Что было?

Головой невозможно пошевелить. Издалека доносятся крики, какие-то вопли, гулкие шаги, холодно. Открыл один глаз, второй, где я? Как я тут очутился, что вчера было? Закрыл глаза.

- Почему это не убрали!!! Где ты был?!!! И почему такая вонь?!!! Откуда эта вонь?

До чего мерзкий и противный голос? О боже, как же болит голова. Роман сел и огляделся. Он сидел на стареньком продавленном диване в углу большого пустого помещения, оно явно было недостроено, то ли будущая автомойка, то ли торговый центр. К нему стали потихоньку приходить воспоминания...Вчера пили, вначале на работе, провожали уволившегося Лёху, он не хотел пить, только сто грамм водки и всё, но потом ещё сто грамм, и ещё, и было сало и хрустящие, маринованные огурчики, такие маленькие и крепенькие, и так хорошо, а потом....потом звонила жена, звала домой, потом пошли провожать Ленку, потом был ресторан и коньяк. Кто платил за коньяк? Не помню, что было потом? Потом блевал, машина? Какие-то обрывки воспоминаний, кто-то был очень недоволен, и опять провал, потом холодно, темно и сугробы, кругом сугробы, только бы не замёрзнуть, очень холодно, какой мерзкий кислый запах, деревня, Плишкино. Как я очутился в Плишкино? И где фотоаппарат? Я точно помню, как фотографировал в ресторане, я ещё вспышку с работы забрал. Где фотоаппарат, где одежда, где рюкзак, паспорт, ключи, телефон, и как я тут очутился? Так-так, вспоминай! Нет, не могу, потом вспомню, холодно, было холодно и страшно, и не хотелось умирать, а хотелось, наоборот, жить. Собаки и дома, и заборы, кругом заборы и собаки, надо попасть в тепло! И потом я стал долбиться в дверь, да, там ещё надпись "ресторан", но ресторан ещё не открыли, и меня впустил сторож, а я дрожа от холода, продрогнув, как собака, стуча зубами, и сразу протрезвев наполовину, попросился переночевать. И вот я на диване. И кажется у меня проблемы.

 ***

-Так! А это кто такой? Что он тут делает?!! Кто впустил?!!! Как от него воняет! Так это от тебя воняет?! - вопросы сыпались один за одним.

- Ты кто?

- Фотограф, у меня ещё был фотоаппарат, - ответил Роман, щурясь на толстого мужика в пиджаке из драпа, по виду начальника, рядом неуверенно стоял щуплый сторож с седой щетиной, пожелтевшими от курева зубами и знаками показывал Роме, что пора валить.

- Как ты сюда попал? Ты хоть знаешь, где ты?

- В Плишкино?

- Какое Плишкино! Первая Советская там! - и начальник махнул рукой в сторону, - А теперь вали отсюда, вон дверь, фу, какой запах!

Роман не стал ждать повторного приглашения и пошатываясь вышел на свежий воздух. Лазоревое, нежное, зимнее небо, солнце уже высоко, морозный воздух ударил в нос, обжёг лёгкие. Спящие деревья завернулись в белые снежные саваны, ну и ассоциации! Советская там! И Рома побежал. Он бежал и бежал. Подскальзывался, падал, вставал и опять бежал, мало мальски отряхнув снег. Холод сжимал всё сильнее его тело, голова замёрзла, руки замёрзли. Он бежал по странному району, такому нежилому, такому заводскому. И как он тут очутился? Но вот и 1-я Советская, оживлённая, машины, люди! Рома стал ловить тачку, но никто не хотел его везти, такого раздетого, грязного, заблёванного, без денег. Все водилы были почему-то злые и маршрутчики тоже не хотели его везти. И он опять побежал...

Через полчаса он уже звонил по домофону домой, совершенно окоченевший и обессилевший. Теперь ещё подняться на четвёртый этаж. Ноги не слушаются, не хотят подниматься, сердце бешено стучит, вырывается из груди, каждая ступенька даётся с трудом, голова болит, тело замёрзло, рука, что-то неладное с рукой, она болит при каждом движении и распухла, в животе что-то неприятное и кислое просится наружу, рвётся вверх, кислый запах, кислый, свинцовый вкус на языке.

