Jei galite Gyventi

Kiti  Gyvenimas
(Другая жизнь)

Марьяне не приходилось сталкиваться с бывшими заключёнными, она лишь была о них наслышана. Сапьега был первым. В тот день, когда он пришёл к ней устраиваться на работу, она спросила его, почему он не обратился за помощью к своим знакомым, ведь где-то у него остались друзья и бывшие связи. Он рассказал ей всё, ничего не скрывая…
Он родился и вырос в Вильнюсе, в богатой, хорошей семье. Его отец занимался разведением разных пород лошадей, мать вела домашнее хозяйство; у них  был большой дом, сродни дому Марьяши, и маленький штат прислуги – это считалось хорошим тоном. С детства в мальчика вкладывали всё самое лучшее – он учился в самой престижной школе, затем отец отправил его в Московскую Финансовую Академию. Когда Сапьега защитил диплом, и вернулся домой, папа был уже болен, врачи поставили неутешительный диагноз – саркома лёгких.  Вскоре отца не стало. Мама была безутешна, в те дни поддержкой ей и Сапьеге была старшая сестра, Лейла, она не давала маме и брату отчаяться. Очень скоро в семье появился мужчина – Лейла собралась замуж, и отчимом ей и Сапьеге стал её же свёкор. Второй муж мамы ничем не уступал родному отцу, он практически заменил его. Спустя ещё немного времени, и сам Сапьега осчастливил маму невесткой – его женой стала необычно красивая девушка, и никого не смущал тот факт, что она родилась в обычной, не слишком состоятельной семье. Внешне скромная и непритязательная, Ядвига очень быстро освоилась в новой, комфортной обстановке, Сапьега даже сам не замечал, как с каждым днём всё больше увязает под каблуком жены; пользуясь его мягким, уступчивым характером, она получала всё, что хотела. Первой прихотью стала машина, затем систематическое посещение самого дорогого салона красоты. Нельзя было не признать, что девушка обладала утончённой фигурой – именно на это тело Сапьега и был пойман, как безмозглый карась на наживку. Очередным капризом стала навязчивая идея переселиться в Россию; Сапьега долго сопротивлялся, но Ядвига, изучив его слабости, точно знала, как нужно действовать. Устроив ему романтический ужин, она технично перешла к страстной, незабываемой ночи, и всё-таки добилась желаемого – в порыве страсти он ответил ей согласием, и, спустя пару месяцев, они жили в Москве. Для него оказалось несложно открыть в столице своё дело, обрести новые связи и найти хороших друзей. Сложности возникли только с языком. Но настоящие проблемы начались гораздо раньше, чем он предполагал, и виновницей его бед стала его же жена.
В России стало гарантом сохранности бизнеса записывать сбережения на имя супруги, родителей или ближайших родственников. Сапьега оформил всё на жену. И вот, в самый обычный день, ничем не отличающийся от других, таких же, дней, он приехал в офис… и обнаружил обыск. Все необходимые санкции и полномочия ему предъявили в полном объёме – как и обвинение в незаконных махинациях. Ядвига, усердно изображая жертву, натурально рыдала здесь же, в его кабинете. С её слов ему сразу всё стало ясно – и от этого потемнело в глазах; она уличала его во всех грехах,  вызывала жалость к себе и сетовала на судьбу и невезение. Её личный “утешитель” обретался тут же – предлагал платочек, воды, говорил какие-то слова…
Потом был суд. Он смутно помнил происходящее, ему уже тогда было всё безразлично – он просто не ожидал такого предательства от человека, которого любил, которому отдавался без остатка. Ядвига постаралась основательно перекрыть ему кислород и пути к отступлению; все друзья, с которыми он успел познакомиться, были убеждены в его двуличности и лицемерии, от него отвернулись все, кому он доверял и помогал. Разочарование и причинённая боль в тот момент затмили всё – Сапьега не думал о предстоящей перспективе лишения свободы на шесть лет. Суровая реальность встретила его уже на пороге камеры… и, спустя шесть лет, оттуда вышел совсем другой человек. Если бы Марьяша знала его тогда, она бы ни за что не смогла поверить, что тот добродушный, общительный мальчик, каким он был, и это озлобленное, дикое существо, каким он стал сейчас – это один и тот же человек…
Был ещё один момент, который Марьяна выяснила в тот же день. Для неё, после его недолгого рассказа, оставалось непонятным – каким образом он смог скрыть от матери всё случившееся. Сапьега честно ответил и на этот вопрос; практически сразу после его свадьбы у них в семье произошла трагедия – насмерть разбились на машине старшая сестра с мужем, Лейла и Радгар. Сын не мог допустить, чтобы мама страдала ещё и по его вине – обтесавшись в тюрьме, он сошёлся с сокамерником, и тот, вскоре освободившись, предложил ему услугу за услугу: раз в месяц на протяжении заключения Сапьеги приятель соединял вызовы своего мобильного с городским номером тюрьмы конференц-связью, и Сапьега мог сообщить маме, что у него “ viskas gerai” – всё хорошо. К тому же в тюрьме оказался на редкость нерадивый служащий, который не потрудился разослать документы Сапьеги Герулиса в надлежащие инстанции, как полагалось по закону, а оставил их в его личном деле, где они дождались его освобождения…
- Допустим, - согласилась в тот день Марьяна со стечением обстоятельств. – А как же Ядвига – она ведь могла сообщить об этом твоим родным? Ну, хотя бы из подлости – чтобы очернить тебя в их глазах!
- Ей было не до меня, - пожал плечами Сапьега. – Остальных знакомых, тех, что не кинули меня, удалось уговорить не трепаться.
Первой помощью после освобождения по сути являлось предоставление жилья и средств к существованию – что и сделала Марьяна для Сапьеги, хотя не была посвящена в такие тонкости. Её выручила женская интуиция. И эта же интуиция помогла ей угадать под вынужденной маской равнодушия и отчуждения душевного, чуткого человека. Что-то подсказало ей, что ему нужно помочь раскрыть свою истинную сущность, помочь раскрыться, научиться заново доверять людям, не бояться своих чувств и эмоций…
Ей удалось вернуть его, когда он решил уйти, но не удалось вернуть его расположение к себе, как к работодателю и просто человеку, вовремя протянувшему руку помощи. Она решила, что это вопрос времени, и была недалека от истины. Сапьега не разговаривал с ней несколько дней, давая понять молчаливым протестом, что он недоволен положением вещей, и собственно своим положением в её доме. Впрочем, это не мешало ему заниматься привычным делом – помогать в кухне, наводить порядок во дворе и в конюшне, и выполнять ряд других мелких бытовых работ. Он не противоречил Марьяне, если она просила его что-то сделать, добросовестно исполнял поручения, но упрямо не шёл на контакт. Она оставила на время попытки разговорить его и снова расположить к себе, больше не заводила разговор и о посещении психолога… И была удивлена до крайности его неожиданной реакцией, когда к ней в гости приехала Вероника – одна, без Ирмы и Евгения…
Сапьега увидел её ещё во дворе, когда она заехала на своей машине в ворота, и Марьяша вышла ей навстречу. Последняя удивлённо заметила невесть откуда взявшееся оживление в его глазах, и сначала не поняла его происхождения. Вероника прояснила ситуацию, кивком здороваясь с Сапьегой:
- Ирма передавала тебе привет. У неё всё хорошо.
Он не обратил внимание на то, что она перешла на упрощённую форму обращения к нему, притворился, что не заметил неприязни в её глазах – просто молча кивнул – и Марьяна увидела, как расслабленно опустились его плечи, а из глаз постепенно исчезло напряжение. Девочка! Его племянница! Он, наверняка, очень сильно любит её – вот та самая тема, которая поможет ей перекинуть мостик через пропасть между этим человеком и миром, от которого он отвык…
Вечером, когда Ника уехала, Марьяна вызвала Сапьегу к себе в кабинет, предложила чай и бисквит. Он привычно отказался, видимо, ожидая новых указаний. И тогда она спросила:
- Хочешь услышать, как дела у твоей племянницы? Я помню, что обещала держать тебя в курсе событий в её жизни. Вероника привезла хорошие новости.
Если это и заинтересовало или обрадовало его, то он ничем не дал понять, что чувствует на самом деле. Выражение его лица оставалось безучастным. Марьяна решила не сдаваться:
- Ника уже оформила все необходимые документы для лицея.
- Лицей? – нахмурился Сапьега.
- Да. Мы решили, что будет целесообразно перевести девочку в более благоприятную среду. До наступления нового учебного года с ней будут заниматься репетиторы, за лето она наверстает всё упущенное, потом  будет посещать престижный лицей. Правда, с выбором профессии Ирма пока не определилась – она хочет всё и сразу – её планы меняются с каждым днём. Вчера она говорила Веронике, что хочет стать стюардессой, а сегодня утром заявила, что будет адвокатом, как моя племянница… Кстати, скоро у неё день рождения. Вероника решила пригласить детей своих подруг – Ирме необходимо привыкать общаться со сверстниками из таких же семей, в какой теперь и она сама, - Марьяна помолчала, ожидая хоть какой-нибудь реакции, поняла, что всё напрасно, и предложила: - Может, тебе хотелось бы получить фотографию с праздника племянницы на память?
- Зачем? – безразлично пожал он плечами. Марьяна сокрушённо покачала головой – она прекрасно понимала, чего стоит ему это напускное безразличие.
- Ты всё же подумай. Мне почему-то кажется, что тебе будет приятно хоть иногда взглянуть на фотографию. Всё-таки, она не чужая тебе.
- Уже чужая. И мне всё равно, - холодно ответил Сапьега. – О ней есть, кому позаботиться, остальное меня не волнует.
Он ушёл, а Марьяна осталась сидеть в глубокой задумчивости. Не могла она так ошибиться – его глаза говорили больше, чем он сам. На самом деле, ему не безразлично, как сложится судьба племянницы, и где-то глубоко в душе он наверняка рад за неё. Её попытка пробить стену отчуждения снова потерпела неудачу. Сколько же времени понадобится, чтобы этот человек смог хотя бы улыбнуться? Марьяна попробовала представить себе улыбку Сапьеги, но у неё ничего не получилось – она уже слишком привыкла видеть его всегда мрачным…
На следующий день она снова подняла вопрос о посещении психолога. Сапьега по-прежнему молчал – не отказывался, и не соглашался. Придав немного твёрдости и решимости своему голосу, Марьяна предупредила его, что он поедет с ней туда после обеда, и это не обговаривается. Он снова ничего не сказал, и она справедливо решила, что он не против – во всяком случае, не сопротивляется, и это уже неплохо. И действительно, он безропотно подчинился, когда она собралась в город…
С этого дня начался курс его социальной реабилитации.
Прошло лето, наступила осень. Сапьега посещал психолога теперь уже самостоятельно – Марьяне не было необходимости возить его, он добирался своим ходом туда и обратно. Она разговаривала с его психологом, и та характеризовала ситуацию, как удовлетворительную, но предупредила, что процесс может затянуться, и это сугубо индивидуально для каждого пациента. За это время Ирма без особых проблем освоилась в новой семье, привыкла к Нике и Жене, уже не так часто вспоминала “папу”, но и не забывала его совсем, всякий раз посылая ему приветы, когда мама собиралась в гости к тёте Марьяше. Её даже не очень огорчало то, что он ни разу не ответил ей тем же. Ника с Марьяной считали, что он поступает правильно, и были искренне благодарны ему за правильную позицию – в противном случае девочка жила бы напрасной надеждой когда-нибудь встретиться.
Вопреки убеждениям психолога Сапьега не менялся, или менялся, но этого невозможно было заметить. В любом случае он не стремился к общению, и оставался таким же замкнутым и осторожным. Только в начале следующего лета в нём произошли какие-то перемены, и Марьяна решила, что он более или менее адаптировался.
На самом же деле случилось то, чего никто не мог предвидеть; всё произошло в один месяц – все события сразу. Распалась семья Вероники – Женя ушёл от них с Ирмой – и, как бы она ни пыталась скрыть этот факт, первым, кто узнал, был Сапьега. А сообщила ему об этом Ирма…
Он не знал, и не мог знать, что лицей, в который устроили девочку Ника и Марьяна, находится всего в квартале от кабинета психолога, куда он приезжал почти год. Он дважды в день, три раза в неделю проходил туда и обратно мимо парка, примыкающего к лицею, но увидел Ирму только сегодня. Она тоже увидела его, и уже широко распахнула глаза, встала со скамьи, где болтала с подружками, собираясь радостно броситься к нему… Но Сапьега хмуро покачал головой, дав понять ей, что этого делать не стоит, тем более – при посторонних. Они так и стояли, глядя друг на друга на расстоянии – Ирма с улыбкой сквозь слёзы, а он хмурый и задумчивый. Она сильно изменилась за то время, что он не видел её – подросла, поправилась, была хорошо одета, со вкусом. Глядя на неё, Сапьега понимал, что её действительно любят…
- ;ypsena… - одними губами, беззвучно, попросила его девочка. Нечто похожее, слабое, ничтожное подобие улыбки тронуло его губы. Он отвлечённо подумал, как бы между прочим, что давно разучился улыбаться. Сейчас, наверное, даже мышцы лица уже не вспомнят правильную комбинацию, чтобы выполнить такой трюк…
Сапьега поднял руку, прощаясь, и направился к остановке. На пути ему попался супермаркет, скромно приютившийся между двумя серьёзными зданиями. Он свернул в переулок, и вошёл туда, чтобы купить сигарет. Тайком от Марьяши он иногда курил…
- Тебе нельзя курить, - раздался за спиной чистый детский голос, с одышкой. Он резко оглянулся, и увидел Ирму. Она выхватила у него пачку, вставила обратно в лоток, и потянула к полкам со сладостями. – Вот я всё расскажу тёте Марьяше! – пригрозила она ему пальцем. Опешивший от её натиска, сбитый с толку неожиданным появлением, Сапьега молча повиновался ей, и позволял тянуть себя за руку. – Мама мне рассказывала, как Пессо ударила тебя копытом, она сама видела. И потом тебе в больнице делали операцию, и курить тебе теперь нельзя!
- Постой… что видела? – опомнился Сапьега. – Когда?
- Она приехала, когда уже всё случилось, - пожала плечом Ирма. – И тётя Марьяша рассказывала, что ты ужасно выглядел, был весь в крови. Врач запретил тебе употреблять алкоголь и никотин. А ты что делаешь? – девочка строго посмотрела на него взрослым взглядом. – Ну, папа! Ты как ребёнок – за тобой глаз да глаз нужен!
Он взял в ладони её лицо, поднял к себе и внимательно всмотрелся.
- J;s tapti suaug;s ... (Ты стала такая взрослая…)
- Даже не думай! – напустила на себя важный вид Ирма. – Мама сказала мне разговаривать как можно больше на русском, и ещё у меня языковая нагрузка – английский и немецкий. Если я закончу этот год на отлично, мы поедем летом в Египет. И ещё… - она не смогла закончить мысль – Сапьега порывисто обнял её и тесно прижал к груди. Ирма обхватила его шею двумя руками, подтягиваясь на носочках…
- Как ты здесь оказалась? Зачем пошла за мной? – взяв её за плечи, он отстранился и посмотрел ей в глаза.
- А я всё поняла, - хитро усмехнулась Ирма. – Ты не хотел, чтобы мои подружки видели нас вместе. И, значит, маме тоже не надо говорить, что мы встретились.
- Что ты делала в парке? У тебя занятия в лицее!
- Я ждала личного водителя.
- Иди назад! – подтолкнул её к выходу Сапьега. Она заупрямилась. – Иди! Тебя будут искать, за тобой уже приехали!
- Ещё нет – водитель приезжает в три, а сейчас только половина. У нас преподаватель заболел, и мы гуляем…
- Уходи отсюда! – он нахмурился. – Возвращайся в парк! И никому не говори, что видела меня – мы не встречались! Больше никогда так не делай – не подходи ко мне!
- Почему? – недовольно накуксилась девочка.
- Потому! Нельзя – и всё! Уходи!
Ирма неохотно пошла к выходу, оглядываясь. У самого выхода она махнула ему рукой, Сапьега кивнул, ощущая тяжесть в душе.
Первая встреча положила начало переменам в его жизни. Спустя несколько дней, он поймал себя на мысли, что всякий раз, проходя мимо парка, подсознательно ищет племянницу глазами. И, хотя девочки не было, и он понимал, что встречаться им нежелательно, ему хотелось увидеть её снова. Хотя бы издалека…
Это случилось раньше, чем он ожидал. Вернее, Сапьега совсем не ждал такой встречи…
Вероника никогда не отпускала девочку одну, её везде сопровождала немолодая немка Бела, которая преподавала ей немецкий язык на дому. В тот день Ирма самым наглым образом обманула женщину, и сбежала от неё в городе. При ней всегда был мобильный телефон, подаренный Никой на день рождения – девочка выключила его, и отправилась гулять в центр города. Сапьега увидел её, рассматривающую витрину дорогого бутика.
- Что ты здесь делаешь, одна? Где Вероника?
Девочка повернулась к нему, сначала удивлённо открыла рот, потом тихо спросила:
- Ты, что – следишь за мной?.. – и вдруг сморщила нос, и заплакала.
- Что случилось?! – встревожено схватил её за плечи он.
- A; pab;gau nuo Bela ... tai bjauru ... Eugenijus dingo, jis i;met; mus ... “Я убежала от Белы… она противная… Женя ушёл, он нас бросил…”
- Kas tai - Bela? Kod;l D;ekas dingo? “Кто это – Бела? Почему ушёл Женя?”
- Bela - Vokietijos ... Jen sak; mano mama, kad esu ligonis jam ... jis nebeatitinka myli j; ... “Бела - немка... Женя сказал маме, что я ему надоела... он её больше не любит...”
Сапьега надолго потерял дар речи от таких новостей.
- Kod;l j;s pab;gti? Kur yra Bela? Jums reikia gr;;ti - Veronika jaudina! “Зачем ты убежала? Где Бела? Тебе надо вернуться домой – Вероника волнуется!”
- Ji ne;ino ... A; neisiu ; j;! Paimkite mane pas jus! “Она не знает… Не поеду к ней! Забери меня к себе!”
- J;s esate pami;;s!! – выкрикнул Сапьега. “ Ты с ума сошла!!”
- Noriu gr;;ti prie mano mo;iut;! – топнув ногой, крикнула Ирма. “Я хочу вернуться к моей бабушке!”
- A; ;veiks Jums! Dabar! – разозлился Сапьега. “Я буду бить тебя! Прямо сейчас!”
- Ne!
- Taip! Ar tikite Man?! “Да! Не веришь?!”
- Kvailio!.. – жалко закричала Ирма, и безутешно разрыдалась. “Дурак!”
- Ma;asis bjaurus! Kas Jus mok; tai? Atsakymas mane! – сильно тряхнул он её. “Маленькая гадость! Кто тебя научил этому? Отвечай!”
- Visi dingo ... Mama, t;ti ... J;s taip pat dingo! “Все меня бросили… мама, папа… Ты тоже!”
- Negalima kalb;ti nes;mon;! Veronika jus myli! “Не говори глупости! Вероника любит тебя!”
- Ji nem;gsta man;s… “Она меня не любит…”
- Jis - tavo mama!
- Ne! Mano mama mir;! “Моя мама умерла!”
- Закончила истерику! – обозлился на неё Сапьега. – Вытри глаза! Где дом Вероники? Адрес!
- Рублёвка… - размазывая слёзы по щекам, всхлипнула Ирма.
- Где именно?!
- Зелёный мыс… Папа! Не увози меня к Веронике! – со слезами бросилась обнимать его девочка. – Я буду тебя слушаться! Возьми меня с собой…
- Ты хочешь со мной?! – снова тряхнул он её, теряя терпение. – Хочешь?! Ты не соображаешь – что ты творишь!! Вероника отправит тебя обратно в приют за твои фокусы! Ты уже не маленькая! – он отпустил её, тяжело выдохнул, и решил: - Мы едем на такси домой! К Веронике!
Ирма горестно всхлипывала, пока он останавливал машину. Всю дорогу она тихо плакала, но больше ничего не говорила. Не прекратила рыдать и возле дома…
- Обещай мне больше так не делать! – потребовал Сапьега. Она кивнула. – Извинись перед Вероникой! – снова молчаливый кивок. – И не говори, что видела меня…
- Мы ещё увидимся?.. – подняла на него заплаканные глаза девочка. Он с минуту колебался. Потом отрезал:
- Нет! Пойми, что нам нельзя видеться… у тебя теперь другая семья… Я не твой отец… ты сама меня так назвала…
- Я не скажу маме, что мы встречаемся…
- Нет, - покачал головой Сапьега, всё больше желая сказать “да”. – Не проси меня…
- Тогда я попрошу Веронику…
- Нет! Даже не вздумай!
- Если ты будешь приезжать ко мне, я ей ничего не скажу…
Он нахмурился:
- Это, что – шантаж?!
Ирма кивнула, хитро улыбаясь сквозь слёзы.
- Забудь! Поняла? Я не приеду!
Сапьега покривил душой, говоря Ирме, что больше они не увидятся. Теперь он знал и адрес дома, где жила девочка, и её мобильный номер. Он позвонил ей из города, сказал, что приедет ненадолго в Зелёный мыс, увидит её, и уедет…
Ирма встретила его далеко от дома. На большой поляне разбили детскую площадку, но там никого не было. Они присели на подвесную скамью.
- Что ты сказал тёте Марьяше? – сощурилась от солнца девочка.
- Соврал, что задержусь… Я ездил в город по делам…
- Мама говорит, что иногда нужно обмануть, чтобы спасти ситуацию.
- И какую же ситуацию спасаешь ты? – нахмурился Сапьега.
- Исправляю несправедливость, - деловито пожала плечом Ирма. – Это справедливо – у меня забрали папу, я хочу вернуть его назад.
- У тебя ничего не получится!
- Это почему это?
- Твой коварный замысел быстро раскусят, тебя посадят под домашний арест… а меня… ещё дальше… - он удручённо вздохнул.
- Ника меня очень любит, - прижалась к его плечу девочка. – Она поругается, а наказывать нас не будет. А потом разрешит тебе приезжать.
Сапьега молчал, глядя на дорогу. Он думал о последствиях этой встречи. Рано или поздно узнают, что он приезжал к племяннице, и неизбежно будет скандал. Девочке ничего не сделают, а вот ему грозит депортация – больше в особняке не станут прощать его выходки…
- Я больше не приеду… - тихо сказал он. – Если твоя мама узнает об этих встречах – будет очень плохо… Ты вообще никогда меня не увидишь… и я не буду знать – как ты живёшь… что с тобой…
- Хочешь, я сама поговорю с Вероникой… с мамой…
Он посмотрел на неё.
- Не привыкла ещё мамой называть?
- Привыкла. Просто я её и мамой, и Никой иногда зову. Когда как… Я с ней поговорю – и она разрешит нам встречаться. Женя всё равно ушёл, и теперь мама…
- Почему ушёл Женя? – вдруг спросил Сапьега.
- Он сказал, что ему надоел чужой ребёнок, он хочет своих детей. Мама с ним спорила, они так ругались… А потом он собрал вещи и ушёл… Она расстроилась… весь вечер плакала…
- А ты? Тоже расстроилась? Тебе нравился Женя? Он не обижал тебя?
- Нет, не обижал. Но мы с ним не дружили. Если мама куда-то собиралась со мной, он просил её отвезти меня к бабушке… Мне он не нравился. Он не играл со мной так, как ты. И я не хотела называть его папой. Мама добрая – она хорошая, она покупает мне книги, учится со мной, всегда приходит на родительские собрания. Ещё дарит мне красивые вещи, туфли, босоножки. Она сказала, что когда я подрасту – научит меня краситься. Девочки должны быть красивыми. Мама красиво красится. К ней приходит подруга, и делает ей макияж, разные маски. Я тоже так хочу. Мама уже водила меня в салон. Тётя в салоне сказала, что у меня удивительно чистая кожа, и будет удобно делать макияж.
Он долго молчал, рассматривая изменившуюся за это время племянницу. Потом спросил:
- Ты любишь Веронику? Как маму? Тебе хорошо с ней?
- Да, - честно ответила девочка. – Ника – хорошая мама. Как моя. Она меня балует – так тётя Марьяша сказала.
Глядя в бесхитростные глаза ребёнка, убеждаясь, что её взгляд и слова искренние, он тихо ответил:
- Не надо с ней разговаривать. Оставь всё, как есть. Оставайся с Никой. Тебе с ней будет хорошо, она тебя любит… Я просто… буду иногда приезжать к тебе… очень редко, хорошо? Не надо расстраивать твою маму.
- Хорошо. Я ей ничего не скажу. Ты только приезжай ко мне, ладно?
- Ладно… - Сапьега обнял её… улыбаясь!
- Папа! Ты опять улыбаешься?! Здорово!! – радостно прильнула к нему Ирма…
Сапьега выдал себя, сам, и раньше, чем о его встречах с девочкой узнали все. Он приехал к ней в Зелёный мыс, после посещения психолога, когда уже стемнело – подвёл транспорт – и Вероника, вернувшись от Марьяны, увидела его, выходящим с заднего двора. Ирма проводила его до калитки, и ушла в дом…
Ника решительно пошла за ним следом, дошла почти до самой дороги, настигла, грубо схватила за плечо и развернула:
- Что ты здесь делаешь?!
Испуга в его глазах она не увидела. Он смотрел на неё, слишком трезво оценивая ситуацию, и явственно понимая – что произошло, и чем это может закончиться. И, как ни странно, он был готов к этому.
- Что ты здесь делаешь? – тем же твёрдым голосом, но тише повторила вопрос Вероника. – Какое ты имел право сюда прийти?
Сапьега молчал. Что он мог сказать?
- Ты обещал не искать встреч с девочкой! Она уже смирилась! Зачем ты приехал?
- Я хотел  просто увидеть её, убедиться, что ей хорошо…
- Убедился?! – закипала она от гнева. – Как давно ты здесь?!
Он мотнул головой, расстроено вздыхая:
- Не знаю.
- Что значит “не знаю”?! Ты не один раз сюда приезжал?!
- Не один. Она, - принялся он объяснять, - я нашёл её в городе - она была одна. С ней была Бела, её учительница немецкого языка - Ирма сбежала от неё.  Я привёз её домой… так узнал адрес…
- Сбежала?! Почему я не знала об этом?! Мне никто ничего не сказал! И Бела молчала!.. Допустим! Зачем ты начал приезжать к ней?! Что тебе сказала Ирма?!
- Ничего.
- Врёшь! Я хочу знать – о чём вы с ней говорили?!
- Ничего, - повторил Сапьега с напором, - кроме того, что она любит вас. Ей хорошо… Вы обещали мне заботиться о ней… Может… это вам есть, что сказать?
- Я тебе ничего не обязана!
- Не мне, - не хорошо посмотрел он на неё, - девочке. Вы обещали, что ей будет хорошо, вы за неё в ответе. Ваш муж бросил вас. И вы никому не хотите говорить об этом. Интересно – что об этом думает опекунский совет? Они ведь проверяют вас, до сих пор?
Вероника заметалась.
- Откуда ты можешь это знать?!
- Я был опекуном Ирмы, когда её родителей не стало. Моя сестра и её муж трагически погибли – я забрал девочку…
- … а потом твоя жена подставила тебя, и отправила Ирму в приют! – отбила подачу Вероника. – Но ты, конечно же, никому не откроешь своё тёмное прошлое, правда? – она победно улыбнулась. – Нет, это не Марьяна рассказала мне, хотя и она тоже. Но первыми были работники опекунского совета. Они были обязаны предупредить меня – из какой семьи ребёнок. Твоя правда – они до сих пор приезжают в Ирме, узнают настроение девочки, обстановку, в которой она живёт, отношение к ней… Ты сам был в доме. Считаешь, что ей плохо у меня? – он молчал. Ника спросила: - Ты думаешь, что смог бы дать ей больше? Вряд ли. Ты не жертва обстоятельств! Если тебя подставили – это твоя вина, ты допустил это!
- Я думаю, что это бесполезный разговор, - очень спокойно ответил Сапьега. – Я больше не приеду. Объясните всё Ирме сами…
- Я до сих пор не услышала – зачем ты приезжал? – остановила она его вопросом. Не оглядываясь, он ответил:
- Не затем, чтобы переманить её на свою сторону или настроить против вас, - он повернулся и посмотрел на неё. – Вы ведь об этом подумали? Спросите у неё  - она вам расскажет, о чём мы говорили. Ирма не умеет врать и притворяться. Я – тоже.
Сапьега стоял на приличном расстоянии от неё, сумерки почти скрывали его лицо. Вероника, неожиданно смягчаясь, зачем-то уточнила:
- Ты действительно так сильно любишь девочку? Она ведь не твоя дочь, племянница. Ты знал, что она хорошо устроена, видел своими глазами, в каком доме она живёт, кем окружена. Для того, чтобы убедиться в её благополучии, тебе должно было хватить одного раза. Тоска замучила? Признайся честно?
Он молча отвернулся. Вероника поняла, что оказалась права – и он, и Ирма притворялись, что смирились с положением дел. Для неё это не было откровением – она скорее представляла, что это будет трудно, но не знала, что настолько…
- Давай поговорим спокойно, - предложила Ника. – Я не собираюсь устраивать скандал, не скажу Марьяне, что ты пошёл против своих слов… Я всего лишь хочу понять кое-что… Зайдёшь в дом?
- Нет! Марьяна Павловна ждёт меня, я должен был вернуться ещё два часа назад.
- Что ты ей сказал – почему задержался?
- Ничего, - пожал он плечами. – Я не могу с ней связаться, у меня нет мобильного.
- Нет мобильного? – удивилась Ника. – Как Марьяна могла допустить такое, отправляя тебя в город?
- Мне не нужен телефон. Я выезжаю в город каждый месяц… - неохотно признался Сапьега.
- Я знаю, что ты посещаешь психолога, нет смысла делать из этого тайну.
- Не только психолога. Раз в месяц я обязан показаться в районном отделении, чтобы отметиться…
Ника многозначительно кивнула, не находя слов.
- Да, я… понимаю… Мне просто неизвестны такие подробности…
- Вам не нужно это знать, вот и всё…
Она помолчала, и предложила ещё раз:
- Раз уж ты не хочешь идти в дом – пойдём в ресторан, - заметив его замешательство, она добавила: - Хочу выяснить некоторые вещи. Нам есть, о чём поговорить… Пойдём?
- У меня нет с собой лишних денег для ресторана, - использовал последний аргумент Сапьега. Он не понимал, о чём они могут говорить, для него всё и так было понятно.
