14 сентября 1989г

     Середина сентября. Медленно выжигая утреннюю прохладу леса, по-летнему приветливое и на редкость ясное, ядрёное солнце возносится над вершинами как бы подёрнутых тусклой позолотой, сильно пожелтевших и неподвижно застывших в абсолютном безветрии берёз. Не торопясь и внимательно прислушиваясь к какой-то непостижимой, неусваиваемой тишине осеннего леса, перехожу небольшой пересохший ручей. Не потерявшая ещё своих известных свойств крапива и высокий батарник с выцветшими, но по-прежнему зелёными листьями, расступаясь, открывают взору чёткие, глубокие отпечатки лосиных копыт на жирном чернозёме. Следы совсем свежие. На вмятых листочках какого-то лесного цветка даже ещё не высохла влага. Очевидно, хозяин или хозяева где-то неподалеку. От задних мыслей становится как-то немного тревожно и не совсем уютно на душе. Уж очень не желательна сейчас встреча с матёрым, рогастым быком, способным всего одним ударом копыта срубить довольно рослое молодое деревце.

     Не без заметного беспокойства торопливо покидаю опасное место и на открытой, хорошо освещённой, небольшой опушке, под старыми развесистыми берёзами, нахожу первые грибы: подосиновик и несколько волнушек. Трофеи некрупные, бледные и сухие, но без личинок и червоточин. С некоторым разочарованием, почти уже не всматриваясь в жёлто-зелёно-серое жёсткое месиво под ногами, миную Давыдковскую гору и выхожу в Залежья. Залитое густым солнечным светом и таким же по-осеннему особенным, ласковым зноем воздушное пространство над аккуратно убранными полями беззвучно колеблется и невероятно успокаивающе и даже, я бы сказал, слегка затормаживающе воздействует на сознание. Нападает неожиданная, невольная лень. Хочется упасть в полинявшие, чахлые травы и долго-долго бессмысленно смотреть в чистую, высокую даль: в бескрайнюю, ровную голубизну безоблачного осеннего неба…

     С явным блаженством и умиротворением опускаюсь на мягкую, приятно шелестящую от моего прикосновения листву и предаюсь забвению. Время перестаёт существовать. Только терпкий запах леса, настоянный на поздних грибах, увядающих листьях и ещё чем-то неуловимом, остаётся всё тем же и, кажется, наоборот усиливается, упрямо напоминая мне о том, что всё в этом мире реально, материально и имеет свою суть, своё продолжение…

     Огромная ярко-оранжевая шляпа гиганта боровика в двух шагах от меня, под низко пригнувшимися к земле веточками липы, и ещё несколько шляпок поменьше чуть дальше, на фоне бледной, сникшей растительности, мгновенно возвращают к действительности. Сердце начинает учащённо биться, но ещё через миг, почему-то, вместо беспредельной, всеобъемлющей радости удачи всё существо моё вдруг захлёстывает какая-то неуёмная, невероятно пронзительная и неподвластная никакому пониманию грусть - ведь это, скорее всего, последние грибы, найденные мною в этом году!..