Страницы из дневника. О любви

               
15 апреля

  Остались позади роды, первая встреча с Мишенькой, женщины, много женщин, - все в одинаковых халатах, торчащих из-под них часто окровавленных исподних рубашках, безобразных шлёпанцах, -  все до одной некрасивые, с каким-то остановившимся, обращённым внутрь себя взглядом, не думающие ни о чём, кроме одного: «Не мой ли ребёнок плачет там, в детской?». И я была одной из них. Там был мой отдых от постоянных моих мыслей. Суждено ли сбыться тому, что я так хочу? Ещё поездка в Москву… Ещё одна встреча…

                Сегодня ночью я подумала: с возрастом, со временем я научилась   
                прощать. Я простила его. Я не  знаю, верно  ли  это;  но думаю,
                что простила. В моей  нереальной  жизни, в которой я так много
                мечтаю, переживаю и чувствую, я часто  глажу  его  лицо, целую
                его, и во мне разливается  нежность и  грусть. Бунин  писал об
                одной своей  героине, которая плакала, вспоминая  свою  юность,
                что  плачет  она не о  том, кого любила, а о себе. Неужели я о
                себе плачу? Рано ещё! Рано. Мне двадцать  три  года. Я надеюсь,
                что   будет  ещё  продолжение  моего романа. Продолжение…  или
                конец?  Не  посмотрю  ли я  на  него  "новыми   глазами",  как
                Грушенька на свою первую  любовь?  Да  нет,  нет!  я  всё  ещё
                люблю. Я устала, но не  могу не любить. Знаю одно: каждодневно, 
                неотступно  я   думаю о нём,  вижу  его  в  своём  воображении,
                говорю с ним… Я никогда не была  очарована им, видела фальшь в
                отношении ко  мне; но никогда, даже в  мыслях  не  назвала его
                подлецом.
                Сколько  мне  было  лет  тогда? Я  перешла  на  второй  курс
                института. Да, помню это, потому  что  на  ступенях, ведущих  в
                столовую «лучшего курорта  мира», как говорил плакат, ловелас и
                директор мясокомбината спросил:
                - Это та самая Тоня,  которая  учиться на втором курсе?   Будем
                заниматься английским языком?
                Всё тогда казалось значительным, всё было важным, я  даже  была
                оскорблена, когда поняла, что это – одни слова. Лысый и похожий
                на карлика сосед  по столу Павел  Мефодиевич,  Леночка – доцент
                Львовского Университета, но просто Леночка, ей хотелось,  чтобы
                я так её называла, какие-то мальчики из Ленинграда,.. а главное
                – Сочи,  «мой Зурбаган», как любил  повторять  один из них. Мне
                было девятнадцать лет.
                Я  всё  время  боялась, что  он и  встречи  с ним  станут  мне
                противны; но этого не  произошло. Против своей  воли я полюбила
                его. За что? Оказывается,  любят не за что. Тургенев  сравнивал
                любовь с холерой или лихорадкой,  «которая  подхватит и понесёт
                тебя, как бы ты ни бился и ни упирался». Так и меня подхватило.
                Уже зимой я написала ему: «Я заболела любовью к  тебе».  Зачем
                было писать? Теперь я понимаю: он  всё  видел и знал. Ах, как я
                хотела заставить его полюбить меня! Как я  надеялась,  мечтала,
                боялась…

  Мишенька  кряхтит,  сосёт свою соску. У него большие и тугие щёчки. Отец любит цитировать Гоголя по этому поводу: «Ах, ты, мордашка ты этакий!»

                В первый раз мы встретились в парке. Были танцы. Я танцевала
                с  Павлом Мефодиевичем. Танцевал он великолепно, и мне казалось,
                я  летаю  в  его  руках. Потом  мы  стояли с Леночкой, и вдруг я
                увидела  его. Он показался мне молодым. Очень  высокий, в белой,
                модной  тогда  нейлоновой  рубашке, руки   сложены на  груди. Он
               смотрел на меня  удивлённо,  округлившимися  глазами  и показался
               смешным.  «Господи!  Да она  ничего»,  -  подумал  он  тогда,  и
               рассказал  мне  об  этом  уже  после. Ещё  ничем не  омрачённые,            
               счастливые  воспоминания.  А  потом  начался  мой   грустный   и
               долгий  роман.  Нет,  я  не   была   обманута   или   брошена, он   
               никогда  не  говорил, что любит меня,  ничего  не обещал.
               Он  действовал,  как   будто  расчётливо,  по  какому-то плану,
               который  неминуемо  привёл  его  к  цели - я  стала   его
               любовницей.
                Однажды  зимой в его московской  квартире, так страстно и нежно
               целуя меня, он назвал меня «роднуличкой».
               - Роднуличка моя! Ты – мой самый родной человек.
               Я знаю, он не врал тогда. «Роднуличка» - какое странное и смешное
               слово.

