Глава 5

     Начало - http://www.proza.ru/2011/04/02/1511

   В Киеве лето. Крещатик превратился в разноцветный праздничный бульвар с нереально красивыми девушками, оживлёнными прохожими, фантастическими запахами цветов, каштанов, сирени. Мне шёл семнадцатый год, казалось, что жизнь будет длиться вечно, мальчик, которого я люблю, — лучший на свете, а предательства вообще не существует.

   Наша семья готовилась к свадьбе моей сводной сестры. Ждали из Ленинграда Регину, а киевская сестра ждала своего старшего сводного брата по матери. Он закончил романо-германский факультет Киевского университета с отличием и работал переводчиком в Индии.

   Какие повороты делает жизнь… Подъехав к ЗАГСу, мы попали под неожиданно начавшийся ливень, невозможно было выскочить из машины. Такой и увидел брат моей сводной сестры мою Регину впервые и влюбился с первого взгляда. Оба красивые, стройные, голубоглазые, с белокурыми волосами, как персонажи из голливудского кино. И оба не свободны… Это обстоятельство не помешало им преодолеть расстояния и множество преград, в том числе недовольство матерей, которые из соперниц должны были перейти в новые отношения. Им суждено было встретиться, создать семью, родить и воспитать сына и дочь, прожить счастливо жизнь и только — через тридцать три года — смерть смогла разлучить их…

   Весной 70-го года — выпускные экзамены и поездка в Ленинград для поступления в вуз. Я была совершенно наивна, понятия не имела о блате, о невероятном конкурсе. Казалось, просто не могло быть иначе, только так, как мне надо.

   Первая любовь придавала уверенность, что всё сложится чудесно. Подала документы на философский факультет. Первый экзамен — история. Вытянув билет, обрадовалась безмерно: достался тот же билет, что и на выпускном школьном экзамене. Историю я любила. Без всякого страха принялась излагать события, хорошо известные мне по литературе. Но пожилой преподаватель, от которого я ожидала похвалы, повёл себя непонятно, начал хмуриться и перебил меня словами:

  — На первый вопрос вы не ответили, переходите ко второму. Я стушевалась и, не в силах вымолвить слова, стала теребить подол юбки. Отвечаю с комом в горле. Он, скрипя зубами, задаёт очередной каверзный вопрос. Только я открыла рот, дядька с гримасой на лице стучит ручкой по столу. Я в недоумении: почему он меня возненавидел?

   Потом он подносит экзаменационный лист к глазам, бросает на меня злобный взгляд и говорит:

  — Ступайте, историю вы не знаете. Что, у вас в Киеве — вузов нет? Зачем вы в Ленинград приехали?

   Для меня это было полной катастрофой. Из Университета я вышла на деревянных ногах, ничего вокруг не видя. Очнулась на Университетской набережной. Вцепившись в гранит, я захлёбывалась от отчаяния и обиды. Я родилась здесь, в роддоме знаменитой больницы Отто, в двух шагах от университета! И завалить меня только оттого, что я якобы чужая. Я не в силах была двинуться с места. Мне не хотелось жить.

   Постепенно стало доходить, что нужно позвонить папе, пожаловаться. В руках я держала черновик своих ответов, я была уверена, что отвечала верно. Мне нужно было срочно услышать папу. Ещё не поздно, вдруг что-то можно исправить. Я бросилась искать автомат. Дрожащими руками набрала номер и вдруг услышала: «Он в больнице, в крайне тяжёлом состоянии, обширный инфаркт, к нему нельзя».

   Исписанный листок выпал из моих рук. Стояла дикая жара, я шла по набережной и как заведённая повторяла: «Папа, папочка, не уходи».

   Я была совсем одна со своим горем в этом огромном враждебном мире. Этот день — ещё одна точка отсчёта моей жизни — запомнился на долгие годы.

   Вскоре мне выписали пропуск к папе в больницу. А папина жена тогда же выбросила папину старинную кровать со словами: «Спать всё равно на этой рухляди некому, из больницы он не выйдет». Об этом я узнала от соседей.