- Не страшно. Я не стеснена в средствах. Приглашение поступило от меня, я и угощаю.
При свете ламп Ника как следует рассмотрела Сапьегу; может быть, когда-то раньше это был приятный молодой человек, внешность его не отталкивала и сейчас, но на лице появился отпечаток усталости, он выглядел измождённым и болезненным. Заметная щетина делала его старше, отсутствие “весёлых морщинок” в уголках губ говорило о том, что этот человек не часто улыбается, практически никогда. Зато тяжёлый волевой подбородок давал понять, что у него сильный характер. Перед ней сидел образец взрослого, состоявшегося мужчины. Но такой типаж совсем не привлекал её. Не добавлял ему шарма и тот факт, что он определённый отрезок времени находился в тюрьме – это тоже было заметно, такие люди бросаются в глаза…
- Насколько я понимаю, ты сегодня ещё не ужинал. Составишь мне компанию?
- Спасибо, я не голоден. Ирма угостила меня чаем у вас дома.
- Я не могу есть одна – тебе придётся присоединиться. Я закажу сама, если ты не возражаешь.
Сапьега великодушно развёл руками, предоставляя ей свободу действий и демонстрируя полное невмешательство. Вероника заказала для него “Нежные реберные края с тушеным дайконом, маринованные морковью и семенами горчицы”, себе – лёгкий салат. Он не заглядывал в меню, и не вслушивался в название заказа, а зря. Он понял это к концу вечера…
- О чём вы хотели поговорить? – напомнил он, когда Вероника пожелала ему приятного аппетита.
- О девочке. Ты сказал, что она угощала тебя чаем? Скажи, пожалуйста – каким образом ты смог пройти незамеченным мимо прислуги и дворецкого?
Сапьега пожал плечами, измельчая вилкой содержимое тарелки, впрочем, не прикасаясь к нему:
- Слуги – люди подневольные. Что скажут, то и будут делать – по себе знаю… и у меня когда-то тоже были слуги… Дворецкого не видел ни разу. В гостиной не был – видел только мельком в приоткрытую дверь.
- Где ты был, в таком случае? – поразилась Вероника.
- В кухне. Ваш повар тоже любит Ирму, она поверила ей на слово, что я не маньяк и не вор. Дальше я не ходил – сам не захотел.
Ника замолчала, задумчиво разглядывая вилку.
- Ты начал приезжать к ней, она последнее время изменилась, и я долго не могла понять – почему. Она стала совсем другой… Вывод – вы скучаете друг за другом. Она к тебе привыкла, и с этим уже ничего нельзя сделать…
- Она с рождения знает меня. Мы жили одной семьёй, с моими родителями…
Ожидая продолжения, она наблюдала за тем, как он деликатно ест. Наверняка, у него это осталось от прошлой жизни.
- Что случилось потом?.. – машинально спросила Ника.
- Нечего особо рассказывать… - пожал он плечом, глядя в тарелку. – Женился… все ведь женятся… и на тех, кого любят… Не всегда, но такое случается… Думал, что меня тоже любят… Всё обычно – ничего нового…
- Почему ты не уедешь домой? Почему остался в Москве?
- Я не мог уехать без Ирмы. Если бы пересёк границу – назад не смог бы вернуться… За денежные махинации мне наложили запрет на въезд… Дома – мама… и тут я вернусь… с судимостью… без девочки… - он  кашлянул, словно внезапно охрип.
- Но сейчас ты тем более не заберёшь её. А там тебя ждут.
Сапьега внимательно посмотрел на неё:
- Вам так не терпится убрать меня отсюда как можно дальше? Хотите, что бы я уехал – боитесь, что испорчу ваши отношения с Ирмой?
- Именно! – не стала спорить Ника. – Если ты действительно так любишь девочку – лучше тебе оставить её в покое, и никогда не напоминать о себе.
- Я не настраивал её против вас… наоборот… - начал говорить Сапьега, и в глазах мелькнули слёзы. Ей показалось, что он сейчас заплачет, таким несчастным стал его вид. И, тем не менее, она не отступала:
- Не важно! Просто уйди из её жизни! Ты убедился, что ей хорошо, что она не обижена – успокойся, и забудь о ней! Я уступаю тебе, ввиду того, что ты так привязан к ребёнку… уезжай! И никогда не возвращайся! Объяснись со своей матерью – расскажи, что случилось. Она поймёт…
- Я не могу приехать к ней таким… - смущённо вытирая слёзы, ответил он.
- Конечно, можешь! Она – мать, а мать всегда поймёт…
- Что это?.. – вдруг спросил он, откашливаясь и прочищая горло, глаза у него начали беспощадно слезиться. Спустя пару минут, вдруг открылся насморк. – Что здесь?.. – указал он пальцем на блюдо.
- Мясо… - растерянно ответила Ника, потрясённая его видом.
- Горчица… - он задохнулся, схватил салфетку, и зашёлся в удушливом кашле, - там горчица?..
- Семена… Что с тобой происходит?! – её удивлённый возглас разнёсся по залу.
- Аллергия… - сипло выдохнул Сапьега.
- На горчицу?! – ещё больше удивилась Вероника. – В первый раз вижу такое!.. Подожди! У меня есть знакомый врач, сейчас… - она достала из сумочки мобильный, нашла номер и позвонила. Затем оставила деньги на столике, схватила под руку Сапьегу и поволокла к выходу. На её машине они поехали к личному врачу Марьяны…
- Пищевая аллергия, - констатировал эскулап, довольно быстро осмотрев парня. – Как уколы переносите? – он сказал ему название препарата, Сапьега ответил, что прибегал к помощи только этого “противоядия”. Он закатал рукав лёгкого чёрного свитера, оголяя руку для укола, и Ника увидела множество шрамов. Ей вспомнился тот день, когда она приехала в гости к Марьяне, и впервые увидела его – в крови, покалеченного, безжизненно лежащего на носилках. Наверняка, на голове у него остался такой же шрам, только значительно больше… - Посидите так минут двадцать, - согнул руку Сапьеги в локте врач. - Препарат быстрого действия. Вы вовремя приехали. Сейчас должно подействовать.
