Фрагмент 1 пчеловоды

                ПЧЕЛОВОДЫ
               
                Фрагмент№1


 -Ты пойми, балбес, вот сейчас ты вкладываешь семь штук, а к осени тебе: - Захарыч закатил глаза, подсчитывая прибыль, - все двадцать пять вернуться. А то и тридцать. – Он как урка зашкрябал под бородой, - Мы берём двадцать пчёлопакетов. По десять на брата. Пять ульев у меня есть, пятнадцать сделаем. Рамок у меня вагон. Если что настрогаем как два пальца обоссать. Вощины купим и только успевай качать!
 Я почесал затылок. С одной сторны, конечно, заманчиво, сладко гад поёт. С другой стороны. Всё лето корячиться. Ему хорошо, у него в Задрипанском дом от тёщи остался, огород. Так и так ездить. Но, сто километров в одну сторону? Плюс в том, что есть дом, переночевать можно. Не в поле, в шалаше. А вообще, какой из меня фермер, если картошку сажал последний раз лет пятнадцать назад? И то, потому что жена уговорила. А что в итоге? Каждый выходной корячился раком на этих пяти сотках. То прополка, то окучивание, то жук, блин, будь, он, не к ночи помянут. И вот, в недобрый день, мы поехали её копать. У всех. У Всех! У ВСЕХ, кто сажал рядом, уродился сказочный урожай. А у меня самая большая картошина тянула на хорошую виноградину. Вытягивал я из земли эти корешки, эту блин, паклю усыпанную горохом и клялся страшной клятвой - никогда, ни под какие уговоры, нигде, ничего, не сажать! Хочется картошечки, лучка и всякой зелени? Три рынка вокруг дома. Бери что хочешь. А я лучше дверь кому ни будь за пару штук поставлю. И куплю, твою мать! И выходные на Волге проведу!! И здоровее буду!!!
Простите, но, как вспомню ту картошку – аж бешенство находит.
- Ты только всоси, придурок, лес, речка, рыбалка, грибы-ягоды, - горячился Захарыч.
- С утра, полчаса, работаем на пасеке и кайфуй! Самовар, вечером шашлычёк, уха, пивко!
Я подобрал слюни.
За пять лет он столько напел про свою пасеку, что слыл в моих глазах непререкаемым авторитетом в отечественном пчеловодстве. Лужков, блин, в бороде. Да и чего я теряю? Так и так всё лето пылью в городе дышать. Ну сгоняю пару раз на Волгу. На юга, один хрен, не получится. А тут, и мед, и  прибыль и деревенская пастораль в одном стакане.
- Ты это, - начал сдаваться я, - литературку, какую, по этому делу имеешь?
У него аж борода дыбом встала.
- да у меня тонны книжек! Я « Пчеловода» десять лет выписываю!
- вот и хорошо, - мне стало интересно, - ты принеси почитать, а там посмотрим.
Как   я понял, из прочитанного, пчеловодство дело не хитрое, для лентяев. Ну раз в две недели проверить, переставить рамки, ну, маток лишних удавить, чтоб, не роились. И всё. По осени качай сладкое золото и продавай.
Посоветовался с женой. Как ни как на выходные ей придется одной куковать. В деревню её на тракторе не затянешь Уломал. Жадность взяла своё и она благословила меня на сей ратный подвиг.
В «Пчёлке» купили вощины, новый дымарь и сетки на голову. Я обратил внимание на объявления, плотными обоями скрывавшими дефекты штукатурки около двери магазина. Все продавали мёд! И килограммами. И банками, и тоннами!
 - Херня, - сплюнул Захарыч, - хорошего мёда мало. Эти - он кивнул на объявление гавно, подделка или прошлогодний. Вот у нас будет мед, так мёд. Там за дорогой подсолнухи засеяли. Так что не ссы, огребём мало не покажется. У меня тётка есть – возьмёт всё оптом. Я успокоился.
И вот, в пять утра субботы, мы выехали небольшим караваном, из пяти машин, за пчёлопакетами. Отмахать предстояло около трёхсот километров . Но для бешенной собаки, как известно семь вёрст не крюк. Моросил дождь, было сыро и ветрено. Пока выбирались из города, проклиная повсюду возникающие, в выходной пробки, пока заезжали в магазин за хавчиком и водкой, разъяснилось. И вот она – трасса.
