ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: данное произведение содержит сцены жестокости, унижений и, ввиду практически полного отсутствия женских персонажей, неоднократные намёки на гомосексуализм. Подробно, разумеется, я ничего не расписывал, может, кто-то решит, что это "громко сказано". Но думаю, что желательно не допускать к прочтению лицами, не достигшими 16 лет.
КОММЕНТАРИЙ: в изначальном варианте основной текст написан курсивом, а дополнения обычным шрифтом. Ввиду того, что я не обнаружил здесь тэгов для выделения текста, дополнения будут помещены между значков '<' и '>'.
Также, в качестве основного жанра по своему усмотрению я указал "роман", однако следует учесть, что, несмотря на повествование в стиле "дневник", в произведении наличествует явный отпечаток фэнтази, что я и прошу учесть прежде, чем начинать чтение.
___
<Эта тетрадь в чёрной обложке обнаружилась, когда разбирали его комнату. Туда должен был заселиться новый наставник, поэтому оставшиеся без хозяина вещи следовало выбросить. Помню, я стоял и просто смотрел на людей, открывающих ящики, высыпающих их содержимое в большие чёрные мешки. А дневник оказался под подушкой. Иначе я бы его даже не заметил среди всего прочего. Я ведь даже не знал, что он ведёт дневник. Заместитель директора был не из тех, кто любит делиться своими мыслями. Хорошо, что это недоверие не распространилось на бумагу. Она же всё стерпит. А я, оказывается, очень многого о нём не знал.
На обороте обложки была надпись:
Скажи, значил ли я что-нибудь?
Значил ли я что-нибудь для тебя,
оставаясь твоим до конца…
После этого я надолго задумался, а стоит ли вообще это читать? Не люблю без спросу лезть в чужие тайны. Только спрашивать-то уже некого. Поэтому я решил, что уж если он не унёс свои секреты в могилу, значит, в них можно заглянуть. Ну, хоть одним глазком.
Весь дневник состоит из довольно больших записей. Обычно ставятся даты, но тут дат нет. И даже непонятно, когда он начал это всё писать. Некоторые страницы вырваны. Я попытаюсь восполнить их, как смогу. Я осмелился разбить дневник на части. На этапы его жизни. Не знаю, зачем. Наверное, для себя самого. И ещё: он не упоминает имён. И, хотя я прекрасно знаю, про кого тут написано, думаю, что пока не стоит раскрывать этот секрет.>
Запись #1.
Каждый человек в этой жизни должен о чём-нибудь сожалеть. Я сожалею слишком о многом. Оглядываясь назад и вспоминая всю свою жизнь от начала и до этого самого момента, я понимаю, что слишком часто выбирал не то, что следовало, а лишь то, чего хотелось. Наверное, очень многих вещей бы не произошло, не будь я таким своевольным и упрямым мальчишкой в свои семнадцать лет, когда я бросил институт. Помню, мать тогда очень расстраивалась и боялась, что я никогда не получу должного образования, не добьюсь в жизни чего-то стоящего. Но если бы она хоть представить могла, к чему приведёт выбранная мной дорожка, наверное, несмотря на всю свою трогательность и мягкость, она бы заставила меня поступить заново или хотя бы бросить группу.
Я считал тогда, что если у меня хороший голос и пара друзей, неплохо владеющих гитарами и синтезаторами и умеющих делать аранжировки, то лучший путь в светлое будущее ясен, как божий день. Я помню эти долгие вечера в компании, когда мы только-только создали группу и пытались всем составом придумывать тексты для самых первых песен. Помню, как мы на слух сочиняли первые мелодии. Как договаривались с маленькими, малоизвестными клубами, чтобы попробовать выступить хотя бы с одной песней. Как медленно, медленно, но верно мы становились известными хотя бы в черте города – и как это кружило нам головы.
Когда я вспоминаю такие моменты, я испытываю меланхолию. Мне так хотелось бы вернуться в те времена и всё изменить. Или не всё, но хотя бы что-нибудь. Убрать из нашей жизни бутылки виски и абсента, выпиваемые порой залпом на спор, разбросанные по съёмной квартире пачки крепких сигарет и тех девчонок, которых мы помнили лишь поначалу и только в лицо, а потом и вовсе стали забывать практически сразу. Мы были молоды, популярны и, несмотря на всё желание казаться взрослыми и писать серьёзные тексты, оставались слишком неразумными, чтобы задумываться о завтрашнем дне. И всей нашей общей самоуверенности вполне хватало, чтобы думать, будто одна маленькая группка способна со временем покорить весь мир без особых усилий.
Вся наша жизнь тогда ограничивалась развлечениями. Ведь нам не нужно было многого. Когда люди стали стремиться попасть на наши выступления, нам удалось договориться с несколькими клубами, чтобы часть денег, заработанных на наших небольших концертах, нам отдавали. Этого хватало, чтобы оплачивать небольшую однокомнатную квартиру и чем-то, так сказать, питаться. Выпивкой же нас обычно угощали друзья и поклонники. Мы выступали по вечерам, напивались и маялись дурью по ночам и отсыпались днём. Сейчас мне трудно представить, что людям может быть достаточно такой мелочи, но я скучаю по тем временам. Всё было бы хорошо, если бы не…
Если бы не наступил очередной день, когда мы упились в стельку и притащили к себе очередных девчонок. Среди современной молодёжи нередко попадаются этакие леди-вамп, давно перестало быть чем-то удивительным или необычным рассечение кончика языка или контактные линзы порой самых диких цветов. Меня же в тот день совершенно не смутило наличие у моей избранницы клыков, в конце концов, я и сам подумывал нарастить себе такие же, когда заведутся свободные деньги. Даже проснувшись к следующему вечеру и обнаружив следы укусов и крови на своей шее, я не придал этому какого-то особенного значения.
Как бы мне хотелось сейчас заменить своё легкомыслие на веру в то, что я всегда считал ерундой. Я ведь думал, что вампиры – это детская сказка или просто этакая пафосная часть молодёжного готического имиджа. Я не придавал значения тому, что, сколько бы я ни пил, жажда отказывалась пропадать, и лишь пожимал плечами на заявления друзей, что я стал бледнее и почему-то постоянно холодный. В конце концов, с меня вполне сталось бы заболеть в разгаре осени из-за привычки вечно одеваться не по погоде. Я периодически чувствовал головокружение, слабость, но у меня по жизни были проблемы с давлением, так что даже это не вызывало подозрений. Ведь тогда вампиров для меня не существовало. Глаза приходилось закрывать лишь на внезапно удлинившиеся клыки, с которыми было до безобразия неудобно поначалу даже разговаривать, я уже не заикаюсь про поцелуи.
Я становился раздражительнее с каждым днём. Через какое-то время довести меня до белого каления стало возможно всего с пары фраз. Нестерпимая жажда не унималась ни от воды, ни от алкоголя, к ней добавилась всё усиливающаяся тупая боль в висках. Я не хотел видеть друзей, потому что при каждом взгляде на них во мне поднималось доселе незнакомое мне чувство. Чувство хищника, заметившего неосторожную добычу. Эта круговерть убивала меня, а друзья пытались из головы выдумать причины такого поведения и решение этой проблемы. Пока, в конце концов, не решили, что я просто слишком устал и мне нужно «расслабиться». Тогда первым, что могло прийти нам в голову, был только один вариант – доступный, простой и вполне подходящий, как казалось тогда.
Запись #2.
Я помню не слишком многое об этом дне, но, честное слово, я бы с радостью забыл всё до последней секунды, если бы это только было возможно. Первое, что я почувствовал, едва очнувшись – сладковатый, въедливый запах крови. Он, казалось, пропитал собой всю комнату, всю квартиру, он душил меня и вызывал чувство необъяснимой голодной тошноты. Я тогда прижал ладонь к губам, с гримасой на лице подавив рвотный позыв, и перевернулся с бока на живот. Уперевшись коленями в холодный гладкий линолеум, я приподнял голову. Я не успел даже подумать о том, что я делаю на полу в середине комнаты – стоило мне оторвать руку от губ и открыть глаза, как в мыслях остались только беспорядочно разбросанные вопросы.
Почему все мои руки в запёкшейся, засохшей крови, тёмно-коричневой корочкой стягивающей кожу? Почему в крови весь пол? Откуда здесь вообще может быть ТАК много крови?!
Я резко распрямился, но куда бы ни попадал мой панически бегающий взгляд, везде было только одно. На полу, на занавесках, на стульях, тумбочках и крае свесившегося с постели одеяла, на стенах и даже тёмными брызгами на давно не беленном, пожелтевшем потолке. На моих руках, груди, я чувствовал её в волосах, спутанных и склеенных густой липкой массой, и на своём лице. Кровь.
Я был испуган, я не понимал, что происходит. Я не слышал грохота, доносящегося из коридора, когда там выламывали дверь, не обращал внимания, как по покрытой бордовыми пятнами тюли скользят белые огни прожекторов. Я искал их взглядом. Тех, кто должен был быть здесь со мной. Резко вскочив со своего места, я бросился тогда к кровати, на которой мне почудилось шевеление, но увидел лишь белую кожу, изорванную шею и бледные, остекленевшие глаза.
Дальше я помню лишь мутную пелену, сквозь которую проскальзывают секундные образы, как кадры из чёрно-белого фильма. Полицию, прожекторы, машину, камеру, и как я сжался в дальнем углу, даже не чувствуя под собой жёсткий каменный пол.
Но мельком запомненные лица и сцены каждый день приходят ко мне во сне, даже сейчас, хотя прошло уже так много лет. Я до сих пор вскакиваю на постели с криками и в слезах по ночам, я боюсь ложиться спать, да и вообще стараюсь не забываться больше, чем на полчаса-час лёгкой, беспокойной полудрёмой. Потому что только тогда, когда я измотан до последней степени, я могу хотя бы какое-то время не видеть таких привычных и ненавистных ночных кошмаров.
Запись #3.
Я не знаю, как долго я просидел в своей камере. Во мне снова просыпалась жажда, и клетка была для меня единственным ограждением и защитой от повторения пережитого ужаса. Я не менял положения и старался даже не допускать мыслей в свою голову, чтобы воспоминания яркими картинами не вставали снова перед глазами. Я изучал пол, прутья решётки, жёсткую койку, уныло стоящую рядом – всё, что попадалось, - лишь бы не смотреть на людей, так спокойно проходящих мимо камеры, не задумываясь о том, как сильно мне хочется броситься вперёд, протянуть руку, подтащить к себе… Они разговаривали о чём-то, и я чувствовал направленные на меня взгляды как огни рампы. Всё, о чём я мог молить, - это чтобы ни один из них не думал заходить сюда. И только вздрогнул и зажмурился, когда глухо щёлкнул замок и с неприятным тугим скрежетом открылась дверь.
Я слышал размеренный стук чужих шагов, таких спокойных и уверенных, как будто этот незваный гость знал, с кем ему приходится иметь дело. Хотя тогда мне казалось, что все вокруг только думают, что знают, с кем связались в моём лице. Поэтому на требование встать я не отреагировал и не открыл глаза. Но что было самое странное, запах человека не вызывал у меня сейчас желания наброситься. Когда меня довольно грубо взяли под локоть и вздёрнули вверх, я невольно открыл глаза и увидел лёгкую усмешку на тонких губах и белые длинные клыки.
Это было так удивительно, так невероятно – встретить такого же, как я. И вместе с тем это вызвало такое облегчение, что я чуть не упал обратно на пол. Однако, я не испытал ни радости, ни прилива сил от того, что встретил кого-то «своего вида». Просто если рядом такой же вампир, то он же должен знать, что делать, если у меня снова помутится рассудок. И я мог расслабиться и молча плестись за ним следом. Вопрос: «Куда?» меня уже не волновал.
Мы поднимались вверх. Едва ли там было больше трёх этажей, но путь в неизвестность для меня показался невероятно долгим. Он спросил, как меня зовут. Я сказал имя и фамилию – и ни слова больше. Он представился без моих вопросов. В конечном итоге, мы оказались на крыше здания, и меня усадили в вертолёт. Даже при том, что раньше я вообще не летал никаким видом транспорта, мне всё это было совершенно безразлично. Главное, что сейчас меня перевезут куда-то подальше от родного и слишком пестрящего болезненными ассоциациями города. Уже тогда я понимал, что даже если меня решат убить, я не буду сопротивляться. Я откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза.
Мне не хотелось говорить, не хотелось думать, но над городом царила ночь, и я был не в состоянии заснуть. Всё, что мне оставалось, - это вслушиваться в поскрипывание кресла, мерное жужжание лопастей и прочие посторонние звуки и шорохи в салоне, которые были способны хоть чуть-чуть отвлечь меня от навязчивых воспоминаний. Я вздрогнул снова, когда что-то холодное упало мне на колени, и, открыв глаза, увидел пакет донорской крови. Мой вопросительный взгляд поднялся вверх, к его лицу, но он лишь велел мне пить и расслабленно закурил.
Пакет должен был бы холодить мне ноги, но холодил душу. Неужели вот так мне придётся всю жизнь, вместо привычного абсента или даже кофе, вместо бутербродов, мяса и вообще всего – питаться этим? Проще уж и в самом деле вообще не жить. Но мой конвоир, раз уж решил угостить меня, очевидно, полагал, что умирать мне пока ещё рано. Это было странно и непонятно для меня. Может быть, я и такой, как он, но разве это повод что-то для меня делать? Вампир я или нет, я остаюсь убийцей. И даже не просто убийцей, а гораздо, гораздо хуже, ведь жертвами оказались два самых близких мне человека. Да… тогда я считал себя просто животным.
Я отбросил от себя пакет и, снова закрыв глаза, отвернулся от мужчины. Я не просил его помощи, я не считал, что она мне нужна. Я хотел одного – отправиться к праотцам за всё то, что натворил. И я даже понятия не имел, что ад может существовать даже на земле.
Запись #4.
Вот и наступил в моей жизни тот самый день, когда всех перестало интересовать, чего хочу и к чему стремлюсь я. Одна клетка сменилась другой. Здесь, на скалистом и почти совершенно пустынном острове, возвышалось гордое серое здание с узкими стрелами окон. Мрачный массив, изрезанный глухими сумрачными коридорами – настоящая тюрьма для тех, кому нет места в мире обычных людей. Стены комнат, маленьких и тесных, давили со всех сторон. Казалось, будто меня засунули в мой собственный склеп, где мне положено прогнивать оставшееся время своего существования. Только я понятия не имел, сколько же у меня на самом деле осталось этого времени, состарюсь ли я с годами или останусь неизменным, и что способно меня убить. Оказавшись вдруг, так неожиданно и необратимо для себя самого, пережитком старых как мир легенд, я всё же не торопился верить в кресты и чеснок.
Я пролёживал долгие часы на узкой неудобной постели, допуская лишь с горькой усмешкой мысли о том, что до полноты картины склепа не хватало заставить меня спать в гробу, и по-прежнему отказывался от своей новой «пищи». Как бы ни изводила меня жажда, я надеялся лишь на то, что без еды я рано или поздно умру. Или как это называется, когда отдаёт концы некто не упокоенный, вроде вампира?
Он, мой загадочный конвоир, заходил ещё раз или два, тем же уверенным движением, что и в первый раз, брал меня под локоть и заставлял подниматься на ноги, что от истощения давалось мне с трудом. Он выводил меня из жалкого подобия комнаты во внутренний двор тюрьмы и каждый раз так внимательно вглядывался в лицо, словно гадал, пробудит ли во мне свежий воздух хоть какое-нибудь чувство. Но на этом острове не было ничего, кроме клубов густого сизого тумана и солёного запаха моря, что остервенело бросалось на скалы где-то за высокими стенами. Я тихо опускался на ступени у парадного входа, обнимая себя руками за плечи, и просил всегда только одного – дозу никотина. С лёгкой усмешкой мужчина делился со мной сигаретой и закуривал сам.
Его гордый профиль и спокойный взгляд навсегда врезались мне в память, как высекаются надписи на камнях. Я мог до бесконечности изучать каждую черту его лица, словно мне зачем-то так нужно было знать его в малейших подробностях. Вокруг были и другие люди, но я не знал, кто они, и не стремился этого узнать. Они сливались для меня в единую серую массу, такую же безликую, как и всё, что меня окружало. Только этот человек - или не человек, не важно – представлял собой какое-то значение. Он был проводником из того мира в этот, он был единственным хоть отдалённо знакомым здесь, и он зачем-то пытался увидеть на моём лице эмоции.
Но когда он уходил, я поднимался и медленно шёл обратно, путаясь в слепых коридорах и натыкаясь на косяки и углы, я уходил к себе в склеп и ложился обратно на кровать, чтобы смежить веки и заснуть на несколько долгих минут, а потом опять вскочить с криком в холодном поту.
Казалось, что это тянулось целую бесконечность, хотя прошло всего несколько дней. Потом он зашёл ко мне в последний раз. Это было лишь короткое мгновение, когда я снова увидел знакомое южное лицо с отчётливой, резкой линией губ и холодными светлыми глазами. Но тут же моё внимание переметнулось на другого человека. Он вошёл в комнату, осмотрел меня, словно полудохлого щенка, которого пытаются продать за бешеные деньги, и лишь коротко кивнул.
Запись #5.
Незнакомец оказался моим наставником. Когда он представился, я лишь мельком бросил на него мутный взор, после чего снова уткнулся взглядом в стену. Для меня ничего не значила эта должность, как и этот человек сам по себе, - лишь пустые слова, отдающиеся в голове коротким эхо и мгновенно теряющиеся где-то в тёмных уголках сознания. Мне было совершенно всё равно, что он собирается со мной делать и каким образом наставлять. Надо мной властвовали опустошение и апатия настолько сильные, что я почти свято уверовал в то, что их попросту невозможно перебороть.
«Просто дайте мне умереть. Разве это так сложно?» - утомлённо думал я тогда, изучая глазами неровности и выщерблины на стене. Но наставник не собирался позволить мне отделаться лёгкой смертью. Вместо этого он намотал на руку мои волосы и волоком стащил меня с кровати. Может, таким образом он пытался преподать мне урок, что следует обращать побольше внимания на «важных» посетителей, а может, просто удовлетворял собственные садистские потребности, но меня не хватало даже на то, чтобы вскрикивать от ударов. Сейчас мне кажется, что это сильно его раздражало, потому что он с каждой минутой бил меня всё усерднее, пока я не почувствовал, что на моём теле не осталось ни одного живого места.
Но это было не самой изощрённой пыткой в его арсенале. То ли подустав, то ли решив, что с меня уже достаточно, наставник взял пакет крови, одиноко лежащий на моей тумбочке и совершенно не тронутый, одним движением разорвал плотный пластик и вылил содержимое на пол, на котором я лежал.
