Доча моя, доча...

Вот уже третий день у неё нет сил. Просто встать с постели… Первый раз за девяносто лет… Всё прошла: и голодное детство, и войну, и тюрьму, а сейчас особенно трудно, труднее, чем тогда. Такого бессилья ещё не было. Ладно, дочка рядом. Сын-то тоже обещался подъехать, навестить. Ой,.. а навестить ли? Он так занят всегда, некогда ему гостевать-то. Только на похороны какие-нибудь и приезжает… Да уж… Лучше б помереть, чем вот так вот, ведь, и не болит вроде ничего, а плохо. Плохо-плохо… Так, ведь, и не умирается.
-  И не умрётся. Пока не расскажешь дочери про нашу первую встречу.
- А ты-то откуда взялась? – обратилась она к цыганке, которая присела на край постели.
- Да всё оттуда ж! – многозначительно ответила цыганка. Подозрительная она какая-то. Даже не состарилась с тех пор…

Она была самым ярким пятном на серой улице в то прохладное раннее утро.  Многоярусная цветастая юбка качалась в такт походке, сиреневый полушалок подчёркивал синь обрамляющих лицо волос.  Она появилась навстречу как-то неожиданно,  из-под земли что ли выросла…
- Стой! Не ходи туда! – цыганка подняла руку, как будто хотела ладонью остановить её.
- Куда – туда?
- А куда идёшь?
- Тебе-то какое дело?
- Да мне-то что? А, вот, тебе туда ходить не надо. Она тебя от ранней смерти спасёт, да и умирать у неё на руках будешь.
- Кто "она"? Про что это ты? – Она растерялась от услышанного и… испугалась… Странная всё-таки цыганка, откуда ей знать, куда она идёт?.. И откуда она знает, что это, может быть, и девочка?.. Ранняя смерть какая-то?... Она готова была обрушить на цыганку шквал вопросов. Но той и след простыл.

Она работала медсесторй в больнице. И спешила на работу. Но не работать. Молодая она тогда была, красивая… Неуёмная! Всего хотелось! Война только закончилась. Ой и насмотрелась она там, на фронте, на боль, на смерть… А сейчас-то, после войны, сам Бог велел радоваться жизни на всю катушку! Да только вот мужиков осталось раз-два и обчёлся, на фронте-то их было много – и все твои, а в миру – по пальцам пересчитать, да и то уже чьи-то.  Хотя, её-то был просто ничей. И, вроде, и не её. Вот и спешила к коллеге-врачу, договорилась, что поможет избавиться от того, что ей всю жизнь может перевернуть и испортить. У неё такие планы были, а вон, видишь, как получилось: раз и забеременела. Не ко времени это.

Рабочий день ещё не начался. Больные спали. Дежурный медперсонал поддрёмывал. Её появление никого не удивило, она же работала здесь. Врач уже ждала её. Но встреча с этой странной цыганкой  не оставляла в покое.
- Цыганку сейчас встретила, она мне наговорила ерунды всякой.
- А что именно? - спросила врач, готовя инструменты.
Она так обрадовалась, что есть с кем поделиться своими переживаниями от этой встречи! Рассказала и почувствовала, что как-то легче стало на душе, как будто покаялась.
Врач выслушала её, посидела, задумавшись, а потом решительно отодвинула инструменты:
- Ничего я тебе делать не буду! Уходи.
А она как будто этого ждала. Выскочила из операционной, переоделась в сестренской в свой белый халат и пошла в процедурный помогать дежурной сестре. Она не хотела думать, что будет дальше с нею, с неё довольно было, что она буквально наслаждалась тем облегчением, которое ощутила, покинув операционную, слава Богу не изменив  в себе ничего.

Девочка родилась в тюрьме. Отношения с сокамерницами у неё не складывались, рождение дочки позволило получить амнистию. И она понимала, от какой такой ранней смерти спасла её дочь. Ой, лучше не вспоминать этот период. Каяться-то ей не в чем в этом смысле, подставили её те, кого за друзей посчитала, да вот слава Богу всё обошлось.

Потом замужество, рождение любимого сына, дочку рано замуж вытолкала, всё больше к сыну тянулась, позабыв о цыганском пророчестве. Да и не думалось о смерти! До последних дней жила как вихрь: и тебе спляшет, и тебе споёт, и тебе ночь напролёт стихи наизусть. Возраста её ей никто не давал: всегда подтянута, одета с иголочки, казалось, что внуков и тех переживёт! И на тебе пожалуйста!

Дочь, сама уже три раза бабушка, принесла ей завтрак:
- Давай, я тебя покормлю, что-то ты и ложку как-то боком держишь. Неужто уже и её тяжело держать?
- Погоди, дочь, мне тебе кое-что рассказать надо. Знаешь, ведь, много чего грешного допускала, а вот про самый страшный грех мой я тебе не рассказывала. Не знаю, что б теперь было, если бы довела всё до конца…
Она рассказала дочери свою грустную историю о том, как чуть не убила её, свою дочу, свою кровиночку, свою капельку. И не было бы вот этих глаз, которые за ней сейчас присматривают, и не было бы этих рук, которые за ней сейчас ухаживают, и не было бы этого голоса, который вдыхает покой в её уставшее сердце…
- Ну, что было, то прошло! – заключила дочь, - хватит убиваться, давай поедим немного. – Она  набрала в ложку каши и поднесла к губам матери…
Мать смотрела на неё счастливыми глазами, губы сложились в мягкой улыбке… Каша ей больше была не нужна…