Женя открыла дверь, Роман устало сел, посмотрел на жену и глухо попросил ведро. Он блевал и блевал. Но блевать было нечем, жёлтая кислота, небольшая лужица, а позывы стягивали желудок, вот уже и кровь пошла. А жена что-то кудахтала, ругалась, охала, ахала и вопросы, вопросы, вопросы. Пальцы не слушались, окоченели, Женя помогла ему снять ботинки.

- По тебе что ходили? - она сняла с него брюки, рубашку, носки. - А где новая куртка, где шапка, где перчатки? Только ведь купили, хорошо, что ботинки старые, а то бы ноги себе обморозил, а так не сняли, а где фотоаппарат? А кошелёк? Ведь там права, техпаспорт? Зачем ты таскал с собой права? И почему ты напился? Ты же на лыжах собирался? Ты же билет купил на экспресс? - ну разве можно так много задавать вопросов сразу? Разве можно так много болтать? Рома просто сам не знал ответов и молчал, он замёрз и ему было херово. Да, действительно, он же собирался сегодня на лыжах, он выпил то всего сто грамм, точнее хотел выпить всего сто, а потом понеслось, и зачем он пил? Лучше бы на лыжах пробежался, но она стояла, такая аппетитная, запотевшая, и он не удержался. Кто же знал-то? Если бы он знал, что с ним будет, то точно бы не пил. Эх! Рома взглянул на себя в зеркало в прихожей. На него смотрел незнакомый, серый, худой человек, тусклые глаза ввалились, нос же наоборот стал ещё заметнее, не лицо, а сплошной нос, как у Чехова, губы обморожены, волосы неприбраны, в бороде застряли остатки салата.

Жена проводила его в ванну, и когда это она успела набрать ванну? Пока блевал? Наконец тепло. Вот это блаженство, горячая ванна. Никогда в жизни ещё ему не было так тепло. Женя уже закидывала его облёванную, грязную одежду в стиралку, звонила по телефону. Но всё это неважно, тепло, наконец тепло. Горячее тепло мягко согревало окоченевшее тело, вода снимала боль, усталость, голова не так болела, живот успокоился, спазмы прошли, тепло, живительное тепло, тишина и спокойствие. Рома заснул, сколько он проспал? Час или два? Женя переодически говорила ему: "Не спи." А он мычал в ответ, иногда он просыпался от того, что вода затекает ему в рот, нос и опять засыпал.

 ***

Но допрос продолжался. Рома очень огорчил жену тем, что ничегошеньки не помнит, где он был, где его вещи, где фотоаппарат.

- Ну вот, паспорт потерял, ключи потерял, теперь придётся замки менять... А где деньги взять? Ты сколько пропил? А вспышка, она рабочая, ты как за неё расплачиваться планируешь? А фотоаппарат - это же 50 тысяч? Ты зачем его с работы взял? Почему не оставил, пьяный ведь. Ты хоть знаешь, что я пережила за эту ночь? (Женя уже начала всхлипывать, а Рома больше всего не любил, когда она плачет вот так). Где ты, что с тобой? Ты почему на сотовый не отвечал? А! Да я всю ночь не спала, где тебя искать? Это просто чудо, что ты не замёрз, что ты живой! Что тебя не покалечили, не убили. Ой, а это что?

Так вот почему так сильно болит голова. На голове две свежие шишки, запёкшаяся кровь.

- Тебя били? Тебя ограбили? Ну не мог же ты сам снять одежду в такой холод? Сам вывернуть карманы! Ох, горе ты моё, горе! А это что за синяк? А это?

И правда, всё тело, его тщедушное, худое тело было расцвечено огромными фиолетово-чёрными синяками.