Люблю я трассу. Воткнул пятую и лети, обгоняй вонючие фуры, дачных дедков, мотоциклистов с колясками и прочую шелупонь. Пологие подъёмы, крутые спуски, струящиеся, в зеркале заднего вида, лесопосадки, свинцового цвета,  мелкие речки. И конечно музон. Что ни будь тяжёлое, типа Qin или Дипёпл, да на всю катушку, чтоб закладывало уши, чтоб дрожали  руль и педали.
Время отвремени, какй ни будь птахе  взбредает в голову посоревноваться  на перегонки и она заскользит параллельным курсом, но поняв что это бесполезно, плавно отвалит в сторону. Для меня, привыкшего к неспешной городской езде, трасса – это всегда праздник.
После затяжного спуска, дорога  резко вздыбилась и мы вылетели на степной простор. В полукилометре, у обочины, виднелся длинный, как кишка одноэтажный, белого кирпича дом. Без забора, без какого то ни было палисадника или огорода. Без единого дерева. Просто дом. И по тому, как замедлили ход, идущие впереди машины нашего каравана, я понял. Приехали. Захрустел гравий обочины. Машины, съехав с дороги, выстроились на против сложенных в штабеля ульев.
Я выключил зажигание, поднял стёкла и вышел из машины размяться. Достал сигарету, закурил.
- ты бы с куревом, поосторожней, - вытягивая бороду в сторону дома – сказал Захарыч.
- не любят они, когда табаком пахнет.
 - Обойдутся.
   Меня заинтересовало другое. На вытоптанной площадке валялись, разрезанные вдоль автомобильные шины, образующие нечто похожее на вазоны для цветов. Стояли ровными рядами тысячи пчёлопакетов, а над всем этим хозяйством зависла чёрная, переливающаяся туча. В этой туче, одетые, словно космонавты, в белые, стеганые скафандры, с цилиндрическими шлемами, бродили люди. Один из космонавтов плавно оглянулся, осторожно поставил на землю плоскую коробку и медленно пошёл к нам.
Захарыч достал накомарники.
- Здравствуйте, - сказал я чуду юде.
Человек поднял сетку и на меня глянули прищуренные женские глаза.
- Здравствуйте, - она протянула руку.  Рука была липкая в желтых пятнах перги. – фуру на границе задержали. Думали не довезём. Но, ничего. Оголодали только, вот решили выпустить, покормить. Чеки принесли?
Мужики полезли в машины за чеками. Платили мы в «Пчёлке». Захарыч достал из барсетки  молочный пакет, перевязанный резинкой. От туда, появился другой, розовый, тоже перевязанный резинкой. Из него он достал плоский чехол с правами а из прав в конце концов выудил чек.
-Так, двадцать штук, - сказала женщина и пошла вдоль машин.
- Она что, начальница тут?
-  Не, они всей семьёй занимаются. Захарыч махнул рукой – вон ейный мужик. Мужик в стороне от дома выжигал паяльной лампой внутренности лежачего улья.
- Щас пойдём пчёлок выбирать.
- Что?
Он показал на тучу и накинул накомарник, – туда пойдём, маток смотреть будем, выбирать, что получше.
Очко не произвольно сжалось до игольного ушка.
- Офигел? Сожрут же за живо. Войти в эту тучу, без дымаря, в одной майке самый надёжный способ суицида.
- Нужен ты им. Не дёргайся. Всё будет ок.
Я то по простоте душевной думал, что тут как в магазине выдадут упакованный товар, всё чин чинарём. А соваться в пасть тигру, я был не готов. Сколько там укусов надо для летального исхода? Сто? Двести? Мне хватит и пары.
Но мужики, на ходу одевая сетки, как ни в чём не бывало потянулись на площадку, заходили между пчёлопакетами, поднимая их, вытаскивая рамки. Никто не шлёпал себя поплечам, не дрыгался и не убегал. Меня немного отпустило.
-Ну пошли, Захарыч толкнул меня в бок.
