Лэнс

Улица. Теплый весенний день. Изысканная роскошь в наших краях неосуществимой весны.

Он прекрасен, этот день, идущий плавно, как падающий снег. Снег? Почему снег? Напротив, - очень солнечно. Оно – солнце – плавно, снежно падает лучами на благодарную землю. Талый воздух нежно шевелит волосы, – ласка. На сердце поют невиданные звонкие птицы.

Ты идешь по улице, наслаждаясь этим блюдом на вынос – весенним днем, и его крохи иногда падают на твои форменные брюки с кожаным поясным ремнем. И не надо их стряхивать – крохи - пусть будут, пока они есть, - до первого наглого ветра.

На перекрестке, где остановка и скамейка для сидения поджидающих автобуса. Граждан? На простом гражданском перекрестке главной и второстепенной дороги. Там, где встречаются две – гордая своею главностью, и – осознающая собственную второстепенность. Гордая и осознающая. Где - украшенная рекламой – зеленое с желтым – спинка скамейки, и можно присесть в ожидании, отчасти и благодаря рекламе тоже, - вежливо сесть к нему - рекламодателю спиной, почему бы и нет?

Скамейка. Белая, с желто-зеленой спинкой. Спинкой. Спиной. А то – была бы совсем белой, если бы не это. Обстоятельство. Тоже неплохо. Была бы белой. А так: белая, со спинкою в желто-зеленых тонах. То нах. Чья-та морда в каком-то интерьере, кажется. Кажется же всякая всячина. Может быть, это экстерьер, не могу поручиться, что это не так и не этак. Да, морда в экстерьере – вполне возможно и такое. Какой-нибудь китаец, возможно, риэлтер – улыбчивая по случаю рекламной ситуации морда, возможно – на фоне деревьев. Деревья? Деревья зелены еще. Начинающе зелены, весенне. Возможно, это – редчайший в наших краях весенний день. Был.

Скамейка, прозрачная - почти прозрачная – стеклянная остановка автобуса, и – наклонившийся к остановке патлатый – молодой листвою еще – клен. Когда сыплет салатовым на асфальт, опыляя. Зачем? Когда - яркая молодая зелень на фоне истончившейся синевы неба, и, – слегка посеревшая, опыленная зелень – сквозь остановку – насквозь когда.

Я же говорю, что это была какая-то реклама на спинке скамейки, к которой можно преспокойно сидеть спиной. Впрочем, та же реклама была и на одной из стенок остановки. Иногда мелькала на боках проезжающих автобусов. Она же. Оно же. Желто-зеленое пятно – ничего особенного. Салатовое нечто. Межкадровое пространство. Смутное ничто между взмахами ресниц. Хотя нет – что-то все-таки выделялось, что-то бросалось в глаза, пытаясь быть, стать - как-это-будет-есть-по-рюсски? - замеченным. Что?

Присмотрись – что ты видишь? Обычная хренотень, тупая реклама пустоголового китайца, вроде бы. Китайца? Да, гонконговского китайца Квана. Гонконговцев я за китайцев не держу. Китайцы – они – другие. А эти – гонконговцы просто.

Вижу этого Квана на том же посидельном месте уже много дней подряд. Под ряд. Подряд. Воздушно-десантно бригадный. Привычно скучен и туп. К которому можно сесть спиной, заслонив его фальшивую улыбку своим, истинным, телом. Намертво. Сидеть, улыбаясь, погрузившись взглядом в вечное небо. Да, сидеть перед этой невероятно тупой и смертельно пошлой надписью «Мистер Кван. Лучший риэлтер города. Больше всего продаж». И - думать. Нет, не думать, а – просто смотреть в небо, в вечность. Смотреть, заглядывать. Сравнявшись с землей, заглядывать в небо.

Со спины кольнуло холодом, будто кто-то приставил заточку. Что это?

(Набросок).