Явление друга. Часть седьмая

Самым ярким воспоминанием общения с этими людьми семьями было исполнение родителями после застолья песни «ой, то не вечер»-особенно как ее вытягивал дядя Миша, отец Стаса, запрокидывая голову, будучи переполненным этой лихостью и удалью- которой были насыщены  и пресыщены эти живые и удивительные строчки и слова «мне малым мало спалось». Позже у Пелевина я прочитал расклад этой песни в такой интересной и замысловатой интерпретации- и я сразу вспомнил эту песню-а потом стал ее всегда  и везде петь на застольях, полюбившаяся мне еще тогда, в самом детстве, эа песня стала моим спутником, заражая русской тоской и казачьим норовом. Потом эта музыка звучала у меня в голове долго-долго после тог вечера. Что-то знакомое я слышал в передаче, которую вел Михаил Марфин-телеведущий  ОРТ в проекте «Счастливый случай»- Trivial pursuit.
Со Стасом мы ходили на мельницу, где была организована пекарня, и мы ходили за белым хлебом в буханках. Когда начинали его продавать перед началом продажи перед окошком кассы выстраивалась огромная живая очередь, и мы со Стасом набирали много этих буханок, несмотря на то, что хлеб был поразительно вкусным когда был еще теплым и только что приготовлен. Такое же чувство поедания теплого хлеба, пусть даже и не сразу непосредственно после выпечки, а все, сохранившее теплоту и свежесть, было в университете, когда,будучи на уборке территории, очищая от снега плац, ребята перелазили через забор и приносили этот купленный в ночной палатке хлеб, и мы его разрывали руками и жадно ели эту белую пшеничную-дрожжевую массу, которая в наших животах превращалась в подобие клея, но мы были голодны и счастливы отсроченным утолением голода.
Я помню как мы со Стасом и с его соседом Лехой,  ушли гулять «куда глаза глядят». Мы шли по огромной територии военного училища летчиков, по подъездным путям, и всей прилегающей теритрии, училищному аэродорому, промзоне, и по широким полям, никем и ничем  не занятых, и забошенным пустырям, и нашли старое стрельбище , заброшенное и залитое дождевой водой. Туда были спущены бревна и доски сколотые  кем-то в плоты, а может и боковые защитные щитки и оргада, водой поднятые на поверхность. Тут были и старые двери , сбитые ящики, и вот по этой дождевой и зацветшей воде, в которой  не было видно дна даже в яркий солнечный день из-за ее мутности, мы катались на плотах, отправялись в  плавание, отталкиваясь длинными шестами-играли в пиратов-перепрыгивали с одного плота на другой, намеренно шли на абордаж, но не сталкивали друг друга в воду.
Когда мы вышли оттуда, возбужденные и разгоряченные, потому что нам хотелось ще где-то бродить, но только не возвращаться домой, нам встерился мужик по дороге . и мы стали умничать пытаясь себя выдать за не местных и каких-нибудь иностранцев-Леха  спросил –«Где это мы? Это Эстония?» Нам казалось ,что Эстония символизирует какой -нибудь Запад или край света, что так можно было над этим шутить.
Со Стасом мы часто играли за гаражами. Иногда с Лехой. У него тоже были игрушки-машинки, и он тоже был изобретателен в играх. Когда появились пластмассовые роботы-у меня и у Стаса были одинаковые роботы с головой львенка-синие- и мы их чуть отличали, потому что  Стас расширил своему роботу руку, разогнув ему кисть шире. В роботов мы могли играть часы напролет, усевшись у какой- то лужи, подбирая разные камушки и ковыряясь в земле-делая какие-то постройки из всего попадавшегося под руку -каких-то пробок, проволоки, веточек. Тогда не было еще ничего, ни Нинтендо, ни компьютрных игр, ни Интернета тем более. Это время когда у нас бурно работала фантазия. Дажет когда мы нашли огромный моток кабеля в катушке, когда мы эту бесхозную катушку стали потрошить, выдергивая из кабеля разноцветные проволочки разных цветов- и плели из них раные брелки, макраме и разные приспособления для роботов.
В коммунальной квартире, в которой мы жили, Стас подчеркнуто говорил, что мы живем в комуналке-потому что они раньше получили квратиру, чем мы. Лена Парфенова –моя соседка напротив и одноклассница подчеркнуто называла наше общежитие «общагой» -как будто все соревновались в циничности и язвительности  высказываний по поводу чужого и своего жилища.
Коммунальной квартиры не было как таковой-поскольку был общим только туалет- и баня с огромным титаном- общей кухни не было, каждый готовил на плитке в своей комнате, а когда было холодно зимой я даже помню как на конфорку клали красные кирпичи- не новые, которые назывались «итальянские» облицовочный кирпич, а старый.
Однако времени у нас все равно проводили больше-хоть и мы жили в тесноте-но это никогда никого не останавливало и не смущало-у меня набивалось полкласса мальчишек из школы № 12. Мы дурачились и это никого не пугало –ни условия-ни теснота-ни скученность-этого никто не замечал и не акцентировал на этом повышенного внимания, чтобыне задеть словом и необидеть-ребята приходили несмотря ни на что. Один мой день рождения мы проиграли весь день в мою допотопную игровую  приставку,  а потом на плацу военного училища запускали автоматический вертолетик на управлении из натянутой лески, котоую нужно было резко вытащить, и он вращался, закрученный резкими оборотами вокрг своей оси. Потом у нас со Стасом появились скейты, и мы катались по плацу училища-там положили каменную  плитку  можно было ехать благодаря слабому –незначительному уклону не останавливаясь от края до края-даже когда проводились построения. Офицерским детям вседа позволялось много, как птица- секретарь у бегемота мы постоянно торчали на территории училища, занятые  и увлеченные своей жизнью –читали огромные- созидательные, дисциплинирующие, идеологические, воспитывающие и морально стимулирующие лозунги- надписи над учебными корпусами- «учиться военному делу настоящим образом» и «победа в воздухе куется на земле»,  «каждый воин-спортсмен»- это уже надписи из военного спортзала, «Учиться, учиться, учиться», как нам завещал великий Ленин и прочие, прочие лозунги-клише, которых уже не упомнить по срокам давности.
На наших окнах в общежитии вовсе  не было решеток-хоть и мы жили на первом этаже- никаких посягательств и воровства еще не было -мы чувстовали себя уверенно и в безопасности-правда не могу вспомнить, запирали ли мы двери или нет. Отец иногда в перерывах между пар подходил к окну и говорил с мамой- иногда мама подавала ему в раскрытое окно кобуру или портупею. У окна росла большая ель, и я с нее со Стасом срывали растущие разбухшие почки и побеги еловых сережек- мы срывали с них  еле народившиеся микроиголочки и называли это «бананчики» и вручали нашим пластмассовым роботам. Роботовое семейство росло и ширилось. Мы давали нашим роботам имена. Шили им одежку-маленькие семечки, пуговицы, каштанчики были роботам предметами обихода, из лоскутов  военной ткани -белого и защитного цветов- мы шили им одежку в виде жилетов и подушки-я впервые уился шить и вышивать что -то нехитрое именно благодаря Стасу я научился делать стежки ниткой и иголкой. Спичечные коробки заменяли роботам спальные принадлежности и кухонные гарнитуры. Впоследствии эти роботы и стали героями моих первых рисованных комиксов- герои моих игр осели на бумаге и переродились наоборот из овеществленных анимированных образов в что-то бумажное, визуальное и словесное.