Мотылёк

«Бог тебя талантом в жизни наградил,
Добрые чтоб чувства в людях ты будил».
(Светлана Копылова, «Писатель и вор»)



Аркадий Ильич уже снимал с вешалки пальто, когда в дверь постучали, и сразу вслед за этим в кабинет заглянула белокурая кудрявая головка.

– Можно?
– Вообще-то рабочий день уже окончился.
– Но… я документы принесла…
– Всё уже. Приём документов на бюджетное отделение завершён.
– Но…
– Никаких «но», барышня. Закройте дверь.
– Подождите, пожалуйста, выслушайте меня. Я очень хочу поступить!
– Раньше надо было приходить, барышня. Не откладывать на последний день. Всё. Больше не принимаем.

Аркадий Ильич сделал движение закрыть дверь. Головка поспешно отпрянула, отчего лёгкие локоны всколыхнулись вокруг лица светленькими пружинками.

– Ну поймите, мой самолёт задержали, я бежала со всех ног, я раньше не могла вылететь, с братом сидела… – лепетала девушка, отчаянно сопротивляясь подступающим слезам. – Я ведь всего на пять минут опоздала, ну неужели Вы не можете задержаться буквально на секундочку, ведь только взять документы… Ну пожалуйста!..

Аркадий Ильич молча застегнул пальто, вышел из кабинета, повернул ключ и быстро зашагал прочь по коридору.

*

Наташа будто бы сама вышла из книжки – добрая, наивная, застенчивая, с копной непослушных льняных кудрей, эта девушка обладала большим поэтическим талантом. О своём таланте она знала, и всю сознательную жизнь хотела пойти учиться в литературный институт. Однако её домашние – люди прагматичные и основательные – подобную идею не разделяли и упорно настраивали девушку пусть и скучную, но надёжную (да и модную) профессию экономиста.

Единственный раз за всю свою жизнь Наташа проявила твёрдость и настояла на том, что поедет в Энск и попробует сдать экзамены в Литинститут…

Она была призвана нести свет в мир своими чистыми, прозрачными стихами, делать его теплее и добрее, будить в людях самые благородные чувства… Но людская воля распорядилась иначе…

Поверив в свою неудачу, Наташа подала документы и поступила на финансово-экономический. Она продолжала писать стихи, дарила их подружкам на дни рождения, а друзья порой просили её сочинить что-нибудь для их возлюбленных… Но о том, чтобы публиковаться, чтобы её прочитали сотни и тысячи, Наташа и думать забыла…

*

Аркадий Ильич возглавлял аппеляционную комиссию.

Он всегда возглавлял аппеляционную комиссию. Ведь это была его идея – сделать «плавающую» структуру набора: все те, кто проходил экзамены без троек, принимались на бюджетное отделение, а остальные места – вне зависимости от того, сколько их оставалось – заполнялись «платниками». Теперь, когда по новому закону вузы получили бюджетную автономию, такая схема оказалась возможной. И это было чрезвычайно выгодно учреждению под названием «Энский литературный институт», потому что оно резко увеличило своё финансирование благодаря тем самым «платникам», которых стали набирать вдвое больше – за счёт «дифференцированного», так сказать, подхода к оцениванию работ абитуриентов, поступающих на разные отделения.

И вот теперь Аркадий Ильич уже второй день сидел в душном кабинете, время от времени вытирая платком потный лоб, и втолковывал этим настырным нищим «самородкам», что их здесь никто не собирается встречать с распростёртыми объятиями.

А «настырных самородков» было много…

– Вы понимаете, что так не пишут даже школьники, хоть сколько-нибудь знакомые с понятием «жанр»? За что я здесь должен поставить четвёрку? Вы слишком высокого о себе мнения, молодой человек. Это нескромно, должен Вам заметить, нескромно. В Вашем возрасте можно было бы уже научиться адекватно оценивать свои способности…

*

Рассказами Влада зачитывались все знакомые. Редко кто даже из проходимых в школе авторов умел так же ярко, так пронзительно описывать самые обыденные события, создавать столь неожиданные образы, подбирать такие необычные слова и формы…

Вспыльчивый и импульсивный Влад сначала громко возмущался на аппеляционной комиссии, пытался что-то доказать, объяснить, опровергнуть… А затем внезапно замолчал и лишь исподлобья смотрел на председателя своими цепкими ярко-зелёными глазами, в уголках которых затаилась насмешка.

Выйдя из кабинета, Влад пнул ногой урну и внимательно наблюдал, как она, теряя мусор, дребезжит по ступеням… Неподалёку от института он купил пива и, вскрыв бутылку, отошёл за ларёк. Внезапно перед ним возник молодой человек года на два старше Влада.

– Что, пролетел?

Влад угрюмо кивнул.

