Белорусский поход на Урал

В начале ХХ века огромная армия белорусов двинулась на завоевание Урала и Сибири. Ехали на телегах, груженных домашним скарбом, шли пешком, вместе с женами и детьми, через всю Россию почти от западных границ её через Уральские горы – в тайгу, на вольные земли. Путь иных растягивался на годы, и добралось из той армии до Урала, дай Бог, половина. Кто-то повернул назад, кому-то удалось осесть на жительство по дороге, а кто-то и вовсе умер, не выдержав тяжести пути. Это было мирное завоевание, и сами «завоеватели»-переселенцы называли себя «самоходами». Шли они за свободной землицей, которой в западных землях не было вовсе, а на Урале среди глухих лесов, напоенных малыми речками и озерами – сколько угодно. Правительство Империи всячески поощряло освоение новых земель: за переселенцами закреплялась выбранная ими земля, выделялись деньги на корову и лошадь, предоставлялись налоговые послабления. Счет самоходов, отправившихся в дальние края, шел на сотни тысяч душ. Огромная мирная крестьянская армия…

Именно в это время на северо-востоке современной Свердловской области в Таборинском районе, по обе стороны реки Тавды, одна за другой стали возникать белорусские деревни. За пять веков до того существовало в этих местах княжество вогулов, входившее в состав Пелымского государства. У слияния рек Пелым и Тавда стояла укрепленная крепость, а по бескрайним лесам вокруг ходили охотники, добывая пушнину и зверя. В земли вогулов (прежнее название народа манси) за драгоценной пушниной шли купеческие караваны – русские, татарские и даже арабские. К началу ХХ века те времена давно канули в Лету, наступили иные – сельскохозяйственного освоения земель. Переселенцы из белорусских губерний расчищали под пашни леса: деревья подсекали, а на следующий год, когда те превращались в сухостой, выжигали участок и сеяли семена прямо в золу. Многие, впрочем, срубали сразу – на строительство домов и хозяйственных построек. Жили самоходы замкнуто, своими общинами, и даже свадьбы играли преимущественно между своими. Впрочем, чем больше становилось деревень, тем чаще игрались свадьбы русско-белорусские, или украинско-белорусские, а то и вовсе между белорусами и потомками жителей Таборинского княжества вогулов.

Урал неспешно, но неуклонно менял традиционный жизненный уклад самоходов. Пришлось отказаться от некоторых сельскохозяйственных культур, выращиваемых на Родине – например, от льна. Зато теперь белорусские переселенцы охотились на местную дичь, занимались шишкованием, собирали клюкву, костянику, голубику, рыбачили, освоив изготовление местной разновидности лодок – долбленок. Название лодки говорило само за себя: их выдалбливали из больших цельных деревьев, в основном, осин. Постепенно менялся и язык, сначала впитывая в себя новые для переселенцев русские слова, а затем и вовсе обрусев, оставив в следующих поколениях лишь отдельные бытовые названия да специфический выговор. И второе, и третье поколение ещё долго вместо слова «лук» произносило слово «цыбуля», а вместо «картошки» - «бульба».

Полуязыческие-полухристианские обряды самоходов сохранялись в среде самоходов еще несколько десятилетий после переселения. Сейчас их помнят лишь старики, пересказывая этнографическим экспедициям, что в веке нынешнем организуют уральские ученые. Причудливое переплетение обрядов… Катание пасхальных яиц по земле, чтобы та дала богатый урожай. Закапывание яиц в землю с различными заговорами. Разбросанная по пашне во время сева яичная скорлупа. Соломенные вифлеемские звезды, сплетенные на рождество, и купание в росе на Ивана Купала. Прощеное воскресенье по православной традиции и сжигание куклы-масленицы. Среди многочисленных утерянных обрядов самоходов был любопытный женский праздник под названием «замачивать подойники». В день первого весеннего выгона скота на пастбища женщины стегали коров освященными в церкви вербными веточками (их хранили с Вербного воскресенья), чтобы скотину Бог хранил от болезней, сглазу и прочих напастей. Вербные ветки прятали в стайке, где стояла корова, а сами женщины шли в лес, на берег реки или озера и устраивали гуляние до самого вечера, с трапезой, песнями и плясками. Мужчинам на этот праздник вход был строго запрещен. А вслед за Троицей по поверьям переселенцев наступала Русальная неделя. И все умершие до замужества девушки, и некрещеные младенцы, и самоубийцы, и проклятые родными – те, кто, согласно народным легендам, становился русалками – выходили из рек и озер на охоту за человеком. В эту неделю крестьяне старались не ходить поодиночке, а особенно в сумерках и тем более не купаться в водоемах. Даже скотину и ту не водили в лес, опасаясь встречи с русалкой. Зато днём устраивали пышные посиделки, пели обрядные песни, отгоняющие злых русалок, и рассказывали друг другу страшные истории.

К 1906 году количество переселенцев на Урал и в Сибирь выросло настолько, что было создано специальное Переселенческое управление, призванное разработать и установить законодательные нормы этого процесса и контролировать ход освоения дальних восточных земель. Именно оно отводило новые участки для заселения, разрешало конфликты между старожилами и новоселами, нанимало и отправляло на работу чиновников, устанавливало размер и порядок выдачи ссуд. Не все, кто стремился обосноваться на новом месте, сумели это сделать. Число «возвращенцев» в разные годы колебалось от десяти до тридцати процентов, и зависело это от многих условий, и не в последнюю очередь от более сурового климата. Двухлетняя засуха 1910-11 гг. сильно ударила по тем, кто только-только прибыл на новое место жительства, а ещё иные почвы, иные сельскохозяйственные культуры, иные приемы агротехники, более короткое лето… А ещё традиционное для России мздоимство и низкая квалификация чиновников, бюрократические проволочки с выдачей ссуд и недостаточный их размер, вечