Геннадий Островский. Воображение можно накачать

Любой фильм начинается с идеи, которая зажигает съемочную группу и в дальнейшем зрителя или нет. На кинофестивале «Pacific Meridian» в рамках новой программы «Профи» один из самых известных российских сценаристов Геннадий Островский раскрыл синефилам и будущим кинематографистам секрет успешного сценария. На самом деле секрет совсем не секрет. Все просто: писателю необходимо богатое воображение. На мастер-классе во владивостокском клубе «Забриски Пойнт» Геннадий Островский рассказал, как заставить свое воображение работать.

- Считается, что лучше всего пишется то, о чем знаешь не понаслышке. Вы используете фрагменты своей жизни при написании сценариев?
- Есть такое слово - воображение. Если вы им обладаете, вы можете вообразить себе все, что угодно. Конечно, это все преломляется через свой внутренний опыт, через общение с людьми, но, в принципе, воображение - те крылья, которые могут унести в любое место.
- С мышцами, понятно. Есть способы тренировать воображение?
- Попытайтесь рассказать сами себе какую-нибудь историю от начала до конца. Любую. Вот вы сидите здесь сейчас на этой встрече и вдруг видите, что ваш сосед в то время, как вы спрашивали, что-то вытащил из вашей сумочки. Он никогда не был замечен ни в чем подобном, вы знаете его десять лет. Он, возможно, совсем не тот, за кого себя выдавал. Каждый день что-нибудь придумываете - вот и все.
- Вы пишете с начала, с конца, отрывками?
- Я пишу только с начала. Иначе у меня не получается. Я беру красивую бумагу, красивую ручку и начинаю медленно выводить слова: «она», «он» и так далее. А потом, когда «она» и «он» начинают как-то взаимодействовать, я сажусь за компьютер.
- Сколько времени уходит у вас на написание истории?
- Очень по-разному. Например, «Любовник» был написан за месяц, а «Мой сводный брат Франкенштейн» - за восемь. С каждым прожитым годом писать все сложнее, потому что понимаешь, что надо делать лучше. Делать лучше с каждым разом все сложнее. Если ты неофит - тебе все нравится; потом, с опытом, тебе ничего не нравится.
- Бывает, что вы меняете придуманный изначально финал?
- Когда я приступал писать «Мой сводный брат Франкенштейн», очень хотел, чтобы главный герой остался в живых. Потом делал двадцать вариантов финала, и было понятно, что не может он жить. Только кажется, что это свободное творчество. На самом деле оно очень несвободное, потому что как только персонаж сказал «а», он уже не может говорить на другом языке.
- Вам приходилось в работе над фильмом противостоять продюсерам или вам везло в этом смысле?
- С 1990 года, когда рухнула система, у нас не было индустрии кино, фильмы не приносили денег. Сейчас кино превращается в бизнес. Это значит, что есть люди, которые вкладывают в кино деньги и хотят получить отдачу. Не славу, не почет, не призы на Каннском фестивале, а прибыль. Конечно, диктат продюсера существует. Сталкивался ли я с ним? Сейчас по моему сценарию будет сниматься триллер с бюджетом в десять миллионов евро, это достаточно большие деньги. Диктата не было, были маленькие пожелания. Но эти маленькие пожелания были высказаны таким образом: «Мы не выпустим это фильм без учета наших маленьких пожеланий». Но они были не настолько ужасны, чтобы совсем отказаться.
- Существует ли некая идея на все времена, которая всегда будет пользоваться успехом?
- Это, конечно, некий катарсис. Могу привести пример истории, которая потрясла лично меня. Есть трехминутный фильм «Ветер». История очень простая: знаменитая фотография расстрела евреев в Варшавском гетто, взвод фашистов, у стены стоят женщины, старики, мальчик. Видно, что дует сильный ветер. В какой-то момент фотография оживает, офицер поднимает руку, и в это время ветер сдувает шляпу с головы мальчика. Мальчик наклоняется за ней, офицер держит руку, мальчик смотрит на офицера, тот молчит, ветер гонит шляпу по улице, мальчик делает шаг, потом еще шаг, заворачивает за угол и оказывается на свободе, никто не мешает его побегу. Мальчик смотрит на эту шляпу, берет ее в руки, возвращается обратно, надевает ее на голову, фотография снова замирает. Фильм снял никому не известный автор в Югославии, для меня это пример абсолютно гениально рассказанной истории.
- Это пример фильма без слов. Насколько в сценарии важен диалог?
- В кино, как мне кажется, не всегда важно, о чем говорят люди, и даже, как они говорят. Важна ситуация, где они это говорят. Допустим, здесь у нас под столом, не дай Бог, конечно, лежит бомба с заведенным механизмом, а мы тут мило беседуем. Мы можем говорить о чем угодно, и зритель будет ждать, чем все это кончится.
- А о чем вы бы никогда не стали писать?
- Я бы не стал писать историю о Великой Отечественной войне, потому что я в ней не разбираюсь. Я не буду писать историю про Путина, о нем трудно воображать, хотя бы потому, что он наш современник. И я не буду писать историю о политике, потому что тут не надо воображать.

Справка ТВР
Геннадий Островский родился в 1960 году. Из-за травмы ноги вынужден был оставить футбол. Окончил консерваторию в Ростове-на-Дону. Играл на саксофоне в джазовом ансамбле. В 1989-м поступил на сценарный факультет ВГИКа. Его киноповесть послужила основой для телесериала «По имени Барон» (приз на международном сценарном конкурсе им. Эйзенштейна, 1993). Написал сценарии фильмов «Русский регтайм» (1993), «Сочинение ко Дню Победы» (1998), «Стрингер» (1999), «Механическая сюита» (2001), «В движении» (2002), «Любовник» (2002, персональный приз за лучший сценарий на МКФ в Сан-Себастьяне), «Мой сводный брат Франкенштейн» (2004, приз им. Франсуа Шалэ, Франция, приз за лучший сценарий на Фестивале европейского кино в Лечче, Италия), «Бедные родственники» (2005, приз им. Григория Горина на кинофестивале «Кинотавр»), «Солдатский декамерон» (2005, главный приз на Всероссийском сценарном конкурсе).

Владивосток, для еженедельника "ТВР - Телевидение и Радио", фото из Сети