– Не переживай, бывает, – парень сочувственно-покровительственно положил ему руку на плечо. – Меня Васей зовут. Пойдём к нам? Надо же тебе отдохнуть по-человечески от всего этого поганства…

От нового знакомого веяло искренним участием, а домой идти страшно не хотелось, и Влад направился за Васей. Компания, в которую тот его привёл, показалась достаточно приличной. Не шпана, не уличные подростки – просто обычная молодёжь, которая не нашла себя, или которой помешали найти себя…

Пили они три дня – Влад, Вася и два его друга – с какими-то девицами, имён которых Влад не запомнил. Мальчишки спали с ними по очереди, каждую ночь меняясь «дамами». Влад, никогда прежде не напивавшийся и не имевший близких отношений с женщинами, словно окунулся в другой мир – прежде неизвестный – такой простой и лёгкий… Пустота, зиявшая на душе после «провала» на вступительных экзаменах (да ещё такого несправедливого) начала немного затягиваться.

…Когда на четвёртое утро протрезвевшая девица, ночевавшая в этот раз со Владом, вдруг резко так заявила:

– Слушай, а зачем тебе учиться писать? Ведь ты и так уже умеешь?.. Они говорят, что не нравится твой стиль, ну, им там может что угодно не нравиться, в «высоких материях», но жизнь-то ты описывать умеешь? Почему бы тебе не попробовать себя в другом жанре? Ну, например, описать ЭТО?

– Что – это? – не понял Влад.

– Ну, то, чем мы сейчас с тобой занимались. – Девушка (кажется, её звали Катерина) приняла самую соблазнительную позу.

– А… зачем? – всё ещё не врубался несостоявшийся литератор.

Оказалось ,что Катерина владеет одним из высоко посещаемых «эротических» интернет-сайтов Энска. Случайно узнав, что в их тусовке наличествует малец, способный держать ручку не левой задней лапой, предприимчивая деваха придумала относительно дешёвый способ регулярно пополнять на своём сайте коллекцию соответствующих рассказов…

Под её внимательным руководством Влад постепенно втянулся в это дело, и через пару лет вошёл в число полноправных редакторов этого довольно-таки выгодного «интернет-проекта».

Не обременённый лишними знаниями, как выразилась Катерина, о «высоких материях», Влад прекрасно вписался в это «современный» вид «искусства»…

*

– Молодой человек, ну о чём Вы пишете? Какой-то «Бог», да ещё с большой буквы… Что это за сказки сопливые, Вам разве это предлагалось писать в экзаменационной работе? Ну давайте, давайте, ещё дискуссию со мной откройте на тему религии и атеизма. – раздражённо бросил Аркадий Ильич в ответ на робкую реплику очередного «юного дарования».

О, как же они ему надоели, эти дармоеды навязчивые… Как он ненавидел их, этих мальчишек и девчонок, пытающихся пролезть учиться «на халявку», возомнивших о себе…

– Вы свободны. Следующий!

Худой долговязый Костя, молча и спокойно выслушав вердикт председателя аппеляционной комиссии, вышел в коридор, достал из кармана курточки мобильник.

– Алло, папа? Меня не приняли. Не прошёл по баллам. Аппеляция? Да, аппеляция тоже ничего не дала. Мне объяснили, что я бездарность. Я и сам это знаю, ты же помнишь, я был уверен, что не поступлю. У меня нет никаких талантов…

Спокойный, даже где-то безразличный голос приёмного сына ледяным холодом струился в душу Олега Петровича.

Подобрав Костю в буквальном смысле на помойке, где восьмилетний оборвыш искал себе пропитание, он все эти годы упорно боролся с чудовищным комплексом ущербности, наглухо впитавшимся в ребёнка. Несомненно талантливый парень, Костя считал себя предельно заурядной личностью. И хотя дар Живого Слова в нём замечал далеко не только отец, юноша планировал ограничить своё образование слесарным техникумом, ну а всякие там романы (которые так нравятся папе и ещё тётке) писать исключительно для самых близких.

– Да не расстраивайся ты так, папа, я же всё равно не брошу писать, ну а учиться буду чему-нибудь другому, ведь всё равно чему-нибудь полезному научат…

*

Олег Петрович тяжело вздохнул. Почти поверившего в свои силы мальчика бесцеремонно отбросили туда же, обратно, где он его нашёл, на помойку, можно сказать, только – социальную… Теперь, чтобы оправиться от этого удара, нанесённого по ещё далеко не зажившему шраму, чтобы вновь поверить в себя – даже не в свой талант, а вообще в себя, в целом, как в Личность – Косте потребуется вдвое, втрое больше времени и усилий…

С этими невесёлыми думами Олег Петрович возвращался с работы. Он шёл механически, не глядя по сторонам, и не заметил, как из-за поворота на большой скорости выскочила машина… Водитель также слишком поздно увидел зазевавшегося пешехода…

Когда Костя сошёл с поезда, вернувшись из Энска, его встретила тётка Варвара в чёрном платье и чёрном платке…

*

Старая баба Нюра мела пол.

Она всегда мела пол в этом здании, сколько помнят себя эти стены. Говорят, что это было даже тогда, когда в них помещался ещё не Литинститут, а Энское дворянское собрание… Правда, в это плохо верится, но про бабу Нюру много чего говорят…

Например, многие, кто каждый день видит её согнутую, всегда молчаливую фигурку с веником, считают бабу Нюру ангелом… Однако это не правда. Баба Нюра – обычный грешный человек, и она всегда может подтвердить, что обладает резким и жёстким – словом, как это принято называть, тяжёлым – характером.

