Отрывок из 2-го тома телефонный роман

1979 год. Советско-еврейские эмигранты на пути в Америку доставлены в Италию для получения разрешения въезда на правах беженцев. Растерянные, бедные, на дотациях, селились семьями коммунально у итальянцев в каждой комнатке предлагаемых квартир. Пять семей героев моего романа снимали пять комнат у синьоры Анны, дружно и шутливо называли свою коммуналку «Casa emigranti»    

 ВТОРОЙ ТОМ "ЗАГРАНИЦА". Страница 217


                ***
Римма с удовольствием приняла приглашение на чай.
– Я уложу Инночку и приду. Так соскучилась по вас! И столько новостей.
– Начнём с новостей, – сказала Соня, когда уселись за столик. – Хорошие, плохие?
– Ну, во-первых, вчера было два больших взрыва бомб в Риме. Прямо где-то в центре. Говорят, несколько человек раненых. Стало совсем опасно ходить.
– Надо же, сволочи, – не сдержался Лёня. – Голубей мира на каждой площади полно, а взрываются бомбы.
– И у нас новость. К нам поселилась приятная пара. В комнату Давида. У них девочка, пять лет. Одесситы, весёлые, вам понравятся.
– А почему они нам понравятся?
– Ну, во-первых, они почти вашего возраста. А во-вторых, у них был долгий телефонный роман.
– Не понял. Что значит телефонный роман?
– Я не буду рассказывать. Вы как-нибудь вечером, когда мы все за столом общаемся, спросите их. Эту историю вы должны слышать из их уст.  Они познакомились
 по телефону. И влюбились. Мы тут без вас сделали приём, чуть выпили, они и рассказали.


... А вечером, когда жильцы собрались за большим столом в гостиной, Лёня предложил:
– Нет, нет подождите. Давайте выпьем за любовь! И может быть, нам расскажут красивую любовную историю наши новые соседи... – Лёня как будто бы разговорился не в меру. Все чокнулись и выпили. – Римма нам немного рассказала о вас. – Он обратился к ребятам, которые тут же посмотрели на Римму.
– Её очень тронула наша история. Она учительница и ей бы написать рассказ.
– Наташа, – Римма, довольная, замахала руками, – это вам нужно написать. Пусть Юра напишет, где такое услышишь? Давайте, начинайте рассказывать.
Вот так, за чаем, в далёкой Италии,  в странной «Casa emigranti», прозвучал телефонный роман влюблённых соотечественников.

 
– Хорошо. Хорошо, что все в сборе, больше не придётся повторять. Дело было так: мы с Юрой учились в институте в одной группе.
– Правда, учились – это только она, а я ещё хорошо вкалывал, так как нужно было есть, а стипендия – сами понимаете.
– Да, жил он в общежитии, учился в Институте связи, подрабатывал ночами на молочном заводе.
– Влюбился в Наташу сразу, на первом курсе. Но она была одесской принцессой, а я – провинциальный еврей из Жмеринки. Что-либо предпринять было бесполезно.
– Ну, вы представляете: мои подружки и я, и ... кто-то из Жмеринки! Я его не замечала до четвёртого курса.


– Ей нужен был  принц. Он должен был быть хотя бы Олег Стриженов, или второй космонавт после Юрия Гагарина. Или Марчелло Мастрояни, и так далее. У меня не было никаких шансов.
– Никаких. Я даже не представляла, кто они такие, как они попадают в Одессу, кто их принимает в институт... За нами бегали, или, если угодно, ухаживали такие ребята, что сопоставить их нельзя было бы даже в страшном сне.
– Я это понимал, но сдаваться не хотел. Работая в ночной, я как-то вечером, узнав по справочной её домашний телефон, позвонил ей. И стал разыгрывать, что ошибся номером.
– Я подняла трубку, и какой-то приятный, – Наташа застенчиво посмотрела на мужа, – мужской голос попросил Викторию. Я сказала, что Виктории здесь нет, наверное, неправильно набран номер.