- Почему ты не предупредил?.. – тихо спросила Ника. – Я ведь не знала…
- Всё нормально, - успокоил он её, - сейчас пройдёт… Мне уже лучше…
- Я сама отвезу тебя к Марьяне. Нужно ей позвонить и предупредить…
- Не надо, - остановил её Сапьега. – Не говорите ей, что… - он замолчал на полуслове, но она и так поняла:
- Я не скажу, что ты приезжал к Ирме… - она набрала номер и сообщила тёте, что случайно встретила Сапьегу в городе, ему стало плохо, и она отвезла его к врачу. – Я привезу его, Марьяша, не переживай. С ним всё будет хорошо.
Когда она привезла его в особняк, он пошёл к себе через вход для прислуги, с другой стороны дома. Вероника зашла в зал – и увидела рядом с Марьяной женщину преклонных лет. Гостья выглядела взволнованной, и почему-то Ника сразу поняла, что эта женщина – мать Сапьеги.
- Добрый вечер, - поздоровалась она с ней. Женщина кивнула.
- Привет ещё раз, - вздохнула Марьяна. – Извини, я не сказала тебе по телефону. Это – Лучиста Герулис, мама Сапьеги.
- Я догадалась… - растерянно кивнула девушка.
- А где он сам? – спросила тётя.
- Дома… у себя… в комнате для прислуги… Он не захотел входить в дом с центрального входа… ему нездоровится…
- Ты не могла бы позвать его? – попросила Марьяна. – Просто его мама почти три часа ждёт его. Она не говорит по-русски, я ничего не могу ей объяснить…
- Да, хорошо… - Ника направилась в сторону корпуса прислуги, - сейчас…
Дверь в комнату Сапьеги была закрыта на ключ изнутри. Вероника постучала:
- Сапьега. Выйди на минуту?
Он открыл ей практически сразу.
- Что-нибудь случилось?
- Думаю, что да… - вздохнула Ника. – Марьяна попросила, чтобы ты пришёл – она хочет поговорить с тобой.
- Хорошо… - он не сумел скрыть расстройство. – Я сейчас подойду…
Когда он появился в зале – его мама встала из кресла, и долго смотрела на сына. Он стоял, ни жив, ни мёртв, меняясь в лице – то бледнел, то краснел…
- Мама?.. – наконец смог выговорить он… и бросился к матери.
- Kas tau nutiko?.. – со слезами в голосе спросила она на родном языке, с немым отчаянием поглаживая остриженные волосы сына, словно пытаясь вспомнить его наощупь. – Kod;l jums atrodo? Jei Jadvyga, Irma? Kur yra j;s; biuras?
Сапьега закрыл глаза, отворачиваясь. Его трясло, словно в лихорадке.
- Kod;l J;s gyvenate ;iame name? Kas tie ;mon;s?– спрашивала мама.
- Atsipra;ome, mama ... – прошептал он, чуть не плача. (Прости, мама…)
Марьяна и Вероника смущённо отвернулись.
- Сапьега… может быть, ты предложишь маме поужинать вместе с нами, и отдохнуть с дороги? – мягко спросила Марьяна Павловна.
- Если вы позволите, я отлучусь… отвезу маму в гостиницу…
- Зачем в гостиницу? – удивилась Марьяна. – Пусть твоя мама остановится у нас. Дом большой – места хватит всем. И потом – тебе нездоровится, зачем ты куда-то поедешь? Уже поздно.
Сапьега нервно выдохнул, проводя дрожащей рукой по лбу, словно хотел стереть навалившуюся тяжесть.
- Всё так… не вовремя… некстати… Я не ожидал, что мама приедет… Простите, что приходится причинять вам неудобства…
- Я думаю, что вам с мамой будет, о чём поговорить, - встала Марьяна. – Веронике нужно ехать домой. А ты проводи маму в любую из комнат, и помоги обустроиться. Я отдам распоряжение накрывать на стол, скоро должен приехать Григорий. Присоединяйтесь к нам.
- Спасибо… - кивнул Сапьега.
- Переведи маме, что я рада была с ней познакомиться.
- Marianos Paulius malonu matyti jus… - тихо произнёс Сапьега, мельком взглянув маме в глаза, и, видимо, ощущая вину за что-то, тут же опустил взгляд.
- Kas yra ;i moteris? – спросила мама настороженно. (Кто эта женщина?)
- Ji moka man dirbti… (Я у неё работаю…)
- Mano s;nus - vergais?! – потрясённо выдохнула женщина. (Мой сын – слуга?!)
- Mama, pra;au! Negalima! ;ie ;mon;s man pad;jo… J;s nieko ne;inote…  (Мама, прошу тебя! Не надо! Эти люди помогли мне… ты ничего не знаешь…)
- Пойдём… - тихонько шепнула Нике Марьяна, и потянула её к выходу, - я проведу тебя… Пусть они поговорят… Спасибо, что привезла Сапьегу. Я позвоню тебе завтра. Спокойной ночи…

Утром Марьяна пригласила Сапьегу вместе с его мамой к завтраку в столовую – впервые за два года. Григорий уже был в курсе всех подробностей, у них с женой так же произошёл разговор вчера ночью, и она рассказала ему всю правду.
- Вы поговорили с мамой? – спросила она Сапьегу.
Он кивнул:
- Мама расстроена… радоваться нечему, понятно… - выдержав паузу, он добавил: - Она узнала, что у Ирмы другая семья, и хочет увидеть Веронику и девочку… По-моему, это неудачная идея… Веронике это не понравится…
- Почему же? Бабушка так долго не видела внучку, тем более теперь она живёт в другой семье, они не будут видеться… Вероника не станет чинить препятствий этой встрече. А Ирма будет рада видеть тебя.
- Никогда нельзя врать… - расстроено прошептал Сапьега. – Вы ничего не знаете – Вероника обещала мне не говорить вам… - он поднял на неё виноватый взгляд. – Мы не случайно встретились с ней вчера… Она узнала, что я тайком встречаюсь с девочкой… несмотря на то, что обещал забыть о ней…
Марьяна нахмурилась. Григорий недовольно отметил:
- Однако, наглости и самонадеянности тебе не занимать! Странно, что Марьяша только сейчас начинает понимать это – мне всё было ясно с первых дней! Ты не только скрыл своё происхождение и то, что имеешь судимость – ты решил настроить ребёнка против приёмной матери!..