Что может быть приятнее ощущения власти, даже если она распространяется всего на одну отдельно взятую душу? Ничто. Ничто не пьянит так сильно, как ощущение своего всемогущества. Он смеялся, наблюдая за тем, как я прижимаюсь к окровавленному полу, не в состоянии контролировать свой необузданный, дикий голод. Как я с жадным, утробным рычанием слизываю багровые капли с шершавого камня, как утопают в липкой жиже нечесаные длинные волосы, как бешеным алым огнём горят мои глаза. Наверное, тогда я представлял собой неимоверно жалкое зрелище. Но я ничего не мог с собой поделать.
Всё, что я чувствовал, всё, что меня волновало в тот момент – это солоновато-медный привкус на губах и языке. Казалось, что с каждым глотком жажда становится всё неистовее, она застилала сознание мутной пеленой и затмевала последние крохи рассудка. Я хотел ещё, да, и чем больше, тем лучше. И плевать, что кровь была холодной, как лёд. Я извивался на полу, пытаясь собрать все капли до самой последней, под холодный, жёсткий смех на повышенной ноте.
Запись #6.
Каждому из нас, наверное, приходилось сталкиваться с ситуациями, когда окружающая действительность и сознание вступают в жестокое и долгое противоборство. Но ещё тяжелее, когда бороться приходится не с внешними обстоятельствами, а с тем, что говорит тебе собственное тело.
Я не видел, как ушёл мой наставник, я был слишком занят поглощением своего «пайка». Лишь мельком до меня донёсся тихий стук тяжёлой двери и щелчок замка. Надо сказать, до появления у меня этого учителя, дверь ещё ни разу не запиралась. Видимо, после такого обращения со мной у него появились подозрения, что я могу задуматься о побеге, хотя это было глупо. Куда я могу деться отсюда? Разве что с крыши – и в бушующее море. Что этот остров совершенно отрезан от внешнего мира, я увидел и понял ещё тогда, когда вертолёт, на котором меня сюда доставили, пошёл на снижение. Тут некуда было бежать.
Я лежал на холодном влажном полу и чувствовал себя избитым не только физически, но и морально. Первое, чему меня научили в этой тюрьме: жажда всегда побеждает волю, это она управляет и властвует вампиром, а вовсе не наоборот, как бы мне этого ни хотелось. Но чтобы знать назубок любой урок, недостаточно увидеть опыт лишь один раз, особенно если ты упорно не хочешь даже думать об этом. Несмотря на то, что всего одного пакета крови мне оказалось явно недостаточно и желудок едва ли не судорогой сводило от голода, сдаваться так просто я был не намерен.
Но сдаваться не собирался и он.
Когда наставник появился в моей комнате снова, я лежал на кровати в привычной уже позе, но теперь не отводил от него взгляда. Тогда я не понимал, зато осознаю сейчас, что это был первый раз за несколько дней, когда я испытывал что-то, а не просто апатично наблюдал за окружающими объектами. Он подошёл ко мне и равнодушно бросил пакет с кровью на подушку, снова прямо перед лицом. Но комната настолько пропиталась сладковатым, ржавым запахом, что один только вид крови оказался неспособен помутить мне рассудок. Я посмотрел в его холодные чёрные глаза и дёрнул уголком губ. Сомневаюсь, что это было похоже на улыбку, но наставника заставило нахмуриться.
Он резко протянул руку к моей голове, но меня нельзя дважды взять на один маневр. Я отбил кисть сильным движением, при этом даже не подумав подняться или поменять позу, после чего скинул пакет со своей подушки. Почему-то он усмехнулся в тот момент, словно моё поведение стало именно таким, какое от меня и ожидалось. Только усмешка получилась до невозможного злобной. Наставник перехватил меня за руку и снова сдёрнул вниз. Я не знал, как у него это получилось, но я даже не заметил движения, пока не оказался на полу и не почувствовал, как тяжёлая подошва сапога обрушивается мне на спину.
Я глухо выдохнул выбитый из лёгких воздух. Нет, это не доставляло особенного дискомфорта, потому что как вампир я не нуждался в кислороде, и дыхание представляло собой просто врождённый рефлекс. Но приятного в том, чтобы быть придавленным к холодному камню, тоже не особенно много. Я попытался дёрнуться, но наставник ещё сильнее нажал на мой позвоночник. Я сдавленно зашипел, чувствуя, как затрещали рёбра и сдавило грудную клетку, но только тем и ограничился. Он не дождётся того, чтобы я застонал или, тем более, закричал, нет уж. Уперевшись локтями в пол, я упрямо попробовал приподняться. И, когда у меня это почти получилось, я почувствовал сначала исчезнувшее давление на спину, а следом внушительный пинок под рёбра. Настолько внушительный, что меня швырнуло к стене, о которую я ощутимо приложился головой.
Я думал, что он изобьёт меня, как в прошлый раз, поэтому всё, что я делал, пытаясь сфокусировать на мужчине взгляд, - это морально готовил себя к тому, чтобы снова молча терпеть боль от ударов. Но вместо этого наставник наклонился, ленивым движением поднял с пола пакет с кровью и неторопливо подошёл ко мне, остановившись всего в паре сантиметров от моей головы. И последнее, что запомнил мой обезумевший от голода разум, - тонкая алая струйка, льющаяся на его сапоги…
Запись #7.
Унижение и ненависть. Они разъедали меня изнутри подобно соляной кислоте, победив равнодушие к своей жизни, апатию, холод в груди. Каждый раз, когда в мою голову снова приходили воспоминания об убитых друзьях, я заставлял себя переключиться на наставника. Отвращение к нему становилось комом в горле, заставляя моё лицо искажаться гримасой. Я сжимал пальцы, представляя, как впиваюсь ногтями в его горло и вырываю кадык, вытаскиваю наружу пищевод. Как он захлёбывается собственной кровью, как меркнет его взгляд и глаза становятся словно стеклянные. Унижение и ненависть. Добро пожаловать в новую жизнь, малыш. В ту самую, где научат, меня научат – чувствовать иначе.
Когда он зашёл ко мне снова, я лежал. Да, совсем как обычно, делая вид, что не собираюсь менять свою реакцию на него. Так же внимательно следил за ним взглядом, наблюдал, как он достаёт и демонстрирует мне очередную порцию моей незамысловатой «пищи» и неприятно улыбается. Наставник замер на несколько секунд, словно дожидаясь, что я поднимусь на ноги и возьму очередную подачку добровольно, но я и не думал идти у него на поводу.
Своему прошлому унижению, когда мне пришлось собирать багровые капли с его сапог, чувствуя, как пыль поскрипывает на зубах, у меня было своё оправдание. Я не мог совладать со своим голодом, я ещё не научился сохранять рассудок, не привык, не адаптировался. Просто у меня всё ещё только впереди, и рано или поздно я смогу. Во что бы то ни стало, я смогу выдержать его очередную пытку. А послушно и по собственной воле принимать из рук этого ничтожества пищу было бы унижением куда большим, чем соглашаться на это в состоянии животного полубезумия.
Он самодовольно усмехнулся, очевидно, предвкушая, как снова с лёгкостью переломит мою волю и заставит меня унижаться. Я бросил ему в ответ презрительную, высокомерную полуулыбку и короткое, лаконичное: «Начинай». На несколько секунд наступило молчание, когда мы пристально смотрели друг другу в глаза, после чего я повторил то же самое, но уже с интонацией грубого приказа. Мне было интересно, как он поступит в такой ситуации. Раньше он пытался жестко управлять мной, оказывать сильное моральное давление, но каково будет, если всё начнётся именно по моей указке?
Он избил меня настолько, что я почти не мог двигаться. Сломал несколько рёбер, руку, разбил в кровь лицо. Несколько раз приложившись головой о стену, я почти потерял способность соображать, но на этом гнев наставника не закончился. Меня волоком за волосы протащили по коридору и всем лестницам, собирая моим телом косяки и ступени, после чего швырнули в карцер. Это оказалось довольно обширным помещением с клетками, похожими на вольеры для животных в зоопарке. Я оказался в крошечной, метр на метр, клетушке. Самым неприятным оказался тот факт, что прутья при каждом прикосновении приносили жгучую боль, словно я касался раскалённого железа. Но наставник услужливо объяснил мне, что сталь, из которой они были сделаны, покрыта напылением серебра. Поэтому я не могу спокойно до неё дотрагиваться.
Всё, что мне оставалось – свернуться калачиком на жёстком полу в одной позе, стараясь ничем не задевать ограждения, кроме подошв ботинок, сквозь которые никаких неприятных ощущений решётка мне доставляла. Более того, на этот раз меня оставили без пищи. Я даже не мог восстановить повреждённых рёбер. И хотя мне досталось настолько крепко, что голодная боль в желудке совершенно не выделялась на фоне всего остального, я чувствовал сильную слабость, а помещение перед глазами мерно раскачивалось из стороны в сторону.
Запись #8.
И тогда я снова увидел тебя, мой загадочный конвоир. Того, по чьей воле я оказался в этом месте, а может быть, и в этом состоянии. Я видел привычную усмешку на твоих тонких, чётко очерченных губах и лёгкую иронию в глазах светло-карего цвета. Сначала мне казалось, что это просто сон, ведь я думал, что ты привёз меня сюда и решил забыть о моём существовании. Но потом я вспомнил, что во сне ко мне приходят только кошмары из прошлого, и пришлось поверить, что ты действительно стоишь сейчас по ту сторону решётки и смотришь на меня.
Я почувствовал твоё присутствие ещё даже до того, как открыл глаза, а теперь внимательно заглядывал в лицо. Перед глазами всё по-прежнему покачивалось, и я был не в состоянии поднять головы, однако я настолько чётко помнил, как ты выглядишь, что моё сознание самостоятельно дорисовало подробности к расплывчатому образу. Я не знал, что ты здесь делаешь, что привело тебя сюда. Мне казалось, что ты просто проходил мимо и решил остановиться, чтобы посмотреть на то, во что я превратился. В избитое, измотанное, но по-прежнему не покорившееся животное.
Я понял, что ты действительно пришёл сюда из-за меня, лишь после того, как тихо прозвенела в твоей руке связка ключей и с неприятным лязгом открылась дверь. Только я всё равно не мог выйти отсюда. Лишь попробовав приподняться, я тут же снова рухнул на пол, тяжело дыша и понимая, что перемещаться могу только ползком и только при очень большом желании, которого сейчас не было. Ты тихо вздохнул, присел рядом на корточки и привычно достал сигареты. Мы долго молчали, просто глядя друг на друга. Лишь когда ты докурил до середины, я услышал:
- Твой наставник говорит, что ты отказываешься от еды.
- Я ничего не приму из его рук, - тихо, но отчётливо произнёс я и прикрыл глаза.
- А из моих?
Я ничего не сказал. Это показалось мне слишком провокационным вопросом, чтобы спокойно на него отвечать. Но когда ты протянул мне пакет крови, я с тихим вздохом принял его, зубами оторвал колпачок и жадно выпил всё до последней капли, с каждым глотком явственно ощущая, как постепенно боль во всём теле покидает меня. Восстановились кости, вернулись силы. Наставнику удалось убедить меня в том, что мне необходимо пить эту холодную гадость, но я бы скорее умер, чем согласился делать это ему в угоду. Кажется, ты это понял.
Я поднялся с каменного пола и, почему-то послушно следуя призывному кивку головы, пошёл куда-то за тобой, отставая лишь на пару шагов. Я всё ещё чувствовал голод, но не хотел говорить об этом. За всю свою жизнь я так и не научился кого-либо о чём-либо просить, не любил даже намекать. Кроме того, эту степень жажды крови я уже почти привык терпеть. Ты провёл меня по узкой винтовой лестнице вверх и вперёд слепыми коридорами из подвала, где находился карцер, на первый этаж до тускло освещённой двери с табличкой «Лазарет». Когда мы вошли, человек в белом халате улыбнулся тебе, а ты указал мне на стоящий у стены довольно большой холодильник и сказал, что я могу в любой момент при появлении голода брать донорскую кровь отсюда.
Всё оказалось так просто. То, за что и с помощью чего меня изводили и заставляли ползать по полу, находилось в общем доступе – подходи и бери. Я поджал губы и отвёл взгляд в сторону, потому что на душе заскреблись кошки. Я чувствовал себя полнейшим идиотом, даже несмотря на то, что меня запирали в комнате - видимо, именно с той целью, чтобы я не мог добраться до лазарета и избавить себя от отвратительных игр моего наставничка. Молча я подошёл к холодильнику, достал ещё один пакет и принялся пить, стараясь не торопиться и не захлёбываться. Остывшая кровь не слишком приятна на вкус, но мне было уже всё равно. Я хотел напиться до того, как меня снова упрячут в комнату и запрут на замок. А ты наблюдал за мной и не говорил ни слова.
Запись #9.
Я не стал возвращаться в комнату, меньше всего мне хотелось становиться затворником снова. Если честно, я бы с радостью подольше остался с тобой, потому что в твоём обществе чувствовал себя защищённым, но тогда я узнал, что ты здесь главный и у тебя целая куча дел. Поэтому я просто попросил у тебя сигарету и вышел на улицу. К своему удивлению, блуждая в густом молочно-белом тумане, я обнаружил в отдалении от внутреннего дворика небольшой парк. Раньше туман и бурая земля с редкой травой были всем, что я замечал на этом острове. Хотя, в общем-то, это лишь оттого, что я и не пытался увидеть что-нибудь ещё.
Парк оказался не слишком густым, но здесь было гораздо уютнее, чем в полупустом здании, где эхом отдаются даже тихие звуки. Я вспоминаю, как ты в самые первые пару раз вытаскивал меня на улицу. Неужели ты просто пытался заставить меня увидеть, что даже здесь может быть не так тяжело и одиноко, как кажется поначалу? Ты подарил мне новую жизнь, жизнь здесь, где никто меня не знает, где не шумит моя слава, ни дурная, ни хорошая, и где можно попытаться найти новый смысл для существования. Ты всегда казался таким равнодушным, словно все вокруг ничего для тебя не значат, но зачем-то не позволил мне умереть. Ты даже дал мне наставника, и я искренне верил в то, что ты и понятия не имел о его методах направления «на путь истинный». Хотя сейчас я прекрасно знаю, что именно за эти методы ты его ко мне и приставил. И, как ни удивительно, я совершенно не разочарован в тебе за это. Как бы там ни было, а ты и правда нашёл самый действенный способ вывести меня из апатии. Я не думаю, что мягкий подход тогда мог что-то во мне исправить.
Я шёл по пустой аллее, шурша жёлто-красными опавшими листьями. Здесь тишина и одиночество не сдавливали мучительно мне виски, а, напротив, позволяли расслабиться и спокойно вздохнуть. Ещё не раз я убегу в этот парк, чтобы меня долго искали, даже если за этим последует наказание. Ради маленького кусочка свободы, зубами вырванной у моей тюрьмы, я готов был несколько часов выносить любые мучения. Ведь гораздо лучше дышать полной грудью, даже если потом получишь по первое число, чем позволить обстоятельствам навсегда запереть тебя в каменной клетке.
Это был первый хороший вечер моей новой жизни. В глубине парка обнаружился небольшой чистый пруд. Около воды было довольно холодно в одной рубашке, но даже если бы вампиры болели простудой, я не вернулся бы обратно в комнату. Здесь слишком уютно, чтобы уходить. Я бросал камни в воду, думая о том, что для места, которое зовётся тюрьмой, здесь порой можно получить даже немного свободы. Если повезёт. Во всяком случае, меня же не выгуливали час под конвоем, чтобы потом снова загнать в комнату. И ещё я, в принципе, видел тут довольно много людей, спокойно ходящих по территории. Хотя, конечно, может быть и так, что на их долю попросту не нашлось таких наставников.
Лежа на пожухлой траве, я смотрел в унылое серое небо, по которому лениво ползли тяжёлые тучи. Начинался дождь, мелкие холодные капли сыпали мне на лицо, шею, пропитывали влагой одежду. Я прикрыл глаза, вслушиваясь в их мерный шорох по стоялой воде пруда и опавшей листве. Иногда удивляешься, как мало может потребоваться человеку, чтобы почувствовать себя хорошо или хотя бы неплохо, но довольствоваться малым – это всё, что мне оставалось на тот момент.
Запись #10.
Иногда проще даже не пытаться подчинить себе человека, которому уже нечего терять. Подобные мне не стремятся жить настолько сильно, чтобы какими-то угрозами или побоями можно было добиться постоянного эффекта. Всё, что осталось от прежнего меня, - это гордость. Именно с ней пришлось столкнуться моему упорному, упрямому наставнику. Конечно, в чём-то он был прав, не отступаясь от своих основных принципов воспитания. Например, если бы вдруг ему приспичило стать со мной мягче, я бы начал испытывать только омерзение. Но он сильно ошибался, полагая, что рано или поздно я прогнусь перед ним.
В комнату из парка я вернулся сам. Теперь, когда меня не терзали ни апатия, ни чувство голода, можно было впервые взглянуть на содержание шкафа. Конечно, одежда там была довольно стандартная, но всё же лучше, чем та, которая была на мне – насквозь пропитанная кровью, да к тому же мокрая. Душ был общий, на том же этаже, что и комнаты, поэтому я нашёл его без особого труда и, наконец-то, привёл себя в порядок.
Когда наставник снова зашёл в мою комнату, пожалуй, он был немного удивлён тем, что я совершенно здоров и абсолютно спокоен. И тем, что я больше не валяюсь на постели, флегматично разглядывая голую стену. Я видел его, потому что он отражался в зеркале, перед которым я старательно расчёсывал свои непослушные волосы. Сначала я подумывал их остричь (мало приятного, когда тебя таскают за них по полу), но потом стало жаль трудов, которых мне стоило отрастить их до поясницы.
Присутствие наставника не заставило меня даже обернуться в его сторону, не то, что отвлечься от пары спутавшихся чёрных прядок. Однако и он не торопился что-либо делать. Какое-то время в комнате царило молчание. Наверное, он дожидался, пока я откину назад влажные волосы и положу расчёску на прикроватную тумбочку, потому что лишь после этого я смог обернуться и посмотреть ему прямо в лицо, спокойно, выжидающе. На его губах появилась уже привычная мне неприятная улыбочка:
- Похоже, ты наконец-то пришёл в норму. Хорошо, - он одобрительно кивнул. Я отвернулся, подёрнув плечом, чем невольно выказал отвращение. Наставник тихо хмыкнул и подошёл почти вплотную, чтобы довольно грубо поймать меня под подбородок и развернуть обратно. Холодные тёмные глаза смотрели внимательно и оценивающе. Кажется, теперь он видел перед собой уже не забитого и загнанного зверя, только мне почему-то легче от подобных перемен не стало. Пожалуй, даже, наоборот, от такого внимания по спине побежали холодные мурашки, и, будь у меня на загривке шерсть, полагаю, она встала бы дыбом.