17 апреля   

 Что могу я  написать о сегодняшнем дне? Будничный, он забудется, как многие другие. Помню, как когда-то давно, а вернее всего несколько лет тому назад (но какая пропасть отделяет меня от того времени!) я влюбилась в первый раз в жизни в живого человека. Пишу «в живого», потому что ещё в детстве было увлечение Олеко Дундичем, таким, каким я видела его в кино.
  Я почувствовала вдруг, что ничего радостного, яркого  в моей жизни до этого не было. Всё: и детские воспоминания о холодных зимах, о нашем красном кирпичном доме на Урале и моя жизнь в Болхове, и все последующие годы жизни в Орле, - всё стало блёкло или серо, как проза из современного журнала. Иногда в этой серости блеснут яркие  моменты моего детсва: катание на лыжах на высоком берегу реки, рыжая корова Милка, принадлежавшая хозяевам снимаемой нами квартиры, моя кошка, которая тогда была ещё котёнком… Но как это было давно! Это почти безмятежное время.
  Так, тогда в Ессентуках, во время моей юности, которая прошла, хоть я и не хочу этому верить, останется незабываемым праздником единственный день, проведённый на скалах Бештау. В этот день было много радости, восторга, смеха. Помню, как сверкали брызги воды из родника, которой я брызнула ему в лицо. Как его звали? Не помню. Но лицо помню, помню, что он был механиком на каком-то корабле, учился где-то заочно. Помню мои страдания после этого дня, а имени его не помню. Я ведь никогда не называла его по имени. Да, это был единственный день нашего знакомства. Горы были покрыты дымкой, внизу лентой извивалась дорога, а наверху, почти так же высоко, как стояли мы, парил орёл. Он показался мне коричневым и небольшим.

   Сегодня на улице холодно, пыльно. Близится столетие со дня рождения Ленина, в городе преобладает красный цвет. Сколько тратится материалов, краски, труда для всей этой выхолощенной безвкусицы! Счастливый Маяковский. Что бы случилось с ним, если бы он со  своим взглядами и убеждениями оказался сейчас с нами?
 Приходила Ната. Ещё утром она услышала запах маминых голубцов из нашей кухни. Плакал Мишенька, у него болел животик. Меня часто раздражало хихиканье Наты, когда она смотрела на малыша; но сегодня я заметила, как она носом прикасается к его ножке, удивляется её нежной коже, крохотным пальчикам.
Сейчас Мишутка спокойно смотрит на меня. Он очень смешной. Когда его разворачиваешь, он поднимает одну ручку, и я называю его Бенито Муссолини, он начинает дирижировать двумя руками, и тогда получает новое прозвище – дирижер Хайкин.
  Вчера мы с ним гуляли. Была с нами и Ната и требовала, чтобы я дала его ей поносить, ей очень хотелось, чтобы думали, что это – её ребёнок.


  Получила письмо от Саши, пишет, что хочет быть со мной, что любит меня. Я поверила этому и  была благодарна ему.
  В комнате расцвёл цветок со странным название – фуксия. Распустившиеся цветы напоминают серёжки, а когда бутон только раскрывается, приподнимая один красный лепесток, я вижу за ним готическое окно   на закате и  молодую испанку, и вспоминаются стихи Лорки.

18 апреля

  Только что получила письмо от Саши, очень тёплое, нежное. Часто я забываю, каким сокровищем я обладаю: я любима, меня любят… у меня молодой и красивый муж. Он многое чувствует. Он пишет: «Я очень люблю тебя, моя милая Тонюшка. Хочется верить, что это взаимно, и эта вера  в какой-то мере помогает мне переносить всю серость моей жизни». Меня настораживают его слова «хочется верить».
  Часто я думаю, не поступаю ли я подло, будучи не откровенной с ним? Это вызвано прежде всего эгоистическими побуждениями,.. но   и ещё каким-то чувством, близким к инстинкту самосохранения. Однажды мне представилось, что, если бы Саша меня бросил, я стала бы похожа на брошенную и бродячую собаку, которая бежит, измученная и истерзанная от улюлюкающей и пинающей её толпы, и страдания её до того ужасны, что не хочется уже думать о них, а хочется пнуть её ещё раз... Да, раньше это было так, а теперь я окрепла, я чувствую себя сильнее.
Почему я часто не верю сашиным излияниям? А что, если всё это правда, если любовь ко мне так же озарила его, как меня четыре года тому назад? Я люблю его; но моя любовь похожа не на зарево рассвета, а на тёплый закат, тихую вечернюю зарю. И, если это действительно так, если он любит меня, зачем же разгонять этот сон, это прекрасное наваждение? Не гуманнее ли поступить иначе? Вот в этом и второе моё побуждение быть не откровенной с ним. Но повторяю: первое – главное и по силе своей не идёт в сравнение со вторым, так вернее  назвать это не побуждением, а оправданием моим.
  Так трудно определить любовь. Что же это – любовь или привязанность? И сколько же можно любить по-разному? Может быть, надо меньше думать об этом, надо жить.
Однажды я начала читать ему свои дневники; но ему они были неинтересны, моё не стало его, и я бросила это занятие. Теперь же мои тетради не должны быть прочитаны им.  Это приведёт к трагедии, .. или просто ни к чему(?).  Да, или просто ни к чему.

  У Мишеньки волосики светлеют, а ведь родился он брюнетом. Лежит, кряхтит, как маленький гномик. Как бывает жалко его, когда он плачет!
  Вчера приходила свекровь. Кажется, она - неплохая женщина. Я чувствовала себя даже немного виноватой за ту антипатию, которую испытывала к ней раньше.