- Ты иди, докурю, догоню.
Я конечно не дикарь какой, пчёл видел. На цветах, ну две, три за раз. Как то раз даже ужалиа одна. Но в основном чаще приходилось иметь дело с осами. Те еще мухи. А тут туча. Наверняка миллион, не меньше. – меня явно не тянуло жертвовать своей молодой жизнью. Но не стоять, же чучелом.
Между тем, Захаровский защитный комбез замелькал среди мужиков. Мама роди меня обратно. Я нахлобучил накомарник, затянул, потуже тесёмки и медленно вошел в звенящее облако.
Пчёлы носились как пули.
Иди сюда, - позвал меня Захарыч., - бери, он сунул мне рамку.- Ищи  матку. 
В шевелящейся куче насекомых различить, что ни будь, было решительно не возможно.
Пчёлы поползли по рукам, и я вздрогнул.
- Не дёргайся.
-А какая она, матка то, - на картинках оно конечно ясно. Крупная такая пчела, с длинным брюхом. Но это на картинках. А тут они все одинаковые.
- Вот он перевернул рамку, смотри.
Длинная серая пчела шустро пыталась ускользнуть на другую сторону.
-Видел?
-Ага.
Захарыч вставил рамку в пакет, отложил в сторону.
-Давай, смотри этот ряд, я тот.
 С неба сорвалась капля, - сейчас дождь пойдет, они в улья вернуться.
Пот стекал с носа, и лицо мучительно чесалось под маской. По маске ползали наглые пчёлы, и я не решался задрать её и вытереться. Дыхание прохлады, было как
нельзя кстати.
Пока набрали нужное количество, под нудным мелким дождём прошло часа полтора. Начало смеркаться.
- Ну, давай грузиться.
-Пожрать бы – вздохнул я. Ели в последний раз часов пять назад, да что там ели. Так перекусили немного около магазина. По бутерброду да по стакану чая.
- Не ной, дома полопаем, - он деловито впихивал в салон, моей Окушки, десятый пчёлопакет.
- Смотри. Чтобы летки закрыты были.
Я поёжился.
- ладно, погнали.
В Здриповку приехали уже затемно, разгружаться не стали, только оставили открытыми дверки машин. Наскоро перекусили, выпили двухлитровый баллон Жигулёвского и вырубились.
Разбудил острый солнечный луч, припечатавший мою голову к подушке. Пылинки кружились вспыхивая в столбе света. Я чихнул. Пахло пылью, старым хлевом и полынью. Деревней словом. Захарыча не было. Я по быстрому натянул шорты, майку, вышел на крыльцо. Жердяные ворота были завязаны на проволоку, падающий забор упирался в развалившиеся сараи полукругом огораживающие небольшой, заросший короткой травой двор. В дальнем углу растопырив дверки стояли: моя Окушка и Копейка Захарыча. В середине, на берёзовой колоде, дымился ведёрный самовар. Мой, между прочим. Я его Захарычу год назад подогнал. Звякнула цепь, булькнула вода и, из - за угла, появился Захарыч, с ведром.
-Давай умывайся, - он вылил воду в рукомойник. – закусим и за дело. На Захарыче были резиновые полусапожки, белая, чистая рубаха, застёгнутая до последней пуговицы и заправленная в, цвета хаки, просторные штаны. Голова туго затянута горошистой банданой. Соломенная борода аккуратно рачёсана на пробор и в профиль он очень смахивал на Николая первого.
Мы выволоки на крыльцо древний, шатающийся стол и две табуретки. Я достал хлеб, колбасу. А друг мой выставил, перед собой, литр парного молока, миску творога и полную тарелку сметаны. Всё местное. Когда только успел сбегать?
Привычка мало есть на завтрак, казалась мне такой же естественной, как обедать около двенадцати. Например, моя жена всегда плотно завтракала и свободно обходилась до трёх четырёх часов. Но его, прожорливости, я поражался каждый раз. Он за раз съедал столько пищи, сколько обычному человеку, хватило бы на три дня безбедной жизни. Заправив творог сметаной и набуздырив, литровую кружку, молока он, с урчанием, обрушился на эту гору снеди.