- Не трогай меня, - я ударил его по запястью, заставляя отпустить. Я был бы рад, если бы это действие заставило его ещё и отодвинуться хотя бы на шаг, однако он лишь отдёрнул руку, будто обжёгся, и в глазах тут же появилось совершенно другое выражение. Теперь оно стало привычным – озлобленным и жёстким. Удар по лицу не заставил себя ждать. Моя голова по инерции мотнулась в сторону, но в тот же момент что-то переклинило в голове, что-то поменялось. И я ощутил, что этот человек неприятен мне настолько, что доводить его в очередной раз до рукоприкладства становится почти приятно. Сначала я почувствовал, как расползается по моим губам улыбка, а через секунду уже смеялся ему в лицо.
Смех… казалось бы, это слово имеет позитивную окраску. Однако, на самом деле, он может быть таким разным: весёлым, печальным, жестоким, издевательским, да и стоит ли перечислять всё? Тот, который срывался с моих губ, был смехом «вопреки». Вопреки всему тому, что я чувствовал на самом деле, вопреки тому, что может стать последствием. Как отражение непокорности и упрямства. Я смотрел в глаза своего мучителя и думал: «Давай же. Сделай это снова. Разве это не всё, что ты вообще умеешь делать?» Я не боялся опять попасть в карцер, я не боялся в очередной раз чувствовать боль. Я вообще ничего не боялся. «Убей меня, если это входит в твои полномочия. И представь себе, что мне плевать».
И ведь убил бы, если бы имел на это право. Я видел, как его едва ли не выворачивает наизнанку от желания разделаться с упрямым мальчишкой, которому только в прошлом месяце исполнилось двадцать лет. С мальчишкой, совершенно не благодарным за то, что его тут, видите ли, приютили, обогрели и накормили. Со мной, поскольку я вёл себя так, словно весь мир валяется у моих ног. Его пальцы сжались на моём горле, я только тихо шикнул, когда уже в неизвестно какой по счёту раз в процессе нашего общения приложился о стену затылком, но это не стёрло презрительной усмешки с моих губ.
- Ты специально нарываешься, малый? – процедил он сквозь зубы.
- А если и так? – насмешливо протянул я и чуть прищурился. – Что ты сделаешь? Доставишь мне удовольствие ещё парочкой ударов?
Улыбайся, потому что это раздражает. Когда намеренно идут поперёк твоих желаний, говори о том, чего не хочешь. Говори и показывай, так явно и открыто, чтобы мучителю просто надоело над тобой издеваться. Тогда это казалось мне наиболее верным выходом из сложившейся ситуации. Я прекрасно понимал, что не в состоянии оказывать ему физическое сопротивление, но это ещё не значило, что у него получится заткнуть меня без хорошего кляпа. А с кляпом было бы слишком просто, банально и, конечно, не принесло бы никакого морального удовлетворения. Я ведь знал этот сорт людей – им надо получать желаемое через чужое «не хочу» просто, чтобы самоутвердиться. Таких много, и мой наставник вовсе не был исключительным.
- Что я сделаю? – его улыбка стала самодовольной. В тот момент я понял, что испробовал на своей шкуре далеко не весь его арсенал методов, но идти на попятный было уже слишком поздно. В груди зашевелилось нехорошее предчувствие. Он усмехнулся, а я лишь через мгновение понял, что с моих губ исчезла улыбка. – Уверен, что хочешь узнать?
- Давай, - почти равнодушно ответил я, отчаянно загоняя тень страха куда-то в дальний, потаённый уголок сознания. – Мне ведь интересно.
Его хватка ослабла. Наставник лениво отстранился на шаг, после чего развернулся и направился к выходу.
- Отлично, - напоследок сказал мужчина, едва ли не мурлыча от удовольствия. – Завтра я удовлетворю твоё любопытство, - после чего дверь захлопнулась, и я услышал привычный щелчок ключа, совершившего два оборота в замочной скважине.
Запись #11.
Так просто казаться спокойным, когда сердце в груди давно не бьётся и не заходится. Я шёл следом за наставником уверенно и неторопливо, но на сохранение этого мнимого спокойствия и равнодушия уходило очень много сил. Ладони неприятно покалывало, приходилось контролировать каждый свой шаг и вздох. Коридор за коридором без единого окна, словно идёшь по тоннелю глубоко под землёй, и всё впереди задёрнуто занавеской холодящего душу сумрака. Такими переходами можно пугать детей, когда они дома и под одеялом в своей тёплой постели, а вот в том, чтобы идти по ним лично, совершенно нет ничего детского и сказочного.
Мы спустились в подвал на целых два яруса ниже уровня карцера. Минус третий этаж, где от холода даже с моих уже не живых губ срывались полупрозрачные клубы белёсого пара. Путь, показавшийся мне невероятно долгим, завершился чёрной железной дверью без табличек, с тугим скрежетом раскрывшейся, когда наставник потянул на себя ручку. Мужчина посторонился, пропуская меня вперёд насмешливо-вежливым жестом, и мне пришлось войти, как бы сильно ни хотелось развернуться и сделать отсюда ноги.
Поначалу комнатка показалась мне отсыревшей и маленькой. Я увидел письменный стол с парой журналов, обложки которых были покрыты бурыми пятнами, деревянный стул, небольшой кожаный диванчик – и на этом обстановка, вроде бы, заканчивалась. Зачем же нужно было тащиться сюда так долго? Я растерянно посмотрел на наставника, лишь через мгновение сообразив, что это следовало сделать в насмешливо-вопросительной форме. Он молча улыбнулся мне, вытаскивая из кармана спички, и одну за одной принялся зажигать стоящие по периметру комнаты свечи.
Честно признаться, я чувствовал себя как в оккультной мастерской. Хотел бы я наблюдать эту картину со стороны, как в кино, чтобы фыркнуть, пробормотать что-то о нерадивом режиссёре и нажать на кнопку переключения каналов. Только вот в реальной жизни нельзя просто взять и переместить себя в другое место, в другие обстоятельства. Я наблюдал, как постепенно из темноты выхватываются новые предметы. Неровное пламя свеч зловеще отражалось на металлических частях конструкций, а я безуспешно пытался отогнать от себя поднимающийся комом в горле страх. Я не буду пытаться описать всё то, что предстало моим глазам, хотя бы потому, что наставник явно не поскупился в ассортименте, но по меньшей мере половину приспособлений вполне можно обнаружить на картинках в книгах и в музеях инквизиции и пыток.
- Смотрю, ты сразу притих, - лукаво произнёс наставник, откладывая спичечный коробок на край стола. И мне трудно было не признать, что он прав.
- Я очарован, - но мой голос предательски дрогнул на этих словах. Я раскрылся, абсолютно и бесповоротно показав, что не хочу прочувствовать на себе ощущения, о которых не раз читал.
- Нравится?
Ехидный вопрос словно полоснул меня чем-то обжигающим по груди. Казалось бы, вот оно, то самое время, когда можно… нет, когда необходимо благоразумно прижать уши и поджать хвост, признавая свою неправоту. Однако я бы не был собой, если б во мне наблюдалась хоть кроха благоразумия. Мне было стыдно поворачивать назад, я не мог позволить себе наступить на горло собственной гордости.
- Классные игрушки. Ты на них дрочишь?
Он нахмурился. Кажется, его всё больше и больше раздражал мой пренебрежительный тон, но разговаривать иначе у меня бы сейчас не получилось. Я упорно продолжал закрываться за этакой маской – мне хотелось верить, что ещё не всё потеряно, и страх не написан крупным текстом у меня на лбу. Может быть, в какой другой ситуации приспособления для пыток вызвали бы во мне интерес или даже некую эстетическую увлечённость, но поскольку, очевидно, придётся ими не только любоваться и фантазировать «на тему», но и проверять в действии, просто необходимо было скрывать за высокомерием отсутствие даже малейшего радостного возбуждения.
- О да. Когда работаю с ними, - зловеще протянул наставник, и я почувствовал, как у меня в груди что-то оборвалось и ухнуло в желудок. Он взял меня за руку и потянул за собой к дальней стене комнаты. По мере приближения к чему-то, что выглядело, как крест со множеством свисающих с него ремней, его пальцы сильнее сжимались – или это я с каждым шагом двигался всё медленнее? Затем мужчина резко развернул меня, прижав к кресту спиной, и не успел я моргнуть, как из его руки моё запястье перешло во власть прочного кожаного ремешка. Я дёрнулся, но крепёж и не думал поддаться, а наставник тем временем и вторую мою руку пригвоздил к шершавой деревяшке.
Интересно, те, кого в античные времена распяли на крестах, чувствовали себя так же, как я? Хотя, разница была в том, что их вели на смерть, а меня всего лишь притащили поиграться в пытки. Но, честное слово, лучше бы это было казнью. Моё спокойствие улетучилось в мгновение ока, я пытался вырваться, но ремень за ремнём меня прочно фиксировали на этом предмете неясного назначения до тех пор, пока возможность двигаться не была перекрыта окончательно. Наставник гнусно посмеивался, его лицо, освещённое неровным пламенем свеч, казалось едва ли не сатанинским. У меня даже пропало желание хорошенько по нему врезать, достаточно было бы каким-нибудь немыслимым образом вывернуться из пут и сбежать отсюда, куда глаза глядят. А мужчина молча прошёл к приютившемуся в углу шкафу и снял с одной из полок гладкую чёрную коробку.
В ней оказались длинные, толстые спицы, и их цвет однозначно говорил о напылении чистого серебра. Моё тело мгновенно вспомнило, как обжигали прутья решётки в карцере, и к горлу подкатила тошнота. Я раньше и подумать не мог, что меня может тошнить от нервов. Проклиная себя за то, что сам же попросил его показать мне, что ещё он может сделать, я наблюдал за тем, как наставник надевает плотные чёрные перчатки, берёт одну из спиц и возвращается ко мне.
- Тебе понравится, - с садистской ухмылочкой протянул он, а через секунду перед моими глазами заплясали разноцветные искры. Игла одним движением пронзила мне бедро, будто под кожу плеснули концентрированной кислоты. Я коротко взвыл и сжал зубы, выцеживая сквозь них проклятия и даже отдалённо не цензурные ругательства. Наставник дал мне, наверное, минуту или две, чтобы привыкнуть к адскому жжению, которое оловом растекалось по всему бедру. Впрочем, это могло быть и несколько секунд, но тогда время для меня ползло медленнее улитки. Выждав, пока с моего лица сойдёт болезненная судорога, мой мучитель потянулся за ещё одной спицей.
Я не знаю, как долго это продолжалось. Боль вытеснила из моего сознания все мысли, ощущение времени исчезло полностью, заменившись монотонным гулом в висках. В глазах темнело, мешая разглядеть и малейший промежуток между втыканием одной спицы и той, что за ней следовала. Воздух с обрывистым свистом проникал в мои лёгкие сквозь судорожно сжатые зубы. Может быть, я и захотел бы попросить, чтобы это прекратилось, однако не было сил на то, чтобы выдавить из себя хоть слово.
Кажется, я отключился, потому что вдруг открыл глаза и обнаружил себя неподвижно висящим на ремнях. Боль циркулировала по телу вместе с напитавшейся серебром кровью, отчего я даже не мог нормально фокусироваться на предметах, и вся комната казалось подёрнутой мутной пеленой. Мне пришлось сощуриться и несколько раз моргнуть, скользя взглядом по кожаным ремешкам, опутывающим моё тело. Я ожидал увидеть себя похожим на дикобраза, но пока я был без сознания, спицы перекочевали из моего тела обратно в коробку.
Я через силу поднял голову. Наставник сидел на деревянном стуле напротив, но, заметя моё пробуждение, поднялся и подошёл вплотную. Моя голова снова безвольно повисла, у меня не было сейчас сил на то, чтобы её держать, поэтому лица мучителя я не видел. Только его дыхание в царящей в комнате тишине словно шелестело над самым моим ухом.
- Возбуждает, не правда ли? – почти ласково прошептал он, отчего я снова почувствовал приступ тошноты. Было бы неплохо блевануть ему на сапоги, проблема лишь в том, что с прошлого вечера у меня во рту маковой росинки не было. Или правильнее сказать «кровавой капельки»? Ещё сильнее меня замутило, когда я увидел его руки, перепачканные в моей (а чьей же ещё?) крови, расстегивающие пояс и ширинку. – У меня действительно классные игрушки…
Меньше всего на свете мне хотелось на это смотреть. Я закрыл глаза, но мои руки были прочно фиксированы на кресте, и прикрыть уши, чтобы не слышать его тяжёлое дыхание, я не мог. Я понимал, что в мужских тюрьмах это не такое уж редкое явление, но это не делало его менее омерзительным. Через несколько минут я услышал звук застёгиваемой ширинки и звон пряжки на его поясе, но глаза открыл лишь после того, как наставник взял меня под подбородок и заставил поднять голову.
- Понравилось? – ядовито поинтересовался чёртов садист. Я плюнул ему в лицо. Он рассмеялся.
Запись #12.
Наставник отстегнул ремешки и просто ушёл, оставив меня валяться на полу. Но это было хорошо, гораздо лучше, чем принимать от него какую-либо помощь. Почти ползком, прижимаясь к стене, я кое-как добрался до лазарета, но даже кровь не помогла мне полностью регенерировать. Видимо, раны, нанесённые серебром, куда опаснее всех прочих. Врачу пришлось изрядно покрутиться вокруг меня, качая головой и что-то бормоча себе под нос.
От лёжки на больничной койке я наотрез отказался, во-первых, из банальной нелюбви к больничным запахам, а во-вторых, из нежелания показывать слабость или беспомощность. Доктор, очевидно, расценил, что я в достаточно приемлемом состоянии, чтобы самостоятельно передвигаться, поэтому только посмотрел неодобрительно и махнул рукой, вернувшись к другому пациенту. Я же направился по самой короткой траектории до душевых.
Смыть с себя грязь гораздо проще, чем смыть позор. Стоя под струями горячей воды, я, кажется, пытался едва ли не содрать с себя кожу. Что тут можно сказать? Наставник у меня молодец, нашёл самый действенный способ унизить до последней степени. Удивительно, что я не сгорел от стыда, пока шатался по коридорам в измазанной кровью и спермой рубашке. Теперь мне волей-неволей придётся запомнить ещё один урок: в этом месте нужно следить за своим языком. На самом деле, лучше бы вообще держать его за зубами, но такой роскоши я не собирался себе позволять.
Только выключив воду, я понял, что не взял себе ничего на смену. Однако, к той одежде, что валялась на полу около кабинки, мне даже прикасаться не хотелось, поэтому я просто обмотал полотенце вокруг бёдер.
В коридоре по пути к комнате мне попался какой-то парень.
- Привет! – жизнерадостно улыбнулся он, что показалось мне странным. Смеющиеся медовые глаза, ярко-медные волосы и воистину голливудский оскал в моём понимании совершено не вязались с этим мрачным коридором в частности, и со зданием и островом вообще. Не говоря уже о том, что в руках незнакомца оказалось довольно странного вида оружие, которое более всего напоминало копьё с одним лишь «но»: я никогда не встречал копья с шипованным древком. Что ещё более удивительно, рыжий держал его так, словно никаких шипов там и в помине не было. Ему же, в свою очередь показалось странным моё молчание, поэтому он укоризненно посмотрел на меня и сказал: - Эй, вообще-то я с тобой поздоровался.
- Да… привет, - рассеянно ответил я и постарался пройти мимо него в свою комнату.
- Ты новенький? – рыжий пристроился рядом и пошёл со мной, хотя его никто не просил работать провожатым. Честно говоря, больше всего меня смущало то, что он не вампир, а самый настоящий человек, а я даже понятия не имел, когда во мне снова проснётся голод. Поэтому больше всего сейчас хотелось закрыться у себя и избежать даже малейшего искушения. Рыжий понимающе посмотрел на меня: - Да ты не напрягайся, я же просто познакомиться хотел.
- С чего ты взял, что я напрягаюсь? – поинтересовался я, гадая, какого чёрта человек делает на этом острове. Насколько я понял из того, что услышал в вертолёте, это местечко предназначено для тех, кому нет места среди нормальных людей. То есть, для вампиров.
- Почувствовал, - он пожал плечами. – Я чувствую эмоции окружающих.
«Тогда понятно», - подумал я. Оказывается, что существуют не только вампиры, но и люди с паранормальными способностями. Кажется, от новой информации у меня только ещё сильнее разболелась голова.
- Новенький, - бросил я в ответ на его первый вопрос, останавливаясь перед дверью своей унылой кельи, и потянул на себя ручку.
- Ясненько, - улыбнулся рыжий и, как ни в чём не бывало, зашёл следом за мной. Можно подумать, я его приглашал! Однако выгонять его тоже почему-то не захотелось. Встретив вдруг некого «не новенького», я понял, как мало я на самом деле знаю о том месте, где нахожусь и, очевидно, пробуду ещё довольно долго. Парнишка, выглядевший моложе меня этак года на три, спокойно приткнул к стеночке своё странное оружие и забрался на кровать, скрестив ноги почти по-турецки. – И за что тебя сюда?
«Какой стандартный тюремный вопрос…» - я вздохнул.
- А это имеет значение?
- Да, в общем-то нет, - он чуть пожал плечами, после чего вытащил из заднего кармана джинсов конфету, развернул её и сунул за щеку. Вот уж не думал, что в этом месте даже конфеты выдают. Рыжий почувствовал моё удивление и усмехнулся: - Хочешь?
- Не люблю сладкое, - ответил я. – Слушай… а ты здесь давно?
- Третий год уже, а что? – парень расправил фантик и принялся аккуратно его складывать сначала в два раза, потом в четыре, восемь и так далее.
- Зачем нужны наставники? – выпалил я на одном дыхании так долго интересовавший меня вопрос. Рыжий фыркнул и посмотрел на меня, лукаво сощурившись.
- А ты надеялся на халяву казённые деньги проедать? – спросил он после секундной паузы. - Нет уж. Сначала тебя тут натаскают, а потом подыщут какую-нибудь работу. Может быть, даже где-то на воле. За хорошее поведение.
