Вступление ко второй части

Вступление ко второй части
Начало конца.

Наблюдать смерть всегда страшно. Но здесь было все как-то обыденно. Я  никогда на работе не пользовался лифтом и забирался на свое рабочее место  на четвертом этаже спокойным шагом. Лестница была пологая красивая и с плоскими участками, которые давали возможность, расслабиться ногам. Она была спроектирована и оформлена хорошими архитекторами со вкусом. Лифт был вынесен отдельно и не уродовал её.  Поднимаясь, можно было любоваться  всеми этажами, которые открывались в лестничном пролете. Только сейчас, написав слово пролет, я понял его значение. Именно пролет это не части между этажами, а оставленное место для обозрения, а иногда для пролета. И вдруг я увидел летящего человека.  Он пролетал молча, как птица, полы расстегнутого пиджака развивались, создавая эффект дельтаплана.
Когда он пролетел мимо меня, я перевел взгляд вниз и увидел его лежащим на мраморном полу, как старая  тряпочная кукла. Немного погодя, я спустился. Уже собрался народ, но вопреки привитому нам в кино образу толпы не было шума. Было молчание – изумленное молчание. Когда я взглянул в лицо этого человека, я вздрогнул, но ничего не мог сказать от удивления.
Скорая помощь приехала, зафиксировали смерть, милиция сделала фотографии. Труп увезли, а милиция составляла список очевидцев и добровольных свидетелей, которых не было, но кое - кто откликался на просьбу сказать что-то о покойном. И отвечали уже в кабинете начальника на стандартные вопросы:
«Были ли у него враги?» «Говорил он кому–нибудь о своих намерениях?»
Это ничего не уточняло. Все сходилось к тому, что это было добровольное решение. Всех, кто его знал, мучил только один вопрос: «Почему здесь? Почему сейчас?».
Мне было ясно, что потом стало ясно всем. Это была двойная смерть.
Человека и того, что мы называли конторою.
После того, как прошло много лет, мне хочется последовательно провести скрупулезное расследование этих двух смертей.
Отдавая дань человеку, я бы на первое место поставил смерть конторы. Поскольку это явление не столь заметное, но повторяется с ужасающим постоянством, и кроме этого, контора и он были едины.
Началось это с трех ударов по мне. Это были мои ошибки, мои поражения. Но они мне принесли и приносят не сожаление, а удовольствие. Они мне говорят: «Ты боролся, значит жил, значит, есть, о чем вспомнить».
Следователь был веселым  и очень накаченным человеком. Основным элементом его одежды, так хорошо подчеркивавшим мускулистое тело, был широкий толстый ремень. Ремень был изуродован порезом.
Я обратил на это внимание и очень долго смотрел на него.
- Вас удивляет ремень
- Да!
- Он мне спас однажды жизнь, теперь берегу его как друга.
- Но. Давайте о деле. Как давно Вы знали Кирилла.

Для меня это был простой и сложный вопрос. Можно было даже вспомнить дату. Но что скажет дата? Цифры никогда ничего в обычной не научной жизни не говорили.
А вот то, что я мог вспомнить, не могло войти в протокол, поскольку не имело смысла для «доказательной базы».
Это была просто жизнь, что гораздо трагичнее всяких детективов.