СкрИпя сердца

                Илье К.

Илья маялся. Он уже давно ждал этого. Давно, очень давно. Зародыш не получил бы развития, если бы не его инициатива.

Девушка сразу не понравилась ему. Она вторглась в мир, который он считал своим, привлекла всеобщее внимание своей непохожестью на них, на всех. Что-то в ней было. Определенно. Слишком шумная, любящая покомандовать, какая-то поначалу отталкивающая. А потом притягательная. Вечная стебистка со специфическим юморком. Своеобразная. И дико манящая. Окруженная сотнями людей и безмерно одинокая. Смеющаяся, но остающаяся с грустинкой в глазах. Не такая, как все. Его, его. Наверное, в этом дело.

Илья знал, что она превосходит его во всем. Его, которому поклонялась школота, которого чтили везде и уважали, его, который…. Качества едва ли поместятся на бесконечной прямой, но она все равно была лучше. Всегда.

«Ветряная кокетка»,- думал он про нее сначала.
«Властная стерва»,- проговаривал потом, после того, как она побрила (отшила, опрокинула, дала отпор; подчеркните подходящий вариант). 

Карие волосы струились…Виолончелеобразная фигура. Как часто во сне он проводил пальцами по её спине, бедрам. Словно смычком по струнам. И она играла. Громко. Задорно. Да так, что мелодия сопровождала его повсюду, где были другие девушки. Их он попросту не видел.
Конечно, замечал, куда ж без этого, но не вглядывался в лица, не всматривался детально, как раньше. Перестал рычать: «Я бы вдул» при взгляде на проходящую мимо пустышку, не интересуясь ею на самом деле, но только для того, чтобы задеть ЕЁ. Заставить ревновать… Или просто обратить внимание на то, что он, в первую очередь, мужчина. А не только друг.
Он взрослел. Ему хотелось мяса и зрелищ. Похотливый бык? В мыслях. Дома же по-прежнему идеальный сын, верный друг, прилежный ученик. Негде было выплеснуть подростковую немощность. Никто из девиц не одаривал его улыбками, заигрывающим косоглазием. Илья был никому не нужен. Даже ей. Так он привык думать. Ведь она, скорее всего, не знала, что ему симпатична. Вечно шутила, выслушивала его бред и шла гулять, оставляя его наедине со своими домыслами и грудой недоговоренности. С другими. Как и с ним. Также и со всеми.
Но сегодня всё должно было измениться. В какую сторону Илья не знал. Он ждал. Умылся, побрился, приоделся. Как давно он этого не делал с такой тщательностью, заставляя зеркало работать, выплевывая на поверхность его отражение. Мужественный. Да. Он нравился себе. Но это всё было лишь только для НЕЁ.

Она, как обычно, быстро юркнула в дверь, чмокнула воздух, даже не прикоснувшись к его щеке. Обычно он был колюч. И это жутко бесило её. И собралась сесть в кресло. Но, видимо, передумала. Она вернулась к Илье, провела по свежевыбритой коже несколькими пальчиками, принюхалась и, наверное, удовлетворившись, громко чмокнула его. Потом, закрыв рот ему рукой, чтобы не нарушил тишину, прошипев: «тссс», увлекла его в спальню.
Этого он никак не ожидал. Такой подарок в его день рождения. Всё пошло не по его сценарию. Да, она всегда не вписывалась ни в какие рамки…

Детские мечты воплотились в жизнь. Илья трепетал. Трепетала и она, принося радость быстро созревающему мужчинке.

Счастливое лето. Для обоих. И, как обычно, the end. Вот тут уж точно Илья должен обуздать ситуацию. Решить. Как долго он гнал от себя мысли об этом. Ведь и он, и она знали, что любви пришёл конец. Или у неё будет всего лишь навсего передышка. Полгода, год? Сколько? Но уже порознь. Далеко друг от друга. Расставание неизбежно. Никто не хотел выпускать из рук птицу счастья. Отправлять её в небо, а вместе с ней лететь, разлетаясь в разные стороны. Он – к себе на родину. Она – на учёбу. Ему дальше и в холод. Ей – всего лишь парой сотен километров южнее.
– Как ты не понимаешь? Ведь я же южная девушка! Я не могу жить в вечной мерзлоте. И ты тоже не сможешь бросить больных родителей. Сам знаешь. К чему слова, эти ничего не значащие фразы, вылетающие изо рта и растворяющиеся в горечи невозможности? Да, невозможности. Ты понимаешь, что мы не можем быть вместе. Не по нашей вине, конечно. Но в силу обстоятельств.

– В силу обстоятельств,– как эхо повторил Илья.

– И ничего нельзя изменить…

– Но следующим летом…

– Ты в это веришь? Всё сохранится? За год мы станем другими. Отвыкнем друг от друга. Кто знает, что будет в следующем году?

– А если переехать…

– Зачем ещё раз вылавливать из Леты эти «если»? Я рождена не для холода. Я там зачахну, завяну, одурею от мороза, сырости. Я готова пожертвовать собой, но меня надолго не хватит, ты же понимаешь.

– Я тоже готов пожертвовать собой.

– Собой! Но не родителями! Дороже родителей нет в этой жизни никого!

– Ты!

– Не говори глупостей! Это не вариант. Нет. Нет. Совсем нет… Конечно, их можно перевезти на юг…

– Нельзя. В том-то и дело. Они коротают остаток жизни, живя воспоминаниями. Квартира, которую они купили в молодости, фотографии, портреты, мебель, воздух – вот, что заставляет их сердца до сих пор биться. Это хуже, чем отнять у ребенка игрушку. Это значит погубить их.

– Неужели всему виной лишь расстояние? Ну, почему, почему всё так? – по её щекам катились слёзы, вытолкнутые из глаз несправедливостью жизни.

– Печально, – чуть не плача прошептал он, крепко сжимая в руках её руку.

– Это фраерское слово, Илья! Как быть? Кааак? Я не могу так больше! Не могууу! – истерика овладела ею.

Продолжать было бессмысленно. Как и затевать этот разговор, в общем. Возможность быть вместе была им недоступна. Это было заведомо известно, но они рискнули. Что ж, ведь, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского.


– Выпей,– протянул он ей бокал с игристым.

– Тогда уж на брудершафт,– всхлипнула в последний раз она.

Ритуал был выполнен. Бешеная страсть обуяла обоих.

Илья медленно перемещал пальцы, обнажая её тело. Сегодня он был владельцем контрабаса, на котором за целое лето он разучил самые лучшие партии. И он играл, а она пела, теряя вес, преображаясь и превращаясь в скрипку. Скрипач и скрипка – вихрь эмоций утащил их в пучину страстей. И плевать, что до расставания считанные дни. Они наслаждались каждой умирающей и дающей себе подобным жизнь секундой. Они любили, они жили. И, быть может, им надо было много чего для счастья, но не сейчас.