- Ха. Ну, это мне точно не светит, - проворчал я. Когда стало понятно, что скрывать от этого незваного гостя свои эмоции бесполезно, я почему-то почувствовал некоторое облегчение. Если таиться нет возможности, то можно даже не напрягать себя попытками. Тем более, раз уж передо мной такой же «арестант».
- Ну, тут уж кому как. Мне не шибко нравится получать лишний раз по шее, - он улыбнулся, гоняя конфету во рту языком. Наверное, забавно мы смотрелись рядом. Он – нечто рыжее и солнечное, я - совершенно противоположен всему яркому и позитивному.
- И чему тут учат? – спросил я.
- Много чему. Оружие, магия…
- Магия? – кажется, моя бровь невольно поползла куда-то вверх. Рыжий тихо засмеялся.
- Умиляете вы меня, новенькие… Попадаете вдруг неизвестно куда и…
Дверь открылась. Высокий светловолосый мужчина наградил моего гостя осуждающим взглядом. Рыжий неловко улыбнулся:
- Да-да, после отбоя только в своей комнате, - покивав то ли своим собственным словам, то ли своему наставнику, он поднялся и взял копьё, после чего обернулся ко мне: - Попадаете неизвестно куда, а ещё находите силы чему-то удивляться. Чудные, - после чего подмигнул мне зачем-то и скрылся за дверью.
Запись #13.
Наставник, казалось, решил на какое-то время забыть о моём существовании, во всяком случае, на следующее утро его не принесло ко мне с рассветом. Несмотря на то, что торчать в одиночестве в своей комнате удовольствие было не большое, я счёл, что это – меньшее из зол, и почти наслаждался тишиной и спокойствием. Как выяснилось, ни первое, ни второе в этом месте по определению не могут быть долговечными. В половине двенадцатого, как это показывали мои карманные часы, в комнату ввалился рыжий и без предупреждения швырнул в меня пакетом с кровью.
- Овсянка, сэр! – оповестил парень и усмехнулся с почти гордым видом.
- Благодетель хренов, - проворчал я недовольно, потому что едва успел перехватить «презент» в паре сантиметров от своего лица. Однако я прекрасно понимал, что рыжий весьма и весьма прав в том, что притащил мне поесть, уже по той простой причине, что это гарантировало безопасность ему лично хотя бы на несколько часов. Сытый вампир – спокойный вампир. Поэтому я оторвал зубами колпачок и принялся неторопливо потягивать алую жидкость. Голоден я был не слишком-то, но от добавки к завтраку мой организм решил не отказываться. Рыжий же привычно устроился у меня на кровати и потянулся к вспученному карману своих потёртых джинсов, в котором, как без труда догадался я, находились леденцы. – Вчера ты хотел со мной познакомиться. А сегодня тебя какого чёрта принесло? – поинтересовался я. Меня, конечно, вовсе не напрягало его общество, но я не мог понять, с чего в нём пробудился ко мне такой живой интерес.
- А чего ты тут вечно один торчишь? – парень пожал плечами. – Я решил, что тебе нужна компания. И даже не спорь!
Эта категоричность меня позабавила. На самом деле, выглядело всё так, словно компания нужна была ему, а я просто удачно подвернулся под руку. Он сунул конфету за щеку и бросил на меня укоризненный взгляд:
- Я что, сказал что-то смешное? – после чего насупился, как обиженный ребёнок, чем развеселил меня ещё сильнее. Занятно было то, что улыбался я только уголками губ, но рыжий, прекрасно ощущая моё настроение каким-то своим «встроенным радаром», досадливо схватил с кровати подушку и швырнул её в мою сторону. Я чудом умудрился увернуться от этого перьевого снаряда, он благополучно врезался в дверцу шкафа и рухнул на пол.
- А у тебя разве не должно быть сейчас занятий? – полюбопытствовал я, выбрасывая пустой пакетик из-под крови в ведро для бумаг.
- Сейчас нет, - мой гость улыбнулся и чуть пожал плечами. – Я только с тренировки, так что мне дозволен перерыв.
Я глубокомысленно и понимающе промычал что-то в ответ, отойдя к окну. Небо было пасмурным, море, прекрасное видное из окна, беспокойно перекатывало волны под бледным покровом тумана. Я поёжился. Надо же было угодить на этакий Альбион при моей патологической нелюбви к сырости. Однако волновал меня сейчас другой вопрос. Мой новый знакомый выглядел удивительно свежим, на мой взгляд, для человека, который только что тесно общался со своим наставником. Кроме того, судя по всему, этого парня взаправду чему-то учили. А вот я вместо каких-то самых банальных навыков в магии или боях получаю исключительно опыт в получении «волшебного пенделя».
Спиной я чувствовал внимательный взгляд медовых глаз, но рыжий молчал, понимая, что мне нужно некоторое время побыть в своих мыслях. Он вообще был на удивление понятливым малым. Наверное, тяжело быть таким, как он – каждый день ощущать тысячи совершенно чужих эмоций и не потерять при этом своих собственных. Кроме того, его эмпатия работала получше всякого детектора лжи, и можно не сомневаться, что истинное отношение от рыжего не скроешь никакой тактичностью и вежливостью. Я бы, наверное, рехнулся, окажись на его месте, а он так и сиял, как начищенный медный таз на солнце.
- Слушай, а тут есть библиотека? – вдруг спросил я, обернувшись. Нужно было чем-то занимать себя в свободное время, поэтому я и подумал о книгах. Раз уж наставник не может меня чему-то научить, то я постараюсь как-нибудь обойтись и без него. Хотя бы не придётся потом изображать свою признательность в том, что он показал мне нечто дельное.
Рыжий кивнул и поднялся с кровати.
- Пошли, я тебе покажу.
< Что-то мне не давало оставить его в покое. Я провёл много времени в Зоне. Новички, как правило, дичились. Нет, были такие, кто радовался вдруг открытым необычным способностям. Рвались изучать. Хотя через какое-то время энтузиазм у них притухал. Но большей частью они огрызались в адрес наставников, дирекции и прочих всяких «гадов» и «извергов». Кто-то пытался через забор перелезать. Наивные. Можно подумать, в месте, где учат магов, никто не догадается везде блоков понаставить. Кто-то просто в парк удирал. Думали, не найдут, ага.
А этот парень был просто ненормально тихим. Постоянно торчал в своей комнате, ни с кем не заговаривал. Да ещё умудрялся своего наставника выводить раз за разом. Большинству хватало одной встречи, чтобы прижимать уши. Каратель у нас был нервный, раздражительный, и ему, в общем-то, всегда было глубочайше до фени, кого и за что наказывать. Сказали – делает. Не сказали, но настроение плохое – всё равно делает.
Я просто не мог не познакомиться. А потом… он произвёл на меня особое такое впечатление. Есть люди, которым не хватает тепла, их надо греть и гладить по головке. А есть люди, которые отталкивают тепло, поэтому их надо просто распихивать. Локтями. А можно и попинать немножко. Любя. Кроме того, просто было интересно, умеет ли он смеяться вообще. Честно говоря, казалось, что у него в мозгу эта программа не заложена. >
Запись #14.
С момента моего знакомства с рыжим прошло две недели. Время летело куда незаметнее, чем казалось поначалу. Потихоньку я начал осваиваться на этом новом для меня месте. Пожалуй, я назвал бы его не тюрьмой, а скорее колонией общего режима. У нас было достаточно много свободного времени, и никто никого не ограничивал в возможности общаться. Разве что расписано тут всё было до мелочей: свободное время, посещение столовой и библиотеки, занятия, сдача одежды в чистку, ежемесячное пособие на заказ различных бытовых мелочей, вроде сигарет или новых носков (достаточно мизерное), количество писем и передач в год от родственников (не больше двух) и тому подобное.
Всё свободное время, исключая часы на общение с приятелем, я проводил в своей комнате или на скамейке в парке, вгрызаясь в гранит науки. Поначалу в библиотеке я схватился было за солидный чёрный с серебряной вязью том, но рыжий отобрал его и нашёл мне литературу попроще. И всё равно время от времени мне приходилось узнавать у него значение того или иного слова. Многие книги в библиотеке вообще были на неизвестных мне языках. Таким образом, в освоении магической науки я, в общем-то, не сдвинулся с мёртвой точки. По прочтённому материалу я представлял, как примерно делается то или иное, но применить свои познания на практике у меня совершенно не выходило.
Примерно то же самое было в общении с наставником. Как бы красочно и точно я ни представлял себе, как парировать его удары, увы, продолжал значительно отставать в скорости и ловкости, поэтому все наши встречи превращались, можно сказать, в «избиение младенца». Разве что после креста и спиц я несколько поумнел и теперь старался вообще игнорировать все замечания и вопросы учителя. Его моё рыбье молчание, конечно, злило не меньше, чем если бы общение пестрило язвительными выпадами, но теперь, по крайней мере, у меня не было возможности самостоятельно напроситься на очередное приключение.
А рыжий оказался славным малым. По сути, кроме него, я ни с кем и не общался. А он чувствовал, как я напрягаюсь при встрече с кем-то ещё, и поэтому не торопился расширять мои знакомства. Я же, поскольку всё время сидел, уткнувшись в книжку и пытаясь вникнуть в написанное, пресекал все попытки окружающих узнать меня самостоятельно. В конце концов, у народа просто отпало всякое желание отвлекать меня от чтения. С рыжим всё было гораздо проще. На него не нужно было рычать или повышать голос, ему не нужно было напоминать, что мне не нравятся те или иные объекты обсуждения. Он мгновенно чувствовал, как меняется моё настроение, когда разговор переходит с одной темы на другую, и если ему вдруг доводилось задавать мне неуместный или неприятный мне вопрос, одного взгляда было достаточно, чтобы приятель сказал: «Окей» и перевёл свои рассуждения куда-нибудь в другую степь. А раз не нужно напоминаний и лишних слов, соответственно, у меня и не было возможности чем-то его задеть или обидеть. Даже моя привычка называть его «рыжей сволочью» не вызывала у парня осуждения – уж кто-кто, а он прекрасно понимал, что это не со зла. Была у него и главная особенность, по поводу которой у меня даже сложилась примета: «Если утром ты просыпаешься под громкие вопли, значит, у рыжего хорошее настроение». И ладно бы, если бы его просто петь тянуло…
< Да-да. Никогда не забуду, как он вечно на мою непоседливость ворчал. Но иначе в этом месте выжить было просто нереально. Скупой, почти голый остров, большое мрачное здание, куча вечно загруженного персонала и недовольные всем миром арестанты. Волей-неволей попрёшь против общепринятого порядка. Он, наверное, думал, что это так просто – быть эмпатом и при этом ещё умудряться каким-то образом радоваться жизни. А приходилось. Потому что в таком депрессивном коллективе без этого проще было повеситься. А меня ещё мои ждали, приютские. Надо было жить. >
Запись #15.
В канун Рождества я, привычным образом зачитавшись, к девяти часам утра успешно задремал, лёжа головой прямо на раскрытой книге. Но тем, что меня разбудило, оказались вовсе не мои родные кошмары, из-за которых я и вовсе боялся ложиться. Моим утренним кошмаром оказался рыжий, который привычным образом ввалился в мою комнату, как к себе домой, на ходу распевая рождественские гимны. Надо заметить, что со слухом и голосом у парня дела обстояли довольно неплохо, но единственным желанием, которое проснулось вместе со мной, было огреть его чем-нибудь тяжёлым по голове.
Тем не менее, я не стал открывать глаза в надежде, что он решит оставить меня в покое и уйти тормошить кого-нибудь ещё, благо он недостатком знакомств совершенно не страдал. И каково же было моё возмущение, когда мне за шиворот запихнули ком чего-то ледяного и мокрого. Я подскочил на кровати и громко выругался, выгребая из-под футболки «красоты природы».
- Радуйся! Снег выпал! – в этот момент я очень чётко осознал, как сильно ненавижу тех людей, которые любят зиму.
- Я счастлив, - на моём лице отразился скепсис, хотя к выходкам приятеля, у которого почти каждый день настроение было хорошим и положительным, я волей-неволей уже привык. Чувствуя, что я не особенно злюсь, он самолично полез ко мне в шкаф, выкапывая из набросанной неровными кучками одежды что-нибудь тёплое. Иногда этот парень вёл себя просто как заботливая мамочка! Но что с него возьмёшь: рыжий был приютским и, стоило ему подрасти, как заботы о младших детях стали для него нормальным делом. И до того это вошло в привычку, что никаким матом избавить себя от его стараний у меня совершенно не выходило. В итоге в мою сторону полетели куртка и шарф, а парень объявил, что я сейчас пойду с ним на тренировку.
- Папаша разрешил, - приятель выглядел довольным. Меня забавляла его привычка называть наставника «папашей». Наверное, я ему завидовал, потому что сам хорошими взаимоотношениями с учителем похвастать не мог. – У тебя же нет сейчас занятий, я надеюсь?
- А чёрт его знает, - я пожал плечами и, откинув в сторону шарф, потому что никогда не любил закрывать шею, натянул на себя куртку. – Он никогда не назначает точного времени, но почему-то обязательно припирается не вовремя.
Снег сыпал крупными мокрыми хлопьями, погребая под собой пожухлую траву и прелые осенние листья. Я поёжился и повыше поднял воротник, чтобы снежинки не умудрялись залетать мне под одежду, всё-таки температура моего тела была несколько выше ноля градусов по Цельсию. Хотя, не стану скрывать, что стоя у парадного входа и щурясь от непривычной белизны, я находил зрелище действительно завораживающим.
Пока я наблюдал за танцем снежинок, рыжий сбежал по ступенькам к своему наставнику. «Папаша» улыбнулся и легко кивнул, сверившись с часами. Видимо, на вытаскивание меня из постели он выделил моему приятелю отдельное время. Парень подозвал меня движением руки, и я спустился к ним. Честно, мне было немного неловко. Одно дело, когда знакомят с другими «арестантами», и совсем другое, когда встречаешься с чужим наставником. Особенно с тем учётом, что по совместительству он был ещё и смотрителем, в связи с чем не раз после отбоя выгонял меня со двора или из библиотеки. Но мужчина улыбнулся и мне:
- Директор позволил нам сегодня позаниматься не на территории.
- Да, - подхватил рыжий, - и я решил, что тебе тоже не помешало бы проветриться. Заодно посмотришь хоть, чему тут учат.
- Мог бы и не перебивать, - с лёгким налётом осуждения произнёс «папа», отвешивая парню подзатыльник. Я улыбнулся, подумав, что отношения у них и впрямь почти семейные, после чего покорно последовал за ними к большим кованым воротам, которые открылись бесшумно и без всякой посторонней помощи.
За высоким бетонным забором была серая каменистая пустошь, простирающаяся до самой кромки воды и уже припорошенная снегом. Волны беспокойно бились о берег и скалы, словно морю совершенно не нравилось резкое похолодание, и в душе я был с ним солидарен. Резкие порывы северного ветра мгновенно сделали мои пальцы непослушными и совершенно бесчувственными. «Папаша» остановился спустя минут пятнадцать после того, как мы вышли с территории. За белой снежной завесой очертания забора терялись. Отличное место для тренировки, ничего не скажешь. Но рыжий был доволен, хотя оно и понятно, ведь тут достаточно редко выпускали наружу. Мне же ничего не оставалось, кроме как найти себе валун покрупнее и усесться на него в ожидании зрелища.
Мой приятель скинул с себя куртку и бодро потёр плечи. На тонкой молочно-бледной коже полыхал морозный румянец, а глаза блестели предвкушением тренировки. Мне даже показалось, что и меня коснулся его энтузиазм. Только мысль о том, что меня тренировать будет вампир, работающий тут карателем и обожающий использовать меня в качестве подопытного кролика на испытаниях разных приспособлений, мгновенно остудила мой пыл. Лишь через мгновение я вдруг понял, что рыжий совершенно не выглядит замёрзшим, хотя стоит передо мной только в джинсах и серой борцовке. Более того, снег вокруг него подтаял, превратившись в грязную лужицу. Приятель как-то говорил мне, что наиболее способен к магии воздуха, но я и не думал, что он может работать этаким нагревательным элементом для окружающей среды. Поза рыжего была совершенно расслабленной, как обычно, и понять, что он готовится к выпаду наставника, можно было только по одной занятной мелочи – у него во рту не было конфеты. В повседневности же заметить его без сладкого за щекой или в руках было практически нереально. Только иногда карамель заменялась сигаретой, но курил парень очень мало, поэтому в основном его табачные запасы расходовал я. Собственного пособия я ещё не получал ввиду того, что практически не учился – и никого не волновало, что это вовсе не моя «заслуга».
Как внимательно я ни смотрел на замерших друг напротив друга людей, а всё же не уследил момента, когда наставник рванулся вперёд. А дальше по моим ушам резанул звук, напоминающий грохот небольшого взрыва, и столп снега на какой-то момент скрыл обоих. Прошипованное копьё отлетело в сторону, и мне подумалось, что для человека, по собственным заверениям почти завершившего обучение, рыжий довольно неловок. Однако всё оказалось не так банально. Почему-то у меня из головы вылетело, что наставники – тоже не обычные люди, а, тем не менее, я наблюдал, как приятель замер на одном месте, словно его обездвижили. Но в тот же момент его оружие каким-то невероятным образом поднялось в воздух само по себе и резко метнулось наставнику в спину. «Папаша» увернулся, очевидно, потеряв при этом контроль над заклинанием, поскольку рыжий ловко поймал монолитную стальную рукоять, уклонившись при этом от удара ногой, предназначавшегося, очевидно, его голове.
Чем меньше понимаешь в магической науке, тем сложнее вникнуть в суть происходящего, особенно с тем учётом, что воздух, которым рыжий, очевидно, пользовался и в атаке, и в защите, для невооружённого взгляда совершенно невидим. Только года через полтора обучения я, наконец, смогу видеть и чувствовать подобные маневры по заряженности энергией, тогда же было совершенно неясно, от чего приходится уклоняться наставнику и каким образом на его коже появляются кровоточащие царапины. С приятелем было яснее, потому что «папаша» работал с магией воды.
Единственное, что я понимал чётко и основательно, так это то, что обоим стоит больших усилий выжить самим и не убить при этом оппонента, потому что и воды, и воздуха, от которых они черпали силы, здесь было предостаточно. У меня перед глазами мелькали то снежные вихри, то мощные волны, в дребезги разбивающиеся о воздушные щиты, то оружие приятеля (которое, к слову, весило не меньше четырнадцати килограмм, а в руках рыжего казалось практически пушинкой).