- Я ничего никогда не скрывал от Марьяны Павловны – она знает всё с момента моего появления здесь! И я не хочу настраивать Ирму против Вероники! – вскинулся Сапьега. Его мама настороженно посмотрела на него, затем на супружескую чету:
- Kas atsitiko, Sapega?.. – спросила она, не понимая русского языка. Он успокоил её уже такой привычной фразой:
- Mama, viskas gerai ... A; pats…
- Мне необходимо сейчас же поговорить с Вероникой, - встала из-за стола Марьяна. – Она должна быть в курсе происходящего – это напрямую касается её и Ирмы.
Сапьега кивнул. Марьяна вышла из столовой, он остался с Григорием и мамой.
- Что думаешь делать дальше? – спросил его муж Марьяны.
Сапьега пожал плечами:
- Мама хочет, чтобы я вернулся домой.
- Мудрое решение, - кивнул Григорий. – Надеюсь, ты не собираешься работать в этом доме до пенсии?
Он с горечью посмотрел на мужа Марьяны, долго молчал, потом спросил:
- Вам не терпится избавиться от меня?.. Я могу уехать прямо сегодня…  в любом случае будет так, как скажет Марьяна Павловна… Не люблю это слово, но никуда не денешься – я полностью зависим от её решения…
- Думаю, она меня поддержит, - уверенно кивнул Григорий, вытирая губы салфеткой, - если ей не нужны проблемы из-за тебя. А они у неё будут, раз уж ты так разговорился! Видимо, Марьяна слишком хорошо платит тебе, либо её отношение позволяет тебе думать, что ты можешь позволить себе разговаривать с обитателями этого дома в подобном тоне!
- Григорий Адамович…
- Чем скорее ты уедешь отсюда – тем будет лучше! Для всех! – муж Марьяны вышел из столовой. Сапьега тяжело вздохнул, взявшись за голову.
Маме оставалось только по тону, каким они разговаривали, догадываться об отношении к её сыну в этом доме…
- Mes eiti namo… - тихо сказала она. - A; atsisveikino su Irma - ir mes atostogos… (Мы должны сегодня уехать из этого дома… Я попрощаюсь с Ирмой – и мы уедем домой…)
- Mama... Mama... Kaip j;s nesuprantate... (Мама… Мама… Как ты не понимаешь…) – с горечью вздохнул он…
Вероника приехала днём, Ирма была с ней. Увидев бабушку, она с визгом кинулась ей на шею. Обе плакали, девочка что-то быстро говорила на родном языке, но, видимо, за время разлуки успела забыть отдельные слова – мама Сапьеги поправляла её, и от этого расстраивалась ещё больше. Она говорила Ирме, что скоро та совсем забудет язык, будет разговаривать только на русском, потому что Сапьеги не будет рядом, она забирает его домой. Больше они в Москву не вернутся. Со слезами на глазах Лучиста попеняла сыну за то, что в своё время он не послушался ни мать, ни отчима, и женился на Ядвиге.
Вероника смотрела на Ирму, наблюдала за реакцией Сапьеги – и понимала, что когда-то это была семья. Хорошая, большая, дружная семья. Его жена разрушила всё. Но она, Ника, может кое-что исправить…
-  A; b;nantiems Maskva… - вдруг тихо, но решительно сообщил Сапьега маме о своём решении остаться в Москве.
Мама и Ирма удивлённо и внимательно посмотрели на него.
- A; negaliu palikti miesto, - добавил он. (Я не могу покинуть город)
- Kas Jus ;ia? – спросила мама. (Что тебя держит здесь?)
- Neklauskite - A; negaliu pasakyti, kad! (Не спрашивай – я не могу сказать, что!) – нахмурился он.
- Jums reikia nuspr;sti… - пожала плечами мама.
Нависла тяжёлая пауза. Все молчали, словно в один миг растеряли слова. Вероника присела на диван напротив Сапьеги – он сидел на подлокотнике кресла, в котором устроилась мама.
- Я хочу поговорить с тобой… можно? – спросила она его.
- Со мной? – удивился он. – О чём?
- Почему-то мне так показалось, что вы говорили с мамой об отъезде в Литву, и ты никуда не едешь. Я правильно поняла?
Он нахмурился, и медленно кивнул, ломая голову – как она могла догадаться?
- Я вчера думала о том, что произошло. Если ты настолько привязан к Ирме, если ты её так любишь, что пошёл против своих слов… тогда, может, нет смысла разлучать вас? Если ты захочешь видеть её и общаться, я хочу, чтобы ты знал – я больше не стану препятствовать. Ты можешь приезжать, когда захочешь. И я буду привозить Ирму с собой, если соберусь в гости к Марьяше.
Девочка не поверила своим ушам – она бросилась Нике на шею с радостным криком “Мамочка, спасибо!”, чмокнула её в щёку – и рванулась к Сапьеге. Он, совершенно озадаченный новостью, ничего не понимал – за что на него свалилась такая милость. Муж Марьяны, Григорий, хмуро и молча наблюдал за этой сценой, сама Марьяна также не проронила ни слова. Если Вероника сама этого хочет – её право…
- Вы разрешите мне… - посмотрел на Марьяну Сапьега, - остаться у вас?..
- Ты сам это решаешь, - повела плечом она. – Я не могу выгнать тебя или заставить остаться силой… Мне нужна твоя помощь, я не откажусь от лишней пары рук, и не разорюсь, рассчитываясь с собой за труды… Но ты должен подумать о том, что всегда так работать не сможешь. Тебе нужен собственный угол, стабильный доход, уверенность в будущем.  Будет очень тяжело начинать всё с нуля в другой стране, в чужом городе. У меня для тебя есть предложение – сродни решению Вероники. Мне нужен новый менеджер по продажам в автосалоне. А у тебя, кажется финансовое образование?
Сапьега удивлённо раскрыл глаза:
- Вы хотите, чтобы я работал с вами?
- Хочу.
- Зная – за что я отсидел?
- Это была не твоя вина, и хватит об этом! Можешь не отвечать мне прямо сейчас – у тебя много времени. Сообщишь мне о своём решении, когда будешь готов принять мою помощь.
Лучиста спросила сына, о чём они говорят, и он перевёл ей.
- A;i;! J;s - gera moteris! A; girdi u; jus!
- Мама говорит вам спасибо за всё, - смущённо перевёл Сапьега. – Вы – добрая женщина, она будет молиться о вас…