжа и лязгая на неровностях грунтовки, дико визжа на поворотах, объезжая подёрнутые тонким ледком лужи, резала ночь узкими лучами маскированных фар.
 Плотно зашнурованный полог тента, не пропускающий в кузов скудные отсветы далёких огней Подмосковья, звонко хлопал по откидному борту стальными кольцами – серьгами.

 Нас было двадцать восемь. Двадцать восемь парней, страдающих жестокой алкогольной интоксикацией после трёхдневной попойки в поезде Новокузнецк – Москва, после восьми часовой похмелки-ожидания на Павелецком вокзале и часового переезда на электричке до станции Домодедово.
 Странное зрелище представляла собой наша компания. Всё что можно было сдать на пропой из одежды и вещей пропито. Кое у кого, на лицах зацветали свежие синяки и рассечения.
 Видели картину «Французы под Москвой»? Так это про нас.
 Все молчат. Мы приближаемся к конечной точке вынужденного путешествия, к тому неизвестному и неизбежному, которое чёрной тучей тревоги нависло над каждым из нас.

 Заскрипели тормоза, «шишига» остановилась.
 – Мирон, что привёз?
 – Не что, а кого.
 – Ну и …
 – Духов.
 – Дуухоов?! Много?
 – Не шибко. Это первая партия.
 – Проезжай сразу к штабу. Там политрук ждёт вас.

 Едем ещё минут десять. Стоп.
 – К машине!
 – Строиться в одну шеренгу!
 – Выровнялись!
 – Товарищ майор, команда призывников доставлена. Вот список.
 – Откуда?
 – Западная Сибирь.
 – Сибиряки? Хмм… Однако. Проведите поверку.
 – Сергеев!
 – Я
 – Конюхов!
 – Я
 – Каргин!
 – Я
 – Лазарев! 
 – Я
 – Бартеньев!
 – Я

 Двадцать восемь фамилий. Двадцать восемь «Я». Мы все здесь. Никто не сбежал, никого не потеряли.
 – Товарищ майор, поверка проведена. Команда в полном составе.

 – Бойцы! Будущие бойцы! Вы первые, за всю историю существования нашей части, прибывшие для прохождения службы из-за Уральского хребта. Вас двадцать восемь человек. Когда-то двадцать восемь героев – панфиловцев остановили врага на подступах к Москве ценой своих жизней. Надеюсь так и вы, не уроните авторитета и не посрамите чести солдата – сибиряка. Сейчас товарищ лейтенант проводит вас в казарму учебного батальона и определит на ночлег. Ваша солдатская жизнь начнётся с утренним подъёмом.
 Командуйте, товарищ лейтенант.
 – На лее-во! Шаг-гом марш!

 Гигантский «противень» заасфальтированного плаца, подсвеченный по периметру галогеновыми фонарями, сверкал своей чистотой и строевой разметкой.
 Шесть пятиэтажных казарм, по три с каждой длинной стороны плаца, терялись в ночной перспективе.
 Дивизия!
 Из тёмных окон, навстречу нам неслись выкрики:
 – Духи!
 – Духи!
 – Духов привезли!
 – Духи вешайтесь!
 – Вешайтесь!

 Лейтенант, косясь на наш разбродный строй и ухмыляясь, успокаивает:
 – Не обращайте внимания. Никто вас не тронет. Это традиция такая. Шире шаг!

 Гулко хлопнула казарменная дверь, отрезая звуки новой, пока ещё дикой для нас жизни.
 Построились в освещённом, тупиковом коридоре с несколькими дверями – КАНЦЕЛЯРИЯ, КАПТЁРКА, СУШИЛКА, ЛЕН. КОМНАТА.
 Вправо уходила лента жёлтого линолеума, метра четыре в ширину и терялась в темноте.
 Вдоль центрального прохода светились хромированными душками два плотных ряда спинок двухъярусных, армейских кроватей.

 – Барабаш!
Тишина.
 – Старший сержант Барабаш, на выход!
 В дальнем углу тёмной казармы жалобно скрипнули пружины.
 – Шо?
 – Старшина, не шо, а иди принимай пополнение.

 Неясное бормотание, шаркающий звук шагов. Из темноты прорисовывается силуэт.
 Коричневые сланцы, кривые и волосатые ноги, синие труселя, голубая майка, широкие и накачанные плечи, круглое лицо с мясистыми губами и носом-картошкой, глаза навыкате, взлохмаченная грива волос и молодецкий чуб.
 Так вот он какой! Солдат Советской Армии!
 
 – Тюю, хлопци! Ви откель, мальцы?
 – Барабаш, сейчас все составят опись личных вещей. Ты проверишь и подпишешь каждый список, запрёшь рюкзаки в каптёрке. Потом выдашь постельное и полотенца, разместишь по кроватям. До утра головой отвечаешь за каждого, точнее своей нулевой дембельской партией. Понял?
 – Так точно трищлетнант!
 – Если что, я у дежурного по части буду. Никого сюда не пускай.
 – Есть, трищлетнант!

 Где то через час, хмурый и молчаливый, дедушка СА, закончив все дела ушаркал в свой угол, а мы в первый раз легли на солдатские простыни под солдатские одеяла.
 Соседом по кроватной паре оказался деревенский парняга из села Боровково – Женька Лазарев.
 Мы с ним ещё в поезде нашли общий язык и заручились обоюдной поддержкой при содействии нескончаемого потока водяры.

 Женька шепчет:
 – Сань, а что, сегодня бить не будут?
 – Так нет же никого тут, кроме нас. И вообще, до присяги недолжны гонять. Мне старший брат рассказывал.
 – А после присяги что будет?
 – Жопа.
 – Надо пацанов пошустрее подобрать и держаться вместе. Так?
 – Поживём увидим.
 – Эх! Что там моя Лидка сейчас делает? Друганам своим наказал, чтоб сторожили её. Сань, а тебя ждёт кто?
 – Нет.
 – Оба! А что так? Ты не из этих случаем?
 – Нет, не из этих. Была подружка. Как повестку получил, так и порвал с ней. Весь месяц бегала, себя мучила и мне нервы портила. Ну не верю я в сказки о девушках, ждущих солдата два года и ни с кем за это время не … Тем более не было у меня к ней особой любви, кровать да дискотека.
 – Может оно и так. А мою все равно сторожить будут.
 – А если …
 – Что если?
 – Да так, ничего.
 – Нет, ты говори. Я же знаю, о чём ты подумал. Кто сторожит тот и гуляет. Так?
 – Ну.
 – Загну! Вернусь, узнаю и урою всех!
 – Первый парень на деревне что ли?
 – Типа того.

 Моральное напряжение этого дня, гулкая тишина казармы, монотонный Женькин шепот о прохладных девичьих губах и жарких ночах на колхозном сеновале делали своё дело, то погружая сознание в дремоту, то вытаскивая её обратно в безжалостную реальность.
 Тогда накатывала волна липкой тоски и осознания непоправимости свершившегося.
 Так прошла наша первая солдатская ночь.
 
 – РООТ-ТАА! ПОДЪЕМ!
 СТРОИТСЯ НА ВЗЛЁТКЕ!