Я так засмотрелся на происходящее, что появление собственного наставника заметил только тогда, когда он положил ладонь на моё напряжённое плечо. Я дёрнулся от неожиданности, непроизвольно стряхнув его руку, и обернулся. Каратель выглядел недовольным, а в моей груди привычно зашевелился клубок холодных осклизлых змей, всегда возникающий именно тогда, когда мне грозило очередное наказание. Рыжий, похоже, тоже заметил появление совершенно лишнего тут субъекта, потому что я услышал громкое: «Ой!» Парня снесло снежной лавиной (небольшой, конечно, но ему хватило), и теперь он недовольно отряхивался, стоя по колено в импровизированном сугробе.
- Именно твоя привычка отвлекаться – единственное препятствие на пути к тому, чтобы стать мастером, - произнёс смотритель, после чего повернулся к моему наставнику: - Вы что-то хотели?
- Да, хотел, - каратель скрестил руки на груди. – Узнать, какого чёрта тут делает мой подопечный.
- Директор позволил ему посмотреть нашу тренировку, - невозмутимо отозвался «папаша».
- Директор ему позволил, - язвительно протянул наставник. – Ясно. И, тем не менее, я его забираю. Пусть посмотрит на собственную тренировку.
Я нахмурился. Во-первых, мне не хотелось уходить отсюда, а во-вторых, я уже мог себе представить, что в понимании учителя значит слово «тренировка». После этих слов он повернулся ко мне спиной и пошёл вперёд, отчего-то будучи уверенным, что я послушно последую за ним. Я поймал недоумённый взгляд рыжего и пожал плечами, даже и не думая подниматься с насиженного места. Отойдя на несколько шагов, каратель обернулся:
- В чём проблема?
- Если директор разрешил мне присутствовать, то я останусь здесь до конца занятия, - спокойно отозвался я, в ответ на что помимо взгляда у приятеля ещё и брови вздёрнулись вверх. Похоже, что перечить старшим в этом заведении не дозволялось, только волновало ли это меня? Да ни капельки. Удивился и наставник, с которым я в последнее время, как уже упоминалось, старался не разговаривать вообще.
- Меня не волнует мнение директора, малый, - с нажимом сообщил мне каратель. – По правилам Зоны только я могу решать, где тебе быть и когда. Что же касается нашего распрекрасного начальства, то ему следовало бы последить за самим собой. Поднимайся и…
- Вам не следует так пренебрежительно отзываться о нём, сэр, - я перебил, сам от себя такого не ожидая, потому что интонация наставника отозвалась во мне обжигающим чувством на грани между злобой и обидой. Я говорил гораздо тише него и на удивление вежливо, но почему-то собственные слова для меня прозвучали слишком чётко.
- Вы только посмотрите, кто решил поучить меня манерам, - с пренебрежением ответил мужчина, развернувшись ко мне всем корпусом и неторопливо приближаясь. – Я понимаю, почему ты так цепляешься за него. Вы же похожи, - мне пришлось задрать подбородок, чтобы видеть его лицо. Впрочем, ненадолго, потому что сильная рука вцепилась в ворот моей куртки, вздёргивая меня в вертикальное положение. Дальнейшие слова прозвучали почти шёпотом, чтобы даже отзвук их не долетел до стоящих в паре метров людей: - Два самодовольных, гордых и упрямых патлатых педика.
Запись #16.
Первое, что я почувствовал, когда очнулся, - это тянущая боль в груди и неимоверная слабость. Всё тело было словно налито свинцом, невозможно ни пошевелиться, ни открыть глаза. Во рту пересохло так, что распух язык. Моего чуткого обоняния коснулся тонкий запах медикаментов и антисептиков, значит, я в лазарете. Я не помнил, как оказался здесь. Звуки, казалось, достигали моего слуха через толщу воды: попискивал какой-то прибор, что-то позвякивало совсем рядом, шелестели голоса. Тонкая иголка пробила мою кожу, после чего гудение в ушах притихло, уступив место всему остальному.
- …ударить меня!
- Это не повод применять разрывные патроны, тем более серебряные. Его оперировали почти шесть часов.
- И ещё тридцать минут приводили в порядок моё лицо. Гадёнышу было мало просто поднять на меня руку, он ещё и кинетики добавил.
Я приоткрыл глаза. Ты стоял в паре шагов от моей кровати и разговаривал с карателем. Мой наставник выглядел возмущённым до глубины души, твоего лица я не видел. Мой взгляд остановился на тёмных волосах, струящихся по твоей спине до лопаток. Кажется, я начинал понимать, что же произошло. Тогда, за оградой Зоны, во мне сплелись воедино отвращение к наставнику и ненависть в отношении людей, считающих длинные волосы показателем гомосексуальной ориентации. Я мог промолчать, если бы оскорбление прозвучало в мой адрес, но оскорбление в твою сторону мгновенно вывело меня из себя. Похоже, что тогда я врезал наставнику по лицу. Едва ли я стал быстрее или проворнее, чем раньше, просто каратель не ожидал от меня такого выпада.
- Но согласитесь, едва ли он сделал это без причины, - ты понизил голос, потому что медбрат, сделавший мне укол, укоризненно на вас шикнул, чтобы не шумели.
- Во всяком случае, мне его причины неведомы, - категорично ответил каратель. А ведь я знал, что он нагло лжёт тебе. От этого по моей грудной клетке, смешиваясь с болью, снова прокатилась волна ярости. Прибор, стоящий у меня почти над самым ухом, возмущённо запищал. (Как я узнаю позже, раз у вампиров не бьётся сердце, то в качестве показателя используются датчики мозговой деятельности.) Я дёрнул рукой, желая отшвырнуть его куда-нибудь в сторону, как поступают с назойливым будильником, но в тот же миг почувствовал, что мои руки прикованы к койке. Очевидно, чтобы я не разбуянился, когда очнусь голодный, всё же маги-целители преимущественно люди. Медбрат, подскочивший ко мне мгновением позже, коснулся моего лба ладонью, обеспокоенно поцокал языком и вколол мне что-то ещё. Я снова отключился.
Не знаю, сколько ещё я провалялся без сознания. В реальность меня вернуло чувство сильного голода, от которого буквально подвело желудок. Я открыл глаза, перед взглядом замаячила медно-рыжая голова – так вот откуда так веет пищей. Оставалось лишь порадоваться, что меня благоразумно привязали к кровати. Подняв голову, приятель увидел, что я открыл глаза, после чего плюхнул мне на лоб ледяной компресс.
- Ну, ты даёшь, брат, - он укоризненно на меня посмотрел. – Каратель и без того вспыльчивый, как зараза, а тебе ещё и нарываться надо. Я думал, что живым тебя до лазарета не донесу.
Я улыбнулся уголками губ, потому что в очередной раз хотелось обозвать его «мамочкой», доброй такой, внимательной, но ворчливой не к месту и не ко времени.
- Чего он тебе такого сказал-то? – поинтересовался рыжий.
Чтобы ответить, мне пришлось набрать в лёгкие воздуха. Грудь снова резануло болью, и я закашлялся, чувствуя неприятный приторный вкус своей мёртвой крови во рту. В медовых глазах мелькнуло беспокойство, что заставило меня по возможности сдержаться и хрипло выдавить:
- Ничего особенного.
- Не хочешь рассказывать, да? – парень вздохнул. Вопрос явно был риторический, но в голосе слышалась надежда на то, что я передумаю держать причину своего поступка при себе. Но я лишь коротко кивнул, подтверждая своё стремление не делиться этой тайной, и приятель чуть покачал головой, поднимаясь с приставленного к моей койке табурета. Какой умный мальчик, он догадался принести мне поесть. У меня от жажды уже язык с трудом поворачивался. Немного неприятно было лишь то, что поить он меня решил с рук. То есть сам оторвал колпачок и поднёс пакет к моим губам, не став меня отвязывать. Но с точки зрения личной безопасности он, как всегда, был прав.
< В этом был он весь: никому ни одного лишнего слова. Даже мне, что является верхней точкой абсолютного беспредела. Я-то ему доверял. Хотя и так было ясно, что каратель его задел по самое «не балуйся». Терпение у моего друга было, можно сказать, адское. Даже я никогда не умудрялся у него вызывать ярких эмоций. А вот когда он врезал карателю, меня аж пробрало его злобой. У него есть такое чу-у-удное свойство: он когда злится, начинает даже воздух вибрировать. Честно, после такого мне было уже жутковато в его обществе. Первое время. Вот и кормил аккуратненько - от греха подальше. >
Запись #17.
Впервые на восстановление у меня ушло двое суток. Обычно после очередного наказания я возвращался в первозданный вид уже через пару часов после еды. Насколько я понимал, моя регенерация напрямую зависит от приёма крови. Но в этот раз осколки серебра из меня вынимали достаточно долго, и этот своеобразный яд успел разойтись по всему организму. У меня постоянно пересыхало во рту, словно после большой попойки, бросало то в жар, то в холод, раскалывалась голова – в общем, обычное состояние для сильной интоксикации. Рыжий прибегал ко мне каждый раз, когда удавалось выкроить свободное время. Было даже немного стыдно, что я отобрал всё его внимание у остальных, но и в то же время приятно понимать, что есть в этой Зоне человек, которому на меня просто по-дружески не наплевать.
Мне предписывали задержаться в лазарете ещё на какое-то время, чтобы окончательно прийти в себя, но я предпочёл вырваться оттуда так быстро, как только это возможно. Грудь моя всё ещё была туго забинтована, хотя и не было особенных опасений, что швы откроются и места разрезов снова начнут кровоточить, но неестественный для вампира жар прошёл. Кроме того, меня уже практически не трясло, и ноги не становились ватными при попытке встать. Я сменил больничные одежды на то, в чём сюда попал, и не важно, что на футболке красовалась дырка в том месте, где её прошила пуля, после чего неровным шагом направился прочь из пропахшего антисептиками помещения. Но на середине пути к комнате меня нагнал какой-то незнакомый парень и передал, что директор просит подойти в его кабинет.
Я удивился, но виду не подал, спокойно разворачиваясь и шагая обратно на первый этаж. Если быть совсем уж честным, то мне подумалось, что ты просто намерен устроить мне взбучку за то, что я осмелился ударить наставника. На душе неприятно скреблись кошки, когда я постучался в дверь кабинета.
- Заходи, - донёсся до меня твой спокойный голос. Я потянул дверную ручку и оказался в довольно просторном помещении среди высоких стеллажей с рядами личных дел в аккуратных папках. Напротив входа стоял широкий стол, как и шкафы, выполненный из чёрного дерева и покрытый лаком, почти пустой: стопка документов, пачка сигарет, пепельница и подставка для пишущих принадлежностей – вот и все предметы, что занимали блестящую плоскость. Ты сидел в кресле, расслабленно откинувшись на высокую спинку и привычно сжимая пальцами сигарету, взгляд светло-карих, почти жёлтых глаз был направлен прямо на меня, отчего нестерпимо хотелось поёжиться и вжать голову в плечи. – Подойди ближе, - сказал ты, и мне осталось только безропотно повиноваться. – Полагаю, ты догадываешься, из-за чего я тебя позвал?
- Из-за того, что я ударил наставника, сэр, - тихо отозвался я, неожиданно почувствовав себя виноватым перед тобой. Ты открыл для меня новую жизнь и новый мир, а я приношу одни неприятности и хлопоты.
- Именно, - ты сделал затяжку и кивком головы указал мне на кожаный диванчик у стены. – И мне хотелось бы знать причину, по которой ты это сделал.
- Ну, я… - я замялся, присаживаясь на краешек. Честно говоря, мне совершенно не хотелось, чтобы кто бы то ни было узнал о том, насколько напряженные у нас с наставником взаимоотношения, из моих уст. Это звучало бы так, словно я жалуюсь. И тем более я не желал цитировать его оскорбления. – Он сказал… кое-что, что мне было неприятно услышать, - уклончиво сообщил я, отведя взгляд в сторону.
- Смотритель сказал, что там было что-то о сходстве между нами, - флегматично отозвался ты. – Тебе это было неприятно?
- Да нет же, - я упрямо мотнул головой. – Просто он сравнивал не лучшие качества.
- Вот как, - ты улыбнулся уголками губ. Мне показалось, что в этой улыбке промелькнула лёгкая ирония. – И всё же мне хотелось бы, чтобы такого не повторялось. Не так уж и сложно починить сломанный нос и привести в порядок обожжённое лицо, а вот кинетики с таким потенциалом, как у тебя, встречаются не каждый день. Будет довольно неудобно, если ты умрёшь.
- Простите, сэр, - совсем уж тихо произнёс я.
- Мне твои извинения до одного места, - равнодушно сообщил ты, задавливая окурок в пепельнице. – Мне нужно твоё послушание.
- Во всём?
- Во всём.
Я замешкался. Сейчас меня разрывали гордость, которая не желала позволить мне прогибаться перед кем-либо, и чувство долга, обязывающее чтить мнение и пожелания сидящего передо мной мужчины. Ты молчал, позволяя мне самостоятельно обдумать твои слова и взвесить все «за» и «против». Наконец, я выдавил из себя, изучая взглядом пол:
- Что от меня требуется?
- Ты должен сдерживаться и не нарываться на конфликты с наставником, прислушиваться к советам и информации, которые он будет тебе давать, упорно тренироваться и соблюдать правила Зоны. Как видишь, я прошу не так уж много.
Так или иначе, либо я начну слушаться сам, либо меня заставят это делать – и я прекрасно это понимал. От этого места я не добьюсь даже лёгкой смерти. Но мою волю ещё не до конца ограничили, поэтому да, пусть у меня будет хозяин. Только выберу его я.
Уверенно и без капли сомнений я опустился перед тобой на одно колено и склонил голову так, что чёрные волосы соскользнули с плеч и спины, подметая концами пол и почти закрывая лицо. Старомодно и, пожалуй, не так красиво, как это смотрелось бы веке в шестнадцатом, но я всегда был поклонником старины. Это был единственный жест для меня, которым без слов можно показать одновременно и уважение, и покорность. Если я непременно должен подчиняться кому-то, то этой личностью будешь ты. Не только потому, что ты тут главный и тебе подчиняются абсолютно все, но и потому, что притащил меня сюда. Если я не хочу жить для себя – я отдам свою жизнь тебе.
- Слушаюсь… господин директор.
Запись #18.
После тех слов я поднял голову, гордо, спокойно, и посмотрел прямо тебе в лицо. Я помню лёгкий всплеск недоумения в светлых глазах и мгновенно появившуюся на губах усмешку. И в этом не было ничего удивительного, потому что до того дня даже я сам не мог представить, что склонюсь перед кем-то. Но я был уверен в собственных словах так же, как и в том, что серебро невыносимо жжётся. В битве гордости и чувства долга победил последний.
При следующей встрече моему поведению поразился и наставник. Не трудно представить, каково было его удивление, когда я заявил, что хочу как можно быстрее приступить к тренировкам. Он даже попытался поддеть меня на тему, что лёжка в лазарете немного вправила мне мозги, но я решил благоразумно проигнорировать его слова. Всё-таки я обещал не лезть на рожон, раз уж тебе так нужна моя потрёпанная шкура. Однако легче житься мне не стало. Не знаю, может быть, у наставника просто был такой стиль преподавания, а может быть, всему виной первые недели нашего общения, но обучал он по «закону жизни». Тому самому, который звучит как: «Хочешь жить – умей вертеться».
На объяснения каких-то основополагающих понятий он тратил не больше двадцати минут, после чего в прямом смысле вбивал в меня информацию, не стесняясь никаких методов, ровно до тех пор, пока я ещё мог стоять, после чего преспокойно удалялся. Его никогда не волновало, каким образом я буду добираться до лазарета, я в свою очередь, как обычно, совершенно не желал его заботы. Едва придя в себя при помощи крови и несложной работы врача, привычно сетующего на жестокость наставников, я шёл в свою комнату или в библиотеку, чтобы снова зарыться в чтение. Выучив со временем основную терминологию, я начал буквально проглатывать книги одну за другой и самостоятельно отшлифовывать те навыки, в которых партнёр для спарринга нужен не был. Иногда к этому процессу присоединялся рыжий, проникшийся моим рвением, и подсказывал, если у меня что-то упорно не хотело получаться.
К слову говоря, у меня ещё и появилось прозвище, а остальные арестанты раз и навсегда утратили желание заводить со мной дружбу. Встречая тебя в коридорах, я всегда с улыбкой склонял голову в подобии полупоклона, а паре личностей, осмелившихся при мне говорить про тебя гадости, в довольно грубой форме велел замолчать. Один благоразумно послушался, другой полез в драку, но в этот раз виноватым признали не меня. Тот парень просидел в карцере почти сутки. С тех пор стало привычным, проходя с книгой в руках по коридору, слышать презрительное шипение в спину: «директорская шавка». А я попросту делал вид, что даже ничего не заметил.
< А по мне, так все просто завидовали. Ректор редко на кого внимание обращал. А если и обращал, так большей частью этому никто не радовался. Он и приятеля моего потому заметил, что просто проездом был в Лондоне в тот день, когда его поймали. Это лишний раз доказывает, какими полезными бывают случайности. Подерись я с кем-нибудь прямо в коридоре, да ещё с выносом двери в одной из комнат, да ещё вышвырни этого кого-нибудь в окно – и куковать бы мне в карцере долго-долго… >
Запись #19.
Я сидел на подоконнике и пытался сосредоточить поток энергетики, чтобы получить в своей ладони ровный шар, когда рыжего принесло ко мне. Он влетел так, будто за ним оборотни с соседнего корпуса бежали. Вервольфы, как правило, были довольно буйными малыми, особенно в периоды полнолуний, поэтому проживали отдельно, и раз в месяц их на неделю вообще изолировали от остальных арестантов. Я, разумеется, мгновенно потерял концентрацию, и всплеск силы неприятно обжёг мне руку. Но приятель проигнорировал мой недовольный взгляд.
- Они назначили экзамен! Экзамен! – воскликнул он, и у меня создалось впечатление, что ему присудили если не смертную казнь, то, по меньшей мере, ссылку в Сибирь на рудники.
- И? – я посмотрел ему в лицо, на котором от бледности даже веснушки проступили, хотя обычно их было довольно сложно заметить.
- И?! – рыжий едва не возмущённо уставился на меня. – Если я сдам, то моё обучение закончится!
- И? – снова спросил я, совершенно не понимая, чего ему от меня-то надо в этом случае.
- Я не сдам! – рыжий, как обиженный ребёнок, у которого конфету отобрали, свёл брови и зажмурился на несколько секунд, после чего печально заскулил и плюхнулся на кровать. – Я же паршивая «двойка»!