Жена оставила его одного в ванной, а сама стала названивать по телефону, потом протянула трубу ему. Там была мама. О господи!!!! Потом.... лучше не вспоминать, что было потом. Мама читала ему лекцию, а после и сама приехала. А так хочется просто спать. Неужели нельзя оставить человека, больного человека в покое? Нельзя дать ему выспаться? И голова болит. Это совсем не простая боль: боль есть общая во всей голове, а также она локализуется за лбом и гулко мерзко стучит, пульсирует, острая такая боль. Ещё тупая боль, там где шишки. Хорошо, что у него много волос на голове, не так сильно разбили ему голову, волосы - эта защита, и когда бежал домой без шапки, тоже радовался своим волосам - волосы хоть немного грели. И печаль, ужасная печаль навалилась на Рому, печаль и стыд, и чувство вины, а все его ругают, а и так тошно, очень тошно (и в прямом и в переносном смысле). И сердце, сердце ведёт себя совершенно неприлично. То оно громко и гулко ухает, требовательно и настойчиво долбится о рёбра, вот вот выскочит:
ТУК-ТУК-ТУК!!!! А потом вдруг затихает и нет его, спряталось сердце и медленно, чуть слышно постукивает: тук тук тук-тук т у к т у к тук, и потом вновь бежит, торопится, бьётся мелко-мелко, как бельчонок в клетке и снова тук-тук-тук тук тук тук-тук-тук-тук тук тук тук-тук-тук-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-тук-тук-тук, ну как вот можно жить с таким сердцем? Рома выпил пару таблеток активированного угля. Постоял, подождал? Прислушался? Пошёл блевать... Опять выпил активированного угля и лёг, и не двигался, главное, не двигаться, замереть, затаиться, спрятаться, переждать, обмануть, и сердце вроде бьётся спокойнее, и рука не болит, если ей не шевелить, и голова не так раскалывается, когда не двигаешься и не думаешь.

В милиции над Ромой посмеялись, ничего не помнит, а туда же - заявление писать. Кто-то ударил, ограбил - классический глухарь. В милиции было неуютно: эти коридоры, кабинеты, столы, номера - всё пахло опасностью, угрожало, проторчал три часа, отвечал на вопросы, ждал. Хорошо, что Рома очутился там, как потерпевший, а будь он подозреваемый? На фиг, на фиг! Поскорей на улицу, на свежий воздух. Голова-сука болела, ещё болела рука, видимо трещина или просто ушиб. Роман пробовал сходить в травмпункт, но там такая очередина, а сил нет. Зашёл в ресторан, где пил давеча, ну хоть тут удача. Оказывается, он забыл там рюкзак, и платил он банковской картой, ушёл в первом часу ночи. Так вот, рюкзак цел, в рюкзаке паспорт и ключи и вспышка, а вспышка рабочая! А фотоаппарат он унёс с собой. Он ушёл с Лёхой и они поехали на такси домой. Но почему же не доехали?

 ***

Наконец дозвонился до Лёхи, Лёха тоже болеет после вчерашнего, говорит, довёз до дома, или не до дома? Пьяный Роман не мог даже адреса толком сказать, куда его везти. Где-то на пути домой он вышел и пошёл. И что было дальше? Может он сел в такси, его стукнули по голове, ограбили и увезли в этот глухой район и там выкинули? А может он сел в такси и стал там блевать, и его выгнали, а потом он шёл домой и его стукнули по голове и ограбили? Но тогда как он очутился в том районе? Нет, сам бы он туда не дошёл. Что же было? Что было? Память отказывала Роману, он так ничего и не вспомнил, но пить завязал.

Вот и вся история. Что ещё? Ещё Рома дня через три сходил на "место преступления", хотел поговорить со сторожем, узнать правду. Но сторож был не один, был ещё и начальник. Разумеется, что сторож при начальнике лопотал, что никто Романа не впускал, мол сам залез, непонятно как. Ничего знать не знаю, ведать не ведаю, раздетый пришёл, как залез, неведомо. И сторожа за эту оплошность премии лишили. Это уже начальник в беседу вмешался. Тут Роман вспомнил, что он не только вопросы задавать пришёл, но и отблагодарить сторожа, и достал из кармана тысячную купюру, немного, но больше в семейном бюджете не наблюдалось, самим бы до аванса дотянуть. А сторожу Роман был, ой, как благодарен, ведь не пусти сторож Рому переночевать, как пить дать, замёрз бы наш герой при -30 (да и при -20 замёрз бы), да при ветре северо-западном 10 м/с, да пьяный в жопу, замёрз бы, это уж точно. Вот такая вот правда жизни. Хороший ли человек сторож? Хороший, редкостный человек, душевный, а его за эту его душевность премии лишают, потому как по долгу службы он должен совсем другими качествами обладать. И вручил Рома эти деньги оторопевшему сторожу, и сказал спасибо, дорогой, и руку крепко пожал, и даже начальник и тот сразу расслабился, и тоже руку Роме пожал на прощанье.