   Август я провела в больнице. Было ли жарко, холодно или дождливо, но была отрада — рядом папа, он выздоравливал, шутил, мы опять строили планы, он рисовал медсестёр и постоянно нарушал режим. В это время для меня круг замкнулся, хотя за ним оставался целый мир, но уже в другом освещении. Когда я поднималась к папе в палату, ощущала внутренний страх и молилась лишь об одном — чтобы ничего не случилось.

   За полгода до моего окончания школы папина жена без его ведома, выписала меня из квартиры, убедив работников ЖЭКа, что я живу в Киеве с матерью, так что нет смысла платить за меня лишние деньги. Когда папа узнал, для него это стало ударом. Ведь прописаться в Ленинграде было невозможно, а лишиться прописки означало навсегда потерять право проживания. Он считал себя виноватым, что допустил такое. Все годы он ждал, что я вернусь. А я ещё не знала, какие испытания ждут меня впереди. Это было только началом.

   В конце августа я стала собираться обратно в Киев. Планы с учёбой в Ленинграде рухнули. На работу без прописки никуда не брали. Денег не было совершенно, ведь я тогда осталась с двадцатью копейками в кармане.

   Провожал меня домой мой киевский приятель. Он перешёл на второй курс, всё у него было отлично. Заботливая, любящая семья, родители врачи, интеллигентные, порядочные люди. Я даже представить себе не могла, что бывает всё так складно и достойно, без всяких тревог и волнений.

   Ленинград стал по отношению ко мне холодным, безжалостным. Я оказалась слишком слабой для этого сурового, хотя и родного города. Но уезжать так не хотелось… В Киеве муж сестры после их свадьбы переехал к нам, они ждали ребёнка. Стало невыносимо тесно всем вместе. Все друг друга тихо ненавидели. Но выхода никакого не было.

   Новый человек внёс свои непонятные, загадочные привычки. К понятию «время» у него было своё, особенное отношение. Он мог утром часами, закрывшись, находиться в ванной. Как-то мама, не выдержав, подставила стул и осторожно заглянула через окно кухни в ванную. От увиденного она чуть не рухнула со стула. Придя в себя в конце концов, мама выдала: «Он там с аквалангом ныряет». Мы были совершенно ошарашены, не меньше мамы.

   Странности у мужа сестры были во всём, в нём каким-то непостижимым образом совмещались душевная теплота и хамство. Внешне большой, простоватый, очень обаятельный, он защищал свой сложный внутренний мир любыми способами. Он трудно входил в нашу семью, многого не принимал и не понимал. Лишь со временем мы поняли, что в нашу семью вошел порядочнейший и чрезвычайно тонкий человек.

   Время шло, я устроилась на работу в библиотеку. С удовольствием работала. Готовилась к поступлению в институт. В июне 1971 года родился мой первый племянник, чудо-чудесное. Новый человек принёс в семью свет и радость.

   Целый год я жила письмами из Ленинграда. Но ехать поступать снова не решилась. Папа потихоньку поправлялся. Его жена подала на развод. Расчётливая, с холодным сердцем, она не понимала, для чего ей нужен пожилой, больной человек. После перенесённого инфаркта отцу дали инвалидность без права работы. Он страдал, жил в мастерской, положение его было катастрофическое.

   Летом, успешно сдав вступительные экзамены, я поступила в Киевский институт культуры на новый факультет — научно-технической информатики и библиографии, на заочное отделение. Конкурс был огромный. Счастливая я примчалась домой. Вместо похвалы услышала от отчима слова: «Подумаешь, третьесортный институт».

   В это же лето мы с моей первой любовью решили больше никогда не расставаться и подали втайне от всех заявление в ЗАГС. Ведь мне казалось, что ближе у меня никого нет и не будет. А ещё — мне скорее хотелось вырваться из дома. Мама сшила мне белое платье, фату. На регистрации брака 31 августа 1971 года не было ни его родителей, ни моего отчима. В этот день жениху исполнилось девятнадцать лет, а на следующий день новоиспечённый муж уехал в Ленинград. У меня же началась установочная сессия в институте.

   Отчим после моей свадьбы вообще перестал со мной общаться. При первой же возможности я взяла билеты в Ленинград и уехала в надежде никогда не возвращаться.

      Продолжение - http://www.proza.ru/2011/05/18/1077