Я закатил глаза и тяжко вздохнул, понимая, что сейчас придётся успокаивать этого «дитятку», хотя я прекрасно осознавал, что в чём-то он прав. Дело в том, что ученики в Зоне Бета-3 делились на две группы. «Единицами» называли начальный уровень, когда арестант в состоянии полноценно усвоить только одно направление обучения – либо магию, либо владение рукопашным боем и оружием. От преподавателей это не зависело, поскольку предрасположенность к тому или иному типу мастерства была заложена в самом арестанте. «Двойками» же являлись те, кто уже освоил своё основное направление и тренировал второе. Рыжий был магом от кончиков пальцев и до корней волос, к тому же его капризная воздушная стихия больше годилась для дальнего боя, а не для ближнего. А это в совокупности с его удивительно низким болевым порогом очень мешало полноценно развить физические возможности. Даже оружие он предпочитал применять в постоянной совокупности с магией – воздушный барьер, чтобы не царапаться о шипованую рукоять, воздушная «подушка», в существенной степени принимающая на себя вес копья, и тому подобное.
- Да не переживай ты так, - бросил я нарочито небрежным тоном. – Помнится, Папаша говорил, что твой единственный изъян – это невнимательность, а вовсе не неумение драться.
- Мало ли, что он говорил… - пробурчал парень себе под нос. – Я-то вижу, как оно есть на деле.
- Насколько я понимаю, наставниками берут тех, кто уже сдал экзамены. А значит, виднее как раз ему, а не тебе, - резонно заметил я. – А кто будет принимать этот экзамен?
- У нас не принимают. У нас судят. Ну… ставят в спарринг, а директор уже смотрит и оценивает, кто на что способен.
- Какой-то неправильный экзамен, - протянул я. - А если бойцы будут поддаваться друг другу?
- Их сразу дисквалифицируют, - рыжий пожал плечами, водя пальцем по моей подушке. – Во всяком случае, так было, когда я сдавал на «единицу». Правда, там-то легче определить, потому как магия, она… разных уровней бывает.
- Так или иначе, не дёргайся почём зря. Я в тебя верю, - я улыбнулся уголком губ, не найдясь, что сказать более содержательного. Никогда не умел работать утешителем. Приятель внимательно на меня посмотрел, но понял, что я не лгу, и немного поуспокоился.
- А ты не хочешь со мной потренироваться? - с надеждой спросил он. Я фыркнул:
- Перед экзаменом на «двойку» тебе только с «единицей»-магом и тренироваться.
Рыжий немного неловко улыбнулся, понимая, что сморозил глупость. Я задумчиво посмотрел в окно на плещущиеся у скал волны:
- Но если ты хочешь, то можно попробовать.
Запись #20.
Я чертыхнулся. На подготовку к экзамену рыжему и прочим «единицам» дали три месяца, и это была уже не первая наша совместная тренировка. Тем не менее, неоднократность не помешала мне в очередной раз увернуться от лезвия его копья и напрочь забыть о том, что оно окружено воздушным ореолом, не видимым для глаз, но прочным и острым, как алмазный резак. Я почувствовал, как с рассечённой скулы потекла кровь, но задумываться об этом было некогда. Копьё снова метнулось в мою сторону, мне пришлось поставить блок ребром меча.
Самым неприятным было то, что я до сих пор не мог подобрать себе оружие по руке. В прилегающих к тренировочным залам подсобках были навалены целые горы орудий, как минимум половины из которых я даже никогда не видел. И ни одно не было для меня удобным. Рыжий говорил, что для мага это в принципе нормально, но это не мешало ему нещадно гонять меня на тренировках. Правда, в отличие от моего наставника, он всегда знал, когда нужно остановиться и сделать передышку, чтобы не уматывать меня до состояния полуобморока.
Лезвие снова нацелилось мне в голову. Я отскочил в сторону и, не рассчитывая силы, одним ударом вбил его в пол. Только за счёт того, что я был вампиром, мне удавалось более-менее сравниваться с приятелем в скорости, в ловкости же я пока ещё иной раз ему уступал. Да уж, подобное совсем не вязалось с каноническим описанием моей расы. Рыжий выпустил копьё, и оно с приличным грохотом упало на каменные плиты. Я всё ещё сжимал эфес, тяжело дыша после получасового «боя».
- А ты быстро учишься, - парень взял с подоконника бутылку с водой и открутил крышку. – За две недели освоил то, с чем я полгода мучился.
- Ну, ты же человек, - я пожал плечами и зевнул.
- Балда, раса не влияет на обучаемость. Только на силы, - рыжий усмехнулся, оторвавшись от бутылки, которую я прожигал сейчас жадным взглядом. Проведя здесь без малого четыре месяца, я неимоверно соскучился по всему, что не было связано с кровью. Приятель хмыкнул, завинчивая крышку, и кинул мне бутылку. Я осуждающе покосился на него. – Пей, не помрёшь, - подбодрил он меня. Мой взгляд стал скептическим. – Только не говори, что ты думаешь, будто от воды тебе худо станет, - рыжий закатил глаза. Очевидно, многие так думали. – Сил тебе это не прибавит, конечно, но и никак не повредит.
Я сделал глоток. Ощущение было странное: постоянно питаясь кровью, я даже забыл, какова на вкус обычная питьевая вода. Словно это был не привычный каждому человеку напиток, а нечто необычное. Однако, никаких дурных ощущений это действительно не вызвало, только неприятный холодок в желудке. Я закрыл бутылку и бросил её обратно приятелю, который смотрел на меня едва ли не с гордостью. Я фыркнул. Не такой уж и подвиг объяснить, что я не отравлюсь.
- Так что там с моими неординарными способностями? – ехидно поинтересовался я и всё-таки расстался с мечом, аккуратно положив его рядом с оружием товарища.
- А то, что я не удивлюсь, если окажется, что ты универсум, - он пожал плечами.
- Кто, прости?
- Универсум, - нетерпеливо повторил рыжий. – Ну, в смысле… тебя можно учить сразу на «двойку», без перехода.
- Думаю, если бы это было так, наставник заметил бы первым, - я кисло улыбнулся, припоминая, что сегодня вечером мне как раз придётся снова лицезреть его арабскую рожу. – Но он меня учит на простого мага.
- Как знать, - неопределённо отозвался парень, задумчиво ероша копну огненно-рыжих волос. – Каратель вообще личность странная. С него станется обучать тебя стандартными методами, даже если у тебя есть способности одновременно и к магии, и к боям.
- И что, эти, как их… универсумы… редки в природе? – спросил я, вытаскивая из кармана сигареты и нетерпеливо закуривая. От того, что табак стало доставать труднее, потребность в никотине ничуть не уменьшилась, хотя нормальный человек уже успел бы бросить.
- Довольно-таки, - без особого энтузиазма отозвался приятель, щуря глаза от солнечного света, бьющего в окно. – Но, несмотря на одарённость, Гринписом не охраняются. В том плане, что каких-то особых достижений проще добиться в какой-то одной области, а не в обеих сразу, так что универсумы быстрее обучаются, но редко выделяются по силе из остальных «двоек». Кстати, директор тоже универсум, - рыжий почему-то очень хитро улыбнулся и внимательно на меня посмотрел.
- И что? – я непонимающе на него посмотрел, хотя и догадывался, что это лёгкий подкол в тему моей почти неприличной преданности высшему руководству.
- Ну, например, можно напроситься с ним на тренировку, - приятель чуть пожал плечами с самым невинным видом, в то время как у меня в груди что-то перевернулось. Я? На тренировку? С тобой? Чёрт подери, мне такая мысль ни за что в голову бы не пришла. В конце концов, у тебя и без того своих дел по горло, и вообще, ты директор, а не наставник… Но я был вынужден признать, что это было действительно заманчивой идеей.
- Не мели ерунды, - отрезал я, видя, что моё небольшое смятение его откровенно веселит. – И вообще, если ты уже потренировался, то лучше пошли отсюда.
- Что, опять в библиотеку?! – простонал рыжий, но покорно поплёлся за мной следом.
Запись #21.
- Слышал, ты тренируешься со своим закадычным дружком, - наставник криво усмехнулся, выражая этим всю глубину своего презрения ко мне, к рыжему и к тому, как бесполезно и бесцельно проводим время. В общем-то, никто и не ожидал его одобрения или снисхождения, так или иначе, у меня по графику было официально выделено свободное время, и распоряжаться я им мог только так, как хочу сам. Да даже, если бы от меня требовали каждый свой шаг согласовывать с кем-то, мнение карателя волновало бы меня в самую последнюю очередь. Согласно правилам, запрещены были драки и дуэли, а совместные тренировки дирекция даже поощряет. В конце концов, им же на руку, когда арестанты сами стремятся познать и выучить больше. Так что я ограничился сдержанным кивком в ответ и прислонился спиной к стене, ожидая свою порцию нравоучений. – Насколько я знаю, ему не магию весной сдавать, – я услышал тихое насмешливое фырканье. Но поскольку в тот момент я со скучающим видом изучал потолок, наблюдать лишний раз ухмылочку наставника мне не приходилось. – Какая ему в тебе польза?
Я молчал. Не потому, что мне не хотелось возражать или высказывать своё мнение. Мне просто было лень открыть рот и что-нибудь из себя выдавить. Я всё утро пробегал с рыжим и весь день проторчал в библиотеке. Сейчас мне уже ничего не хотелось. Мысли мои пребывали где-то в комнате, около интереснейшей книжки об универсальных бойцах.
- Хотя даже сдавай он на мага, ты из себя и простенького-то заклинания не выдавишь…
В мозгу шевельнулась идея, что он меня провоцирует. Я тихо вздохнул, достал сигареты и прикурил от огонька, мелькнувшего у меня между пальцев. Собственно говоря, показал самое «простенькое» из банальной любви лишний раз его позлить. Нарываться в вербальной форме я себя отучил, что совершенно не мешало мне действовать ему на нервы другими способами. Каратель резко развернулся в мою сторону, и я поморщился – сигарета за мгновение сгорела прямо у меня в пальцах, только пепел и остался.
- Сколько раз тебе говорить, чтобы не курил в моём присутствии? – рыкнул наставник. Я сонно провёл ладонью по лицу.
- Тогда, может быть, стоит уже приступить к тренировке? Я очень плохо сплю, сэр, и долгие беседы меня быстро утомляют, - по моим губам скользнула лёгкая улыбка. Изображать вежливость у меня получалось не слишком натурально, но в правилах Зоны нет ни слова об интонации, что позволяло мне периодически ехидничать. На каждой тренировке из меня делали отбивную независимо от того, хорошо я себя вёл или не очень. Наставник посмотрел на меня с усмешкой:
- Что ж, раз ты уже освоил концентрацию энергии, то можно приступить к чему-то более сложному. Сегодня будешь осваивать барьеры, - он принялся уже привычно расхаживать из стороны в сторону, вкратце излагая мне материал. – Вся сложность заключается в том, что силу надо не сжимать в одной точке для дальнейшего преобразования, а распределять в пространстве. Барьеры нужны не только для отражения заклинаний, но и в повседневной жизни. Здесь, конечно, редко выдаются солнечные дни, но даже для этой редкости полезно уметь блокировать ультрафиолет. Если не хочешь сгореть раньше времени. Структура барьера должна быть однородной, а не один край тоньше, другой – толще. И, разумеется, силу надо стабилизировать, если хочешь, чтобы барьер выдерживал нагрузки. Представил?
- Примерно, - я пожал плечами, хотя понятия не имел, как должен строить эти чёртовы барьеры. Не составляло труда додуматься, чем сейчас будет развлекать себя наставник.
- Отлично. Тогда ты встаёшь на расстоянии пятнадцати шагов, я буду посылать в тебя заклинания, чтобы ты пытался их отразить, - не замедлил он подтвердить мои догадки. Я послушно отстранился от такой удобной стенки и встал на указанной дистанции, примерно уже представляя себе, в каком виде мне придётся идти в свою комнату. Каратель же не будет мелочиться и посылать слабые спеллы, давая мне возможность адаптироваться и понять, как всё работает. Зачем? Я же пушечное мясо!
Запись #22.
Не решаемых проблем не существует. За идею о том, что я – универсум, я ухватился, можно сказать, зубами. Я тогда и понятия не имел, зачем мне всё это нужно, просто хотелось хоть в чём-то быть исключительным. Я хотел, чтобы меня заметили. Нет… не так. Я хотел, чтобы ТЫ меня заметил. Я чувствовал, что должен стать хотя бы немного значимым, оправдать твои ожидания. Ведь ты говорил, что у меня есть потенциал. Его просто необходимо было развивать по мере сил и возможностей. Кроме того, чем усерднее я тренировался, тем больше был шанс, что ночью я смогу вырубиться и хотя бы несколько часов проспать, даже не меняя положения. Без снов.
Я нашёл в библиотеке целую стопку книг об универсумах, желая знать абсолютно всё. Как развивать одновременно и магию, и боевые навыки, чтобы осваивать их в равной мере и эффективно. Как подбирать оружие. Как уравновешивать силы. И ещё много таких «как». Это было для меня важнее всего. Наконец-то, у меня появилась хоть какая-то цель. Просто выделиться, утереть нос наставнику, доказать, что можно достигнуть больших успехов во всём сразу. Я не думал о том, что будет, когда я добьюсь своей цели. Наверное, я подсознательно избегал подобных мыслей, потому что понятия не имел, что будет, когда исчезнет необходимость постоянно шлифовать навыки. Было вполне достаточно того, что на освоение своих способностей я потрачу не меньше, чем несколько лет. Пожалуй, за такое долгое время вполне можно придумать себе новые цели.
- Снова здесь?
Я вздрогнул и подскочил на стуле, резко оборачиваясь. Находиться в библиотеке в три часа ночи было против правил, и я это прекрасно знал. Однако некоторые особенно старые книги не разрешалось выносить из помещения, поэтому мне пришлось прокрасться сюда ночью, каким-то чудом не встретив в коридорах смотрителя или охрану. Подумав о том, что везение моё было недолгим, я прищурился, вглядываясь в темноту возле двери. Глаза, привыкшие к призрачному свету лилового огонька, дрожащего у меня в пальцах, не сразу адаптировались к полумраку библиотеки.
- Смотритель тобой недоволен, - ты неторопливо подошёл ближе и прислонился плечом к книжной полке, скрещивая руки на груди. Трепещущее пламя отразилось в твоих светлых глазах, придавая им неестественный, холодный блеск. Я потупился и отвёл взгляд в сторону. – Что ты тут делаешь после отбоя? – спокойно поинтересовался ты.
- Я читал, сэр… - ответил я неуверенно, не зная, ожидать мне наказания или ты просто прогонишь меня в комнату. – Мне не разрешили взять книгу с собой. А у меня всё равно бессонница, и я решил, что… Я же не делаю ничего такого, - понимать, что вот сейчас, в этот самый момент, я стою и оправдываюсь, как провинившийся школьник, было невероятно стыдно. Я прикусил язык, заставив себя замолкнуть, и искоса посмотрел на тебя. Ты тихо вздохнул и подошёл ко мне, скользнул пальцами по светильнику, зажигая его. Свет ударил мне по глазам, заставил мотнуть головой в сторону, часто моргая. По ночам я не зажигал здесь свеч, чтобы не выдавать своего присутствия. Ты придвинул книгу к пятачку света, скользя взглядом по странице с изображениями различного оружия и описанием технологий его изготовления. Рядом с книгой лежал мой блокнот с зарисовками и расчётами и через мгновение он оказался в твоих руках. Ты внимательно проглядел заметки, пролистал на несколько страниц назад, надолго задержал взгляд на эскизе оружия, которым мне хотелось бы обладать. А потом…
Ты улыбнулся – это меня удивило. Я-то думал, что за мой проступок обязательно последует наказание или хотя бы выговор, но ты совершенно не выглядел разочарованным или недовольным. Оторвавшись от моих записей и отложив блокнот обратно на стол, ты на секунду коснулся ладонью моего плеча и неторопливо направился к выходу из библиотеки.
- Сэр?.. – растерянно позвал я, не понимая, идти мне следом или я могу ещё немного побыть здесь.
- Если зайдёт смотритель, скажи, что я разрешил тебе остаться до утра, - спокойно отозвался ты и тихо прикрыл за собой дверь.
Запись #23.
Это прибавило мне сил и уверенности. Тебе прекрасно было известно, что наставник обучает меня на мага, но я не услышал никакой критики в отношении моих попыток подобрать себе оружие. Наверное, я забросил бы идею своей универсальности, окажись ты против. Но разрешение читать книгу об оружии хоть всю ночь для меня было словно молчаливым согласием, дозволением продолжать свои попытки получить сразу всё. И я действительно до рассвета перелистывал ветхие, пахнущие пылью страницы, высчитывал в блокноте соотношения, тезисно выписывал необходимые сведения.
Около девяти часов заспанный библиотекарь подошёл ко мне и велел погасить свет, про который я начисто забыл. Я посмотрел в окно и только сейчас понял, что действительно уже не нуждаюсь в дополнительном освещении. Утро выдалось удивительно ясным, бледное зимнее солнце пронизывало воздух косыми лучами, серебря зависшие в нём пылинки и заставляя нестерпимо блестеть тонкий слой снега на подоконнике. Я потёр глаза, начинавшие откровенным образом слипаться, и снова уткнулся в книгу. Но в голову почему-то шли не исторические сведения о глефах, а слова наставника о пользе барьеров в солнечную погоду. Я подпёр кулаком щёку, щуря глаза на залитый светом внутренний двор, и тихо вздохнул.
Дверь библиотеки тихо скрипнула.
- Вот ты где! – услышал я знакомый голос и обернулся. Рыжий подошёл ко мне, его щёки заливал морозный румянец, а глаза радостно блестели. Он скинул куртку, вешая её на спинку стула, и уселся рядом. – Я искал тебя в комнате, но не нашёл.
- Да я всю ночь тут сижу, - я чуть пожал плечами, после чего сделал ещё пару заметок в блокноте. Приятель с любопытством заглянул мне через плечо узнать, что я там пишу.
- Ммм… - многозначительно протянул он. – Значит, новости ты ещё не слышал?
- Новости? – я недоумённо посмотрел на него. В моём понимании, единственной новостью на территории Зоны могли быть только даты экзаменов, однако что-то уж подозрительно довольным выглядел мой товарищ.
- Ага, - он явно не спешил с подробностями, дожидаясь от меня более активной реакции. Я обречённо вздохнул и с деланным любопытством спросил:
- И что же у тебя за новости такие? – и поскольку он продолжал молчать и испытующе смотреть на меня, добавил: - Ну же, не тяни!
- У нас новый тьютор курса магов! – восторженно выдал рыжий, словно это бог весь, какое великое событие. Я скептически на него посмотрел, не понимая, что в этом такого особенного, тем более для него – он же практически закончил обучение. – Женщина! – приятель чуть не подпрыгнул на стуле и улыбнулся очень самодовольно при виде моего удивлённого лица.
- Женщина?! – недоумённо переспросил я. – Это же мужская тюрьма!
- Да-да. Мужская. Но она же не арестант, - с умным видом пояснил приятель.
Я загнул край нужной страницы и закрыл книгу, понимая, что продолжить чтение мне уже не светит. До меня упорно не доходило, что здесь может делать женщина. В конце концов, в Зоне, где арестанты годами не видят ни одной представительницы женского пола, это, мягко говоря, небезопасно для неё же самой. Мне, если честно, особенного дела не было до того, кто входит в состав персонала, однако, едва не скачущий от радости приятель теперь точно не даст сосредоточиться на работе.
- После завтрака всех сгоняют в Главный Зал, где её и представят, - парень подскочил-таки со своего стула и подхватил куртку. – Так что откладывай своё чтиво, у тебя на него будет ещё уйма времени. И пошли в столовую, я голодный, а тебе не помешает кофе.
С тихим вздохом я поднялся со своего места, поставил книгу обратно на полку и последовал за рыжим из библиотеки. С мыслью, что мой организм не против употребления обычных продуктов, я уже свыкся, так что действительно взял себе чашку кофе и сел за один столик с приятелем. Арестанты жужжали, как рой пчёл, предвкушая встречу с новым тьютором, даже не обращая на меня внимания к вящему моему удивлению. Обычно я старался не появляться в особо людных местах, дабы лишний раз не слышать едкие замечания в свой адрес. Однако сегодня я спокойно пил свой кофе, а приятель привычно налегал на еду так, словно его два месяца держали на хлебе и воде.
Завтрак прошёл довольно торопливо, всем не терпелось поскорее отправиться в Главный Зал и, наконец, узреть такое чудо, как женщина в мужской тюрьме. Краем уха я слышал, как кто-то уже заранее откалывает пошлые фразочки, и презрительно морщился. При всей своей беспутной юности, я научился испытывать к женщинам уважение, а не исключительно либидо.
По пути к Залу рыжий вслух гадал, как же выглядит эта загадочная персона. Я плёлся исключительно за компанию, понимая, что он не оставит меня в покое. Народу в помещении набилось столько, что стояли чуть ли не на головах. Я тяжко вздохнул, когда приятель схватил меня за рукав и потащил через толпу ближе к сцене, на которую, толкаясь, едва ли не лезли мужчины и мальчики, проходящие тут обучение. Преподавательский состав в Зале отсутствовал, видимо, их уже с тьютором познакомили, только ты с привычной лёгкой усмешкой на губах стоял на сцене чуть позади девушки, словно телохранитель.
Она была необычайно молода, я не дал бы ей больше семнадцати, что сильно мешало ассоциировать её с человеком, которому придётся подчиняться. Солнечный свет, проникающий в помещение сквозь высокие стрельчатые окна, путался в длинных светло-рыжих волосах и бросал блики на глаза почти неестественного синего цвета. Она не улыбалась, спокойно глядя на толпящихся перед сценой арестантов. Мне тогда…
< Следующую страницу он вырвал. Хотя я даже знаю, что было там написано. Пока мы были в зале, он глаз не сводил с куратора. Словно она снизошедшее с небес божество. Впервые видел у него такой взгляд, даже подшучивать не захотелось. Хотя я не сказал бы, что она была красива. Волосы, конечно, шикарные – очень солнечного цвета, волнистые и до самых ягодиц. Но глаза холодные, отталкивающие. Да и черты лица далеки от идеала. Не говоря о том, что фигура не слишком женственная. Плечи шире бёдер. А он ещё полдня ходил, как пришибленный мешком с песком по голове. И слушал меня совсем невнимательно, а, может, и не слушал вообще. >
Запись #24.
- Подойди к ней, - рыжий толкнул меня локтем в бок, покосившись на тьютора. Я отрицательно помотал головой, не поднимая взгляда от книги. – Ну, подойди. Что она, съест тебя, что ли?
- Я занят, - отрезал я, пытаясь сосредоточиться на тексте, хотя вот уже пятый раз читал одну и ту же строчку, совершенно не понимая её смысла.
Прошло два дня с того момента, как эта девушка впервые предстала перед нами в Главном Зале. Для меня ничего не изменилось, кроме того, что я злился на наставника и заново делал расчёты на листке бумаги. После объявления личности нового тьютора он забрал меня из Зала сразу же. Обычно я успевал заскочить перед тренировкой в комнату и оставить свои записи в тумбочке, поэтому каратель толком и не знал, чем я занимаюсь в библиотеке. Сам он сюда заглядывал только для того, чтобы приказать мне быть на занятии через пять-десять минут. Однако стоило ему увидеть торчащий из моего кармана блокнот, как он тут же потребовал его «посмотреть». Пробежался взглядом по эскизам и заметкам, после чего просто взял и сжёг всё со словами:
- Я же говорил тебе не заниматься этой ерундой.
Стоило больших усилий сжать зубы и сдержать в себе рвущиеся наружу слова. Всё-таки я обещал тебе не нарываться на конфликты. Теперь мне приходилось заново обрабатывать всю информацию. Впрочем, повторять пройденное всегда проще, чем что-то считать в самый первый раз. Так что я досадовал, но умудрялся держать себя в руках, упрямо выводя на бумаге свои каракули. Мешался только приятель, которому большую часть дня было категорически нечем заняться. Всё подбивал меня обратиться к тьютору и обсудить с ней личную программу тренировок.
- Это же её прямая обязанность, - недовольно сопел он, в очередной раз получив от меня довольно резкий отказ. Пожалуй, это был первый раз за всё наше общение, когда он чувствовал моё явное недовольство, но не сходил ни на шаг со своей позиции. У меня хватало ума понимать, что делает он это исключительно из лучших побуждений, и не огрызаться слишком уж откровенно, но с каждым разом моё терпение становилось всё более шатким. – Нет ничего дурного в том, чтобы советоваться со старшими, - снова завёл он свою шарманку.
- Слушай, тебе надо, ты и советуйся с ней! – полушёпотом возмутился я, отрываясь от книги. – Я как-нибудь сам разберусь со своими проблемами и со своим наставником. А ты мешаешь мне сосредоточиться.
Рыжий вздохнул и вытянул руки на столешнице, уложив на них голову. Я чувствовал его осуждающий взгляд, но только на несколько секунд закрыл глаза, заставляя себя успокоиться, и попытался снова обратить всё своё внимание на страницу с рекомендациями по выбору оружия. Это оказалось трудно, потому что девушка только что подошла к соседнему стеллажу, водя тонким аккуратным пальчиком по корешкам книг. Лишь когда она обернулась и посмотрела мне в глаза, я понял, что вот уже несколько секунд смотрю совсем не в свои зарисовки. Тьютор приветственно кивнула мне и снова принялась что-то искать среди учебной литературы. Я почувствовал, как к лицу прилила кровь, и отвернулся, встретившись взглядом с рыжим. Тот уткнулся лицом в столешницу и нагло хихикнул, чем вызвал во мне жгучее желание дать ему ветхим томом про оружие прямо по подставленной голове.
Но вместо этого я захлопнул книгу, сложил в несколько раз свой листок и спрятал его в карман джинсов. Потом поднялся со своего места, поставил книгу на полку и повернулся к недоумённо смотрящему на меня приятелю.
- Пошли тренироваться, - бросил я коротко и развернулся к выходу из библиотеки. За спиной послышался звук торопливо отодвигаемого стула, и парень догнал меня уже у самых дверей. Он ничего не спрашивал, и это было хорошо. Думаю, я бы всё равно не нашёлся, что ответить, потому что мне просто не хотелось находиться с куратором в одном помещении. Её присутствие совершенно сбивало мою концентрацию на чтении. Вместо изучения материала я только и делал, что украдкой бросал на неё взгляды, и меня это невыносимо раздражало.
- Слушай, я же даже оружие не захватил, - обескуражено сказал мне приятель, торопливо шагая следом за мной по полутёмному коридору в направлении тренировочных залов.
- Потренируешься в рукопашном, - ответил я, а ноги сами меня несли. Наверное, посмотри я на себя со стороны, так подумал бы, что убегаю от кого-то. – Или что-нибудь прихватишь из подсобки. Потренируешься с другим копьём и без магии, хуже не будет.
- Да что с тобой? – рыжий совсем растерялся и поник, но я промолчал. Если б я ещё сам знал, что со мной, было бы просто замечательно.
Резким движением рук я распахнул двери тренировочного зала, влетая внутрь и сразу проходя на середину. Приятель замялся на пороге, поглядывая на меня с какой-то опаской. Я нетерпеливым жестом подозвал его ближе. Парень вздохнул, тряхнул головой, очевидно, приводя в порядок мысли, закрыл двери и подошёл ко мне.
- Рукопашный? – уточнил он.
Я кивнул. В зале, в рабочей обстановке я сразу почувствовал какое-то умиротворение. Улыбнувшись уголками губ, я встал в стойку, дождался, пока рыжий морально подготовится к драке, и сразу же бросился в атаку. С оружием я пока что справлялся довольно слабо (по моим собственным меркам), а вот собственное тело не уставало меня приятно удивлять. Я стал гораздо более ловким и изворотливым, чем когда был человеком. Возросла скорость, улучшилась реакция. Полностью сосредоточившись на бое, я хотя и пропускал удары, но словно каким-то странным образом их предчувствовал, умудряясь минимизировать урон.
Магия не давала такого успокоения, как тренировка боя, основанного на «физике». Хотя, возможно, дело было просто в том, что магии тренировал меня каратель: попробуй-ка войти в раж, когда даже толком не дают сосредоточиться на создании заклятия или барьера. Я сплюнул кровь, в очередной раз от сильного удара с ноги оказываясь на полу, но усмехнулся и торопливо поднялся, тут же отбивая следующий удар. Сейчас можно было ни о чём не задумываться, мне было просто хорошо и даже весело. Рыжий ловко уклонился от моего кулака, направленного в лицо, пригнувшись и проскользнув буквально под рукой, после чего я почувствовал ощутимый удар локтем в спину. Резко развернувшись, едва успел перехватить его за запястье, как он схватил меня свободной рукой и швырнул через себя.
Не успел я подскочить и снова ринуться в бой, как двери зала опять распахнулись, и на пороге показался мой наставник. Утерев кровь с разбитой губы, я одарил его откровенно недовольным взглядом. Как мало надо, чтобы напрочь испортить мне настроение!
Он стремительно пересёк зал и, остановившись на расстоянии шага, влепил мне пощёчину. Моя голова непроизвольно мотнулась в сторону, я сжал зубы и заставил себя не реагировать – так и остался стоять, не поворачивая головы и уставившись в пол. Он молчал, тяжело дыша, что выдавало его настроение. Всегда, когда злился, наставник дышал так, словно пробежал только что кросс на пару километров.
- Кажется, я просил выбросить эту чушь с универсумами из головы, - наконец, выдавил он, когда молчание совсем уж затянулось. Рыжий стоял с самым несчастным видом, словно это он виноват в том, что мне приспичило подраться именно сейчас. Я с этой куратором совсем забыл, что каратель мне назначил тренировку после обеда. – Или ты предлагаешь мне её из тебя выбить? – прошипел мужчина, почти вплотную ко мне приближаясь. Я чувствовал, как всё моё тело словно превращается в сжатую пружину. – Соскучился по лазарету? Соскучился по тому, как слизывал свою жалкую жратву с моих сапог? Кажется, твой возлюбленный директор говорил, что нужно соблюдать правила. А в правилах очень чётко прописано, что наставников надо слушаться. Или мистер Начальство променял тебя на свою рыжую шлюху, и ты решил пойти ему наперекор?
А вот тут я уже попросту не выдержал, резко поднимая взгляд и хватая его за грудки.
- Запомни, дрянь, - прорычал я прямо ему в лицо, - что я вообще у тебя учусь только потому, что этого хочет директор. И если ты ещё хоть раз что-нибудь про него вякнешь при мне, я точно тебя когда-нибудь убью!
< Он ещё никогда не шокировал меня настолько сильно. Я мог понять непослушание. Я мог понять злость. Я вообще многое мог понять. Но он вдруг, ни с того, ни с сего, набросился на наставника! Парень, который всегда при нём сохранял самообладание. Пригрозив, он отшвырнул карателя, тот чудом сохранил равновесие. Я ещё не видел, чтобы от злости у карателя белели губы. Мужчина велел мне убраться. Я почти с радостью это сделал. Было очень страшно представить, в каком состоянии мой друг уйдёт из тренировочного.
Я ходил туда-сюда по коридору. Просто места себе не находил. По привычке искусал все губы аж до крови. И волосы взъерошил до состояния «я у мамы вместо швабры». Оставалось только надеяться, что он выберется живым. Через полчаса каратель вылетел из зала пулей. Едва не сбил меня с ног. Я, конечно, тут же метнулся внутрь. Друг лежал на полу, я перепугался. Но он дышал. Вампиры ведь тоже дышат, рефлекторно.
Он протянул мне руку. А я даже не сразу сообразил, зачем. Только потом помог ему подняться на ноги. А он привалился ко мне плечом – и засмеялся. Нервно, правда, совсем не искренне. И попросил отвести его в лазарет. >
Запись #25.
Я помню, что в лазарет меня привёл рыжий. Усадил на кровать и срывающимся голосом подозвал ко мне врача. Не знаю, наверное, я просто ужасно выглядел. Наставник вместо обещанной тренировки просто устроил мне очередную экзекуцию, от души и со вкусом. Доктор долго меня осматривал, молча качая головой и озабоченно хмурясь. Я не понимал, в чём дело, потому что были в моём процессе обучения ситуации и похуже простого избиения. Потом в меня почти насильно влили пакет крови, хотя я был, как ни удивительно, совершенно не голоден. Врач велел приятелю помочь мне переодеться в больничную одежду, не обращая внимания на моё вялое сопротивление. Мне совершенно не хотелось снова отлёживаться здесь, но рыжий меня даже не слушал, просовывая мои руки в рукава стерильной белой рубашки. Потом снова подошёл врач, вдвоём они уложили меня на кровать, и мне сделали какой-то укол.
Проснулся я только следующим утром. Наверное, всё дело в лекарстве, но глаза никак не хотели открываться. Что уже рассвело, я понял только по солнечному свету, падающему мне на веки. Через силу я перевернулся на бок, чувствуя, что что-то впивается мне в руку. Но избавляться от мешающего предмета не было сил. Во всём теле – дичайшая слабость, аппетит отсутствовал полностью. Я тяжело вздохнул, кутаясь в одеяло, и снова провалился в сон. Не знаю, сколько я так провалялся. За окном уже опускались сумерки, когда я всё-таки смог приоткрыть глаза. Кровать стояла прямо напротив окна, над кромкой парковых деревьев вдалеке ещё виднелась светлая полоска неба. Подошёл медбрат, коснулся зачем-то моего лба ладонью, хотя моя температура по определению не могла быть выше комнатной.
Только сейчас я разглядел, что к моей руке протянута капельница. Я моргнул и чуть повернул голову, посмотрел на направляющегося ко мне врача. Тот аккуратно взял моё лицо в ладони, внимательно осмотрел, проверил непонятно зачем реакцию зрачка на свет, чем заставил меня недовольно поморщиться. Потом направился к шкафчику, вынимая оттуда несколько ампул и пару шприцов.
- Что происходит? – выдавил я через силу. Язык ворочался с трудом, голос был сиплым, в ушах стоял лёгкий звон. Доктор отколол верх ампулы и набрал прозрачную жидкость в шприц.
- Ничего-ничего, - проворковал он, словно я был маленьким ребёнком, которого нужно успокоить перед прививкой. Я не стал переспрашивать, мысли в моей голове ползли не быстрее улиток. Он подошёл, сделал мне один укол, затем второй, растёр места проколов проспиртованной ваткой и удалился, выключив свет в лазарете.
Я ворочался на постели, то погружаясь в полудрёму, не приносящую ни облегчения, ни бодрости, то снова просыпаясь. За окном было уже совсем темно, когда я услышал тихие шаги и шорох одежды. Кто-то присел на край моей кровати, но не пытался меня ощупывать или что-то снова вкалывать. Я чуть повернул голову, силясь во мраке разглядеть своего нежданного посетителя, и услышал в ответ:
- Тссс. Хорошо, что ты проснулся, - гость говорил шёпотом, но после нескольких слов я всё-таки узнал голос. Это был рыжий. Странно, что он не находился после отбоя у себя в комнате, мой приятель очень редко отказывал себе в возможности поспать. – Вообще-то мне нельзя тут быть…
- Я знаю, - сонно прошептал я, снова прикрывая глаза и поудобнее устраивая голову на подушке. – Отбой.
- Нет, не поэтому, - он запнулся, словно не хотел ничего говорить. Какое-то время он молчал, а потом тихо сказал: - Прости…
- М? – промычал я, не понимая, за что это он передо мной извиняется.
- Из-за моих тренировок тебе досталось, - виновато произнёс приятель.
- Ерунда, - я улыбнулся уголками губ. Вечно он винил себя во всём, что происходило с окружающими. Не занимайся я с ним, наставник нашёл бы какой-нибудь другой повод придраться, и рано или поздно всё закончилось бы той же самой лёжкой на больничной койке.
- Каратель, он… пришёл к папаше… - рыжий делал паузы, словно ему было тяжело это говорить. – В общем, он поговорил с ним… Сказал, что не хочет, чтобы мы с тобой вообще общались. Что я плохо на тебя влияю. И… самое дурацкое, что он имеет право запретить. Потому что наставник.
Я тихо вздохнул.
- И?
- Придётся послушаться, - совсем уж тихо сказал приятель. – Я просто пришёл тебе это сказать. Ты спи. Врач говорит, что у тебя сильное переутомление. Я же знаю, что ты не спишь по ночам. Так что я пошёл. Ты не переживай. Я найду, с кем потренироваться. И мы… ну… иногда общаться всё равно сможем, наверное, - он поднялся с кровати, собираясь уходить.
- Рыжий, - позвал я.
- Что?
- Всё наладится. Я справлюсь.
- Угу…
Запись #26
Таким образом, меня лишили единственного человека, с которым можно было пообщаться и просто приятно провести время. Разумеется, любви к наставнику у меня от этого не прибавилось. Я только ещё сильнее углубился в книги, пропадая в библиотеке практически круглосуточно. Я отлучался только на тренировки, хотя мне ещё предписали регулярно появляться в лазарете на осмотры. Врачи были очень недовольны тем, что я старательно уклоняюсь от их внимания. Единственной возможностью меня поймать было дождаться, пока я приду за очередной порцией жизненно необходимого мне пойла.
