Этот день победы

Егор Едемский, Алёша Локис

   ЭТОТ ДЕНЬ ПОБЕДЫ...
…со слезами на глазах — без вопросов…

Они пришли и забрали его в четыре утра. Как в старые времена. Это было в ночь с пятого на шестое. Прихватили и ноутбук в качестве вещественного доказательства.

Доказательства чего, — спрашивал.

У тебя на компе дэпэ, — отвечали. — Будешь сидеть, пока не расскажешь, что сделал с мальчиком.

С каким мальчиком, Почему вы решили, что я?

Не у меня же на компе дэпэ! — рычали они.

Первый удар дубинкой по почкам он получил еще дома, когда рыпнулся поправить незакрытый карман дивиди-привода — они могли сломать устройство.

Сидеть! — заорали они, и острая боль проломила поясницу.

Потом били без счёта и дубинками, и ногами, и по очереди, и всем гуртом одновременно — тогда боль перестала быть острой, и всё его тело превратилось в ноющий кусок вспухшей плоти. По наводящим вопросам он понял, что в соседнем доме пропал маленький мальчик. Вышел погулять и не вернулся. Ищут уже вторые сутки.

Где ты был вчера вечером? — цедили они сквозь жёлтые зубы, обдавая его лицо струёй горького дыма.

Сидел дома, я уже говорил.

Кто может подтвердить?

Не знаю, кто может…

Удар локтем в ухо. Ещё удар, теперь кулаком в печень. Дальше серия ударов ногами в живот, в пах. Он теряет сознание, его волоком тащат в камеру, бросают на топчан.

Думай, ублюдок.

Наутро снова допрос. Какой-то новенький, с подходцем.

Посмотрел я твою коллекцию… Симпатишные есть детишки… Ты какой возраст предпочитаешь?.. Несмышлёнышей жалуешь или постарше уже, с понятием?.. Сам-то когда начал?..

Что начал?

Дрочить когда начал? Сам или научил кто? А может, тебе в задницу засадили, а? И тебе понравилось?..

Новенький даже не марает об него руки — в кабинет заваливается пара вчерашних бугаёв, и они опять молотят его до полусмерти. Лучше бы забили насмерть, честное слово. Но они опытные — знают, когда остановиться.

На третий день он сознаётся во всём: да, заманил мальчика к себе домой, ласкал гениталии, занимался оральным сексом, потом анальным; потом испугался, что ребёнок расскажет родителям, укажет на него, сейчас статьи за совращение несовершеннолетних усилены, сроки дают немалые, в приступе страха мальчонку задушил; ночью вынес труп в лесополосу и закопал; нет, сначала хотел закопать, но потом передумал — привязал кусок рельса и бросил тело в воду. Места не помню, темно было и, вообще, сознание помутилось. От страха неминуемого грядущего наказания…

Всё подписал, как положено. Больше его не били, дали тёплой баланды с хлебом. Но поесть он не смог — не было уже сил. Просто уснул и проспал целые сутки. А когда проснулся, было как раз девятое мая. Но это он уже потом узнал, выйдя на улицу: по проезжей части строем шли школьники — они несли цветы к воинскому захоронению.

Он так и не понял, с какой стати его вдруг отпустили. Следователь сказал: когда надо будет, вызовем. Странно даже — он ведь во всём сознался. Так и пошёл к братской могиле за пионерами следом, вообще не соображая, в какую сторону ему теперь идти. А на кладбище хорошо: ветра нет и солнышко греет, никто не кричит, разговаривают вполголоса. И пахнет дымком костра. Не то что в ментовке. Ей богу, тут бы и остался…

Рядом две старушенции воркуют: слава тебе, господи, мальчишку-то этого нашли… — Какого мальчишку? — Да малыша шестилетнего, лес-то всё прочёсывали! — И где ж он был? — В охотничьем домике схоронился вроде… Сильно ослаб… Но живой, главное!

Главное, живой, да, — говорит он про себя. В смысле, про мальчика, но про себя. — Да и не стал бы я убивать. А алиби, да, действительно нету…