– Я тут же извинился, попросил сверить номера телефонов, чтобы я не ошибся ещё один раз, сделал комплимент её прекрасному голосу, – Юра тоже мягко посмотрел на жену, – и успел ввернуть, что я звоню с корабля и может оператор ошибся номером. Это моментально произвело впечатление.
– Ну, в Одессе всё связано с кораблями. Тем более что звучал он так элегантно, звонил какой-то Виктории, а не Груньке, и не из молочного подвала, а с корабля!
– В этот вечер кефир, который мы разводили в бассейне и готовили на утро в магазины и за которым я был поставлен наблюдать, получил завышенную и недозволенную порцию воды. Вся ночная бригада во главе с начальником думала, что нас уволят и посадят в тюрьму, так как вода из трубы в молочный бассейн поступала без моего присмотра. Зато я успел, отвечая на её вопросы, рассказать ей, что я плаваю, хожу в загранку, работаю доктором на сухогрузе, что это очень интересная работа.
– Он даже успел рассказать парочку историй с больными на его пароходе, которых он спас, будучи в заграничных портах.


– Потом я изредка звонил ей, якобы когда возвращался в Одессу из далёкого плавания, рассказывал ей  о Рио-де-Жанейро, Вальпараисо, Антверпене, Гаване, правда, судьбе было угодно ничего не упоминать тогда об Италии.  Пока, так сказать, стоял пароход в Одессе, звонил чаще. Вот она и поплыла: доктор, пароход, загранплавание.
– А на самом деле бегал в библиотеку вычитывать об этих городах. Беседовать было интересно, он закручивал гайки, придумывал всякие истории, делал комплименты, но встречи не назначал. Это интриговало.
– Не мог решиться. Я фактически видел её каждый день, но она не только не догадывалась, а, наверное, повесилась бы, если бы узнала, что это я.


– Ушло три года. Загадка стала давить меня. Может, я даже заочно влюбилась. Подруги мне завидовали, а он всё свидания не назначал. Я стала чуть настойчивей...
– А я не знал, что делать... Мне было абсолютно понятно, если она узнает, что её принц – это я, всё моментально прекратится. Принцесса так разгневается, что я опозорюсь на всю жизнь.
– Он до последней минуты дурил меня. И вот, это произошло! Сказал, что на встречу придёт и будет «держать газету «Знамя коммунизма» в правой руке». Это главная одесская газета, дескать, чтоб я его узнала.
– Я знал, что иду на эшафот. Когда я пришёл и был от неё в двух шагах, она всё поняла, что её разыгрывали три года, что это я, что в руке газета, она даже не улыбнулась такому юмору. Как угорелая, как подстреленная птица, как раненая пантера – дочь знаменитого одесского гинеколога, красавица Наташа, за которой бегал весь институт, презрительно выстрелила глазами в жмеринское сельпо, забыв, что три года наслаждалась долгожданными звонками.


– Мне казалось, что такого позора я никогда не испытывала. Как посмел этот представитель тундры, делегат Урюпинской глухомани, так меня обмануть...
– Последний курс института для меня был как... «Ленин в Шушенском», в ссылке, в изгнании. Я боялся попасться ей на глаза.
– Как же всё-таки вы оказались вместе? – увлеклась рассказом Римма.
– Я закалился. Я знал, что принцесса лишилась принца. А этого принцессы не любят. Прошло много времени, когда я однажды подошёл к ней на Дерибасовской.
– У меня никогда больше такого не повторялось. Никто мне не напоминал моей телефонной любви. Я мучилась и страдала, я соскучилась по нему. Он знал столько, что равных я не находила.
– Я удивился, что она тут же не убежала от меня.
– Могу сказать уверенно, что к моему жизненному счастью добавилась вечная радость: я не оказалась дурой! Если бы он не подошёл ко мне, какая судьба не предназначалась бы мне, я всегда знала бы, что я – дура.


– Она говорит «к моему жизненному счастью», но на самом деле, если бы я не подошёл, то тоже всю жизнь считал бы себя дураком.
– Теперь мы знаем, что оба умные. И не стесняемся говорить об этом. Мы знаем, мы уверены, что проживём всю жизнь вместе. Без всяких сомнений, потому что мы – родные.
– На нашей золотой свадьбе мы вам докажем это. Приглашаем вас. У нас дочка, Наташка-младшая, а Наташа-старшая вывезла телефон из Одессы, по которому она со мной говорила. В Чопе удивлялись, но поверили, что везём с собой сувенир Родины.
– С вашим упорством, вы многого добьетесь в Америке. – Лёне очень понравилась история телефонной любви.