Что же касается ангелов, то здесь всё гораздо интереснее. Дело в том, что баба Нюра регулярно общается с ангелом. То ли она слишком стара, то ли ангел-хранитель ей попался слишком разговорчивый, то ли ей всё это кажется, но тем не менее довольно часто, когда старенькая уборщица мысленно обращается к Богу, в её голове внезапно возникают ясные, чёткие, предельно понятные ответы на её вопросы. И ещё ощущение, ОТКУДА это даётся…

Баба Нюра мела пол.

«Батюшки, что же делается! – проводила взглядом очередную абитуриентку, в слезах выбежавшую с аппеляционной комиссии. – Совсем с цепи сорвался наш очумелый… Эх, Господи…»

Баба Нюра давно наблюдала деградацию некогда умного, приятного и симпатичного молодного сотрудника. Не шибко способного, но въедливого и старательного выпускника Литинститута оставили преподавать. А потом он быстро пошёл в гору…

Аркадий Ильич шёл по жизни размеренно и слегка брезгливо, носком аккуратно начищенных туфель расшвыривая со своего пути всех, кто стеснял его движения, либо просто не вписывался в выстроенную им схему Выгоды… В свои неполные сорок лет он очень чётко знал, чего хочет, и – главное – как можно устранить все возникающие помехи…

«Он уже ничего не поймёт, – вдруг сообразила баба Нюра. – Ему уже бесполезно… Он так и будет калечить судьбы, чтобы получить лишний рубль… Нехристь… Исчадие ада…»

Когда она узнала о гибели отца Кости (с ним баба Нюра была некогда знакома), чаша терпения этой молчаливой старушки переполнилась. С мысленным воплем обратилась она к Богу:

– Боже! Не дай свершаться несправедливости! Господи, неужели Ты не видишь десятки неправедных приговоров, искалеченных судеб детей… На нём кровь Олега, этого добрейшего, святого человека… Прошу Тебя, ради всех светлых душ, пострадавших из-за Аркадия, покарай его здесь, в этом мире, ещё до его смерти… Ведь он уже ничего никогда не поймёт и не раскается, он лишь плодит зло на земле!

Так молилась баба Нюра, сама не зная, совершает ли этим грех или праведное дело.

…Как вдруг услышала уже знакомый голос ангела:

– Суждено ли кому раскаяться – то тебе, сестра, не ведомо. Но в одном ты права: ТАК, как до сей поры должно было идти, Аркадий действительно ничего не поймёт… Я донесу твою молитву…

Баба Нюра мела пол.

Она никогда не училась в Литинституте, но воображение рисовало ей поистине феерические картины. Она видела извергающиеся вулканы, вышедшие из берегов моря, вихрящиеся от земли до небес столбы смерчей… Вся эта безудержная стихия спустилась в мир ради лишь одного – поглотить, уничтожить, стереть с лица земли это исчадие ада, Аркадия Ильича Захаркина.

Она видела огненные вихри и пенящиеся волны. А это оказался – всего лишь мотылёк.

Просто Аркадий Ильич садился за столик на открытой террасе, где летом располагался институтский буфет, когда вдруг на рукав его пиджака опустился обыкновенный мотылёк. Преподаватель поставил поднос на стол и принялся аккуратно его сгонять, чтобы тот не засыпал его костюм пыльцой со своих крылышек. Мотылёк вспорхнул и улетел… а Аркадий Ильич принялся за свой обед.

*

Вероника Матвеевна допивала кофе, когда за соседний столик опустился симпатичный мужчина.

Сегодня был последний день, когда маркетинговая фирма, в которой работала Вероника, «квартировала» в Литинституте. Их директор, купивший новый офис за стоимость прежнего с небольшой доплатой, ещё не успел окончить отделочные работы, и потому за умеренную плату фирма с месяц квартировала в здании Литинститута, существенно опустевшем во время летних каникул.

Веронике сразу приглянулась эта терраса, и она часто ходила сюда перекусить, а оставшееся время перерыва бродила по алее, пролегавшей близ институтского корпуса.

Отставляя допитую кофейную чашку, Вероника заметила про себя: «Какой необычный мужчина…» – и кинула на Аркадия внимательный взгляд. Но он был занят мотыльком.

И их глаза не встретились.

И они не познакомились.

Вероника встала, отнесла свой поднос, и, выходя из буфета, ещё раз вскользь подумала: «Интересный…». И тут же голова её наполнилась иными мыслями: «Пойду пройдусь немного, а потом пожалуй пора будет вещи собирать, уезжаем уже отсюда…». И ушла.

Это было та единственная во всей Вселенной женщина, с которой Аркадий Ильич был бы счастлив.

Которая полюбила бы его, искренне и глубоко.

Которая должна была родить ему сына…

Но судьба уже переменила своё решение.

Тот единственный во всей жизни миг, когда они должны были увидеть и УЗНАТЬ друг друга, он снимал мотылька со своего рукава…

И они не встретились.



20 апреля 2011.