Я не испытывал ни малейшего удовольствия от их постоянных попыток вколоть мне седативное и оставить отсыпаться. В конце концов, я считал себя вполне способным самостоятельно следить за своим состоянием здоровья. Безусловно, после того, как меня почти неделю продержали под капельницей, я почувствовал себя гораздо свежее и бодрее, но это для меня вовсе не было поводом постоянно находиться под наблюдением врачей. Ограничивался тем, что по их настоянию стал пить больше крови и меньше кофе.
Без «физических» тренировок стало очень трудно. Пока у меня насильно не отобрали рыжего, бои были отличной возможностью развеяться и отдохнуть морально. Теперь же напряжение сбрасывать было негде и не с кем. Иногда мы с приятелем случайно пересекались в пустых коридорах, где можно было переброситься несколькими фразами, но стоило откуда-то послышаться чужим шагам или звуку открываемой двери, как приходилось прерывать разговор и делать вид, словно мы просто прошли друг мимо друга.
А наставник стал ещё невыносимее, чем раньше. Его очень задели мои слова, что по факту я слушаюсь не его, а директора, и начинало казаться, что тренировки для него – просто способ отыграться. Кроме того, он постоянно повторял, что я совершенно не продвигаюсь в своих умениях. А как можно было чего-то добиться при его антипедагогическом подходе? Я не успевал выставить барьер, как в меня уже летело заклинание. А за первым – сразу же второе, ни сориентироваться, ни сконцентрировать свою силу попросту не было времени.
Но самым обидным было то, что из моей головы никак не шли его слова. «Ты думаешь, что ему нужны такие, как ты? Личности, у которых есть своё мнение? Чёрта с два. Ему просто нравится, что ты его слушаешься, как воспитанная собачонка». Он сказал это тогда, перед тем, как запретить мне общаться с рыжим. Перед тем, как пулей умчаться из тренировочного зала. И эти слова вертелись в моей голове, как заезженная пластинка. Я не испытывал и малейшего желания верить наставнику, но ведь ты и сам сказал, что тебе нужно лишь моё послушание. Только тогда я совсем иначе смотрел на ситуацию.
Сидел ли я за книгой или шатался по коридорам и территории, гулял я по парку или заворачивался в одеяло в попытке заснуть – я постоянно думал над этим. Было чертовски неприятно осознавать, что каратель мог действительно сказать мне ту правду, которую не в силах был заметить я сам. Однако он мог и солгать или просто бросить это сгоряча, чтобы я стал послушнее. В любом случае я понимал одно – вне зависимости от твоих стремлений, я всё равно никого не уважал сильнее и просто не хотел подчиняться кому-то другому.
Запись #27.
- Хватит считать ворон! – прикрикнул наставник, когда я в очередной раз не успел среагировать на его атаку. Я потёр обожжённое плечо и попытался снова сконцентрироваться на барьерах, а не на мигрени, как обычно разыгравшейся в преддверии грозы.
Незаметно для меня, постоянно торчащего в библиотеке среди книжных полок, февраль перевалил за середину. Снежная, относительно ясная погода опять сменилась проливными дождями, не прекращающимися ни днём, ни ночью. Серую громаду замка снова заволокло клубами сизого тумана, библиотеку перестали проветривать каждое утро, чтобы уличная сырость не проникала в помещение и не портила книги. Я окончательно перестал выходить из здания, хотя и довольно странно для англичанина не переваривать повышенную влажность.
Когда исчезла возможность тренироваться с рыжим, я заставил себя временно забросить мысли об оружии и вплотную взяться за магию. Пораскинув мозгами, я решил, что чем быстрее я выучусь на «единицу», тем быстрее смогу приступить к освоению боевых навыков. Хотел потренировать барьеры от ультрафиолета, но тут весьма не вовремя разыгралась непогода, и пришлось отложить попытки до другого раза.
И снова не успел я сориентироваться, как в меня уже летел очередной огненный шар. Все видимые магические атаки и барьеры по цвету соответствуют ауре мага, и ядовито-зелёные сполохи от заклятий наставника неприятно резали по глазам. Вместо того чтобы попытаться выставить барьер, я просто уклонился от летящего в меня комка энергии. Секундой позже почувствовал рывок, не удержал равновесия и, неудачно рухнув на выщербленный каменный пол, ободрал до крови руку. Толстый зелёный энергетический жгут обвивался вокруг моей лодыжки – так вот что меня дёрнуло!
- Не уклоняйся, а отбивай, - в сотый раз повторил наставник. Однако отпрыгивать в сторону у меня получалось куда лучше, чем пытаться строить барьеры, чем я благоразумно пользовался. – Ты ничему не учишься.
- Я не умею ставить блоки со скоростью света, - огрызнулся я, пытаясь подняться на ноги, но наставник в очередной раз дёрнул за жгут, заставив меня закатить глаза и ждать, пока он выговорится. Однако в этот момент в зал вошло отвлекающее обстоятельство в виде рыжеволосой девушки-тьютора. Она внимательно посмотрела на наставника, на меня, с вымученным вздохом покачала головой и что-то пометила в тонкой тетрадке, которую держала в руках. Щелчок пальцев – и наставник отдёрнул руку, словно обжёгся, а жгут растаял в воздухе.
- Вы слишком требовательны, - спокойно протянула она, глядя карателю в глаза. Притом, что она выглядела моложе моего наставничка этак раза в два, тон школьной учительницы в её исполнении звучал немного забавно.
- Какого чёрта? – рыкнул он. Лёгкое движение руки – и мужчину отбросило на два метра, ровно до ближайшей стены, а тьютор даже не посмотрела в его сторону.
- Если Вы хотели обратиться ко мне, это следовало сделать более вежливо, - прохладным тоном сообщила девушка. – Не забывайте о субординации. Юноша, - она подняла взгляд от своих записей и посмотрела на меня в упор, - Вы так и будете лежать на полу? – тонкая бровь вопросительно вздёрнулась вверх. В этот момент я понял, что действительно до сих пор ощущаю под собой холодный камень, и торопливо поднялся на ноги, в очередной раз проклиная рассеянность, которую на меня наводила эта леди. Она почему-то улыбнулась, после чего отложила в сторонку тетрадь. Да, именно отложила, лёгким, небрежным движением, и тетрадка послушно повисла в воздухе горизонтально, как на столешнице. – Вы умеете ставить блоки не со скоростью света? – лукаво поинтересовалась она, сделав особый акцент на слове «не». Я кивнул. – Попробуйте.
Я закрыл глаза, пытаясь прочувствовать потоки своей силы. По сути, они чем-то похожи на кровообращение, точно так же курсируют по всему организму, у энергии есть даже свой особенный пульс. Я вытянул руки перед собой, сжимая небольшой энергетический шар между ладоней, а потом медленно развёл их в стороны, «разворачивая» из центра широкий плоский щит. Лишь после этого открыл глаза. Сквозь тонкую фиолетовую плёнку я видел, как куратор махнула рукой, словно отгоняла муху. Что-то ударило по барьеру, но я даже не понял, что это было. Концентрацию от неожиданности я на мгновение потерял, отчего по щиту поползла трещина, я недовольно поморщился и провёл по ней пальцем, «склеивая» пролом тонкой энергетической нитью. Девушка усмехнулась, поднимая вверх указательный палец. Сощурившись, я увидел на его кончике крошечный почти прозрачный шарик, чем-то похожий на наглядное изображение планетарного строения атома. Щелчком пальцев она отправила его в мой барьер. «Атом» рванул с силой, невероятной для такой малютки, и часть щита просто рассыпалась.
- А Вы говорите, ничему не учится, - девушка повернулась к своей тетради и что-то в неё записала. Только спустя секунду я понял, что у неё в руке нет ручки, а строки появляются лишь по мановению тонких пальцев. – Весьма похвально для его уровня. Можете убрать барьер, юноша. Что ещё Вы успели освоить?
- Я… ну… только самые базовые спелы, - я замялся, надеясь, что она не заставит меня демонстрировать умения. Знал я ещё маловато, и похвастаться было абсолютно нечем. Показывать то, что может почти каждый, у меня не было ни желания, ни настроения. Словно прочитав мои мысли, девушка улыбнулась и взяла свою тетрадку.
- Что ж, азы – это уже неплохо, - с лёгкой улыбкой произнесла она. – Не смею больше вас отвлекать, - она кивнула мне, наставнику и вышла из зала. Каратель, так и стоявший у стены, коснулся ладонью выбитого плеча и тихо выругался.
Запись #28.
Тренировка, разумеется, была сорвана. Наставник внимательно посмотрел на меня и поинтересовался, умею ли я вправлять кости. Я криво усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:
- Вы уверены, что хотите мне это доверить?
Он снова выругался, разумеется, понимая, что вправить-то мне не сложно, а вот насколько аккуратно я это сделаю – не трудно догадаться. Вследствие чего наставник велел мне «валить» из зала, а сам направился в лазарет.
Впервые с тренировки я вышел в относительно приемлемом состоянии, что меня несказанно радовало. Проходя мимо соседнего зала, я почувствовал всплески знакомой энергии. Приоткрыв дверь, я заглянул внутрь и так и замер на пороге, не в силах двинуться с места. Увиденное заворожило меня настолько, что я, кажется, даже забыл дышать.
«Папаша» метался по залу, уворачиваясь от пыльных смерчей высотой до самого потолка. Сильный ветер растрепал мне волосы, я торопливо собрал их пальцами и скрутил в жгут, чтобы не лезли в глаза и не мешали смотреть. Мой приятель стоял в центре зала, и потоки ледяного воздуха словно даже не касались его. Привычно медовый цвет его глаз изменился на светло-серебряный, почти незаметные радужки терялись за расширенными зрачками. Рыжий излучал такое количество энергии, что меня прошиб пот. Тыльной стороной ладони я небрежно отирал капли, стекающие со лба. Я никогда и представить себе не мог, что этот вечно весёлый и дурашливый парень может быть настолько силён. Неужели и я стану таким?
Прямо на моих глазах по стенам зазмеились кроваво-красные узоры – от руки смотрителя, прижатой к шероховатой поверхности. Они сворачивались в концентрические круги огромных печатей, в центрах которых одни за одним открывались Врата. Я читал о призыве в книгах, но никогда не видел ничего подобного в жизни. Это было невероятно. Из зияющих чернотой дыр на рыжего бросились твари, не оставляющие сомнений в своём демоническом происхождении. Многорукие, многоглазые монстры, в чешуе и густой слизи, шипя и плюясь ядом, рванулись к приятелю. Но я даже не успел испугаться за его жизнь, как пыльные вихри слились воедино и взвились вокруг рыжего. Раздался отвратительный, пробирающий до самых костей хлюпающий звук, от которого по всему моему телу прокатилась мелкая дрожь. Не прошло и нескольких секунд, как пол, потолок, стены и я с головы до ног оказались забрызганы густой чёрно-синей демонической кровью и мелкими, отдающими гнилью и разложением ошмётками мяса. У меня к горлу подкатила тошнота.
Воспользовавшись моментом, учитель выставил вокруг себя мощный багровый барьер, прорываясь через ветряное заграждение к приятелю. Я сощурился, силясь разглядеть сквозь мечущиеся в воздухе куски плоти и клубы пыли, как он оказывается с Рыжим лицом к лицу, заносит руку, чтобы нанести удар. Давясь комом, вставшим поперёк горла, я будто завороженный смотрел, как приятель, не моргнув и глазом, отражает физическую атаку своим ярко-голубым силовым барьером, хватает своего наставника и мощным рывком швыряет себе через спину. Разворачивается настолько резко, что лезвие копья со свистом рассекает воздух, прежде чем упереться остриём смотрителю прямо в кадык. Мужчина поднял руки, показывая, что сдаётся.
Воздух прекратил своё вращение, пыль улеглась на залитый кровью пол, и в наступившей тишине, нарушаемой только громким звоном у меня в ушах, я услышал:
- Ты готов.
- Правда? – рыжий тяжело дышал, но выглядел действительно счастливым.
- Правда, - улыбнулся наставник, аккуратно отодвинул в сторону лезвие копья и поднялся на ноги, переводя дух. Рыжий отбросил оружие и победно вскинул руки.
Идиллию ученика и учителя бессовестно нарушил я, поскольку в этот момент меня всё-таки стошнило. Я закашлялся, чувствуя во рту горький привкус желчи, и вытер ладонью губы.
- Идиот, ты что тут делаешь?! – воскликнул приятель, подбегая ко мне и хватая меня под руку, поскольку у меня начали подгибаться колени.
- Ты… офигеть… - в шоке выдавил я из себя, позволив себе слегка на него облокотиться, чтобы не сползти на пол. – Я… просто посмотреть… хотел… заглянул…
- Не так уж я и «офигеть», - проворчал парень, хотя по глазам я видел, что он польщён. – Молодец, хоть додумался в дверях остаться! – свободной рукой он отвесил мне лёгкий подзатыльник, а я представил себе, как то, что от меня осталось бы, войди я в зал, хоронят в спичечном коробке, и выдавил кривенькую улыбочку.
- Больше так не делай, - строго произнёс смотритель, небрежно рисуя пальцем на полу какую-то закорючку. Словно лёгкая бледно-алая волна прокатилась по полу и стенам, и следы побоища исчезли – тренировочный зал был девственно чист, будто тут только что не перемололи в мелкий фарш полдюжины демонов. Только я один остался по-прежнему весь в ошмётках и брызгах. – У тебя ещё организм не приспособлен справляться с такими потоками чистой силы, - он оглядел меня с ног до головы. – Живой?
- Относительно, - я кисло улыбнулся, понимая, что при всём желании сейчас не смогу выглядеть бодрым и здоровым.
- Папаш, я могу быть свободен? – поинтересовался рыжий и наставник коротко кивнул. – Пошли, обалдуй, - он фыркнул и покрепче сжал мою руку, «буксируя» из тренировочного зала, - тебе сейчас просто необходимо в душ. Так что нам всё равно по пути.
- Не попадитесь карателю на глаза, - вдогонку бросил «папаша».
- Ничего, - слабо отозвался я. – Не попадёмся.
Запись #29.
Прислонившись к холодной кафельной стенке душевой, я, наконец, позволил себе сползти на пол и закрыть глаза. Казалось, что я весь пропитан чужеродной энергией, которой мой организм яростно сопротивляется. Рыжий толкнул меня в плечо и протянул пачку сигарет и зажигалку:
- Держи. Особо не поможет, но хоть тошнить перестанет.
Я закурил, судорожно набирая в лёгкие терпкий дым. Наверное, нелегко сейчас приятелю было рядом со мной находиться и чувствовать всё то же, что чувствую я, хотя и не так ярко и отчётливо. В помещениях, предназначенных для общего пользования, курение не разрешалось, но сейчас нас обоих это не сильно беспокоило. Приятель взволнованно смотрел на меня, словно ожидал, что я с минуты на минуту хлопнусь в обморок, и признаюсь честно, что я был к этому близок. Но тошнота действительно отпускала с каждой нервной затяжкой, так что я поднял взгляд на приятеля и улыбнулся настолько ободряюще, насколько смог:
- Успокойся уже. Я не умираю.
В голове мелькнула неприятная мысль, что я уже полгода как умер и терять всё равно нечего. Я недовольно отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, и впихнул окурок в отверстие в полу, предназначенное для слива воды. Лишь после этого приятель повернул ручку смесителя, и холодные брызги оросили моё лицо.
- А почему ты не был на своей тренировке? – вдруг поинтересовался парень, подставляя лицо под струи льющейся из душа воды. Я тихо вздохнул, пока не предпринимая попыток подняться с пола, и вкратце рассказал ему, что случилось со мной и наставником. Рыжий недоумённо воззрился на меня, откидывая мокрые волосы со лба. – Щелчком пальцев? Без заклинаний и рун?
Я кивнул. Он задумчиво почесал скулу и потянулся за куском мыла:
- Конечно, я так и предполагал, что слабого мага, тем более женщину, нам в кураторы никто не поставит, но щелчком пальцев отшвырнуть в стену карателя – это она круто даёт…
- А ты так не можешь? – спросил я удивлённо, подумав, что он тоже не произносил слов и не чертил знаков во время тренировки. После увиденного в тренировочном зале я не мог понять, чем его так поразили умения нашего тьютора. Рыжий замялся.
- Раньше мог… когда плохо управлял даром. Заклинания и руны – это ведь не источник энергии, а средство управления ей и выведения её в желаемое русло. Но тогда выброс был непроизвольным, и даже я сам не мог предсказать его результат. А здесь абсолютный контроль дара без дополнительных средств.
- Хочешь сказать, что ты полчаса назад не работал без этих самых средств? – я ехидно улыбнулся, хотя чувствовал, что окончательно запутался в теории.
- Тебя, видимо, просто в зале ещё не было, когда я расставлял метки по периметру, - он пожал плечами, и я вынужден был признать, что тут он прав. Я ведь и правда пришёл уже в самом разгаре «представления».
- Но ведь она же делала эти… ну… щёлкала же пальцами, - схватился я за первый же аргумент, который пришёл ко мне в голову. – Это не вспомогательное?
- Нет, - рыжий покачал головой. – Это же не способ преобразования энергии. Это всё равно, что уже готовому спеллу пальцем ткнуть, куда направиться.
Он бросил мыло мне на колени. Я поднялся с пола с трудом, хотя был уже вполне в состоянии самостоятельно держаться на ногах.
- Я тоже через раз рисую руны. И, как правило, справляюсь без них. Хочешь сказать, что я тоже крут? – лениво протянул я, смывая с себя запёкшуюся кровь и налипшую к вспотевшему телу пыль.
- Потому и «как правило», а не каждый раз, однако, - рыжий насмешливо фыркнул, покосившись на мою руку. – Шпаргалки тоже иногда стираются.
Я посмотрел на чёрные разводы от маркера на своём предплечье, на приятеля, и мы рассмеялись. Вот уж не думал, что эти памятки имеют какую-то ценность при создании магических элементов. Надо же было прочитать столько книг и не понять такой мелочи!..
ИДОЛ. Часть I Азы
© Copyright: Сергей Капралов, 2011
Свидетельство о публикации №211051501386
Свидетельство о публикации №211051501386
Рецензии
Безумно интересно было читать*довольно мурлычит*я проглотил все залпом, хочу еще и до безумия хотелось стать директором, такой знакомый до боли образ
Морион 16.05.2011 18:02 • Заявить о нарушении
Морион 16.05.2011 18:02 • Заявить о нарушении