- в шлешущий вышадной шартошку  шашать вудим –прочавкал он.
-хрен я её сажать буду.
В щель воротин боком протиснулся мужик. По городскому понятию бомж последней стадии.
= здоровы были.
А Кал Калыч!- Захарыч привстал, пожимая смуглую, сомнительной чистоты руку, - здорово, здорово. Чего то ты тощий за зиму стал, не кормит, чтоль Макаровна, а?
Дак ведь не молодеем, - Калыч протянул мне руку. – Николай.
- как она?
- Хворает Лариска. Не встаёт уже. – Он присел на ступеньку крыльца. – ноги совсем поопухали. С февраля и не встаёт.
-В больницу надо.- Захарыч вернулся к своей тарелке.
Дык, пока снег был, хрен на чём проедешь. А сейчас и сама ни в какую не хочет. - Он грустно помотал головой. - Танька вон приехала, нянчится с ней.
Я допил чай, откинулся на тёплую, дощатую стенку, закурил.
Сигаретки, не найдётся? – он взял протянутую пачку, выковырял сигарету и прикрываясь полой телогрейки прикурил. – Сладкая, а то Прима пошла… из дерьма, что ли, делать стали.
- берте всю, у меня ещё есть.
-благодарствую.
- ты картошку то посадил?- спросил Захарыч? – семена остались? А то у меня в притык. А вон Вальке не хватит. – он кивнул на меня.
Я зло зыркнул на  него глазами – сказал же. Не буду я её сажать, и не надейся.
- а что не посадить то? Земли полно. Сажай. - Калыч смотрел на меня как на дурака.
- ну не будешь, хрен с тобой. Сам посажу. – Захарыч собрал посуду, отнёс к самовару.
-картошка у меня вкусная, - рекламировал свой товар, Калыч, - вон и машка берёт, и городские стой стороны. Сажай, - повторил он.
 - Я вчера смотрю, кто то приехал, - закричал он, - пока скотину загнал, туда сюда, подхожу а у вас тёмно уже. Ну, думаю, Витька приехал.
Захарыч достал из  машины целлофановый мешок и вручил его мужику. Тот острожно взял заглянул внутрь. Згорелая физиономия расплылась в беззубой улыбке.
- ну зачем…
Берми, бери. Нина викторовна прислала.
- ну дык я и говорю. Всё у вас , вроде цело. Никто не озорничал. Я посматривал. У городских то. Вон, мотоблок скамуниздили, и по мелочи.
-Поймали кого?
- Дык, Бекашку то и споймали. Он наклонился ко мне, пояснил, - это Вовка, Нюркин сынок.
-Чо, прибили небось? - Спросил Захарыч.
Не, гы, гы. Не били даже. В речку загнали и караулили два часа, чтоб не вылез. В аккурат в начале апреля. Потом вытащили, он и говорить уж не мог. Синюшный весь.
- Чо, досмерти чтоль?
- Как же, его, алкаша, хрен какая кондрашка возьмёт. Вчера куролесил тут. Слышу к утру, поёт кто то, выхожу, а они, с Танькой на крыше сидят и Орлекину выводят. Ну прям как Маха с Жужей.
- Я б убил нахрен. Ладно, Калыч, не когда нам лясы точить, - Захарыч пришлепнул на шее какую то мошку, - работать надо.
-Ну, я пойду, Лариска за творогом послала, ты заходи, если что, бабку  проведать, или так.  – Он потуже запахнул полы своего живописного френча, пряча городской подарок.
- Только ей, ни ни!
- Привет передавай. – Захарыч вытащил из багажника паяльную лампу. – Ну, готов?
- Веди.
Я затушил окурок в консервной банке, раскинул руки и заорал во всё горло, - Эх! Лепота, твою мать!
Калыч за калиткой присел, от неожиданности, потом оглянулся и боком, боком, засеменил за угол.
 Работать пришлось мне одному, потому, как через двадцать минут, Захарыч ойкнул и со всех ног бросился к косому , увитому хмелем сортиру.
Дальнейшая его деятельность сводилась только к тому, что бы кряхтящим голосом давать советы через дверь сральника.
 Был день первый и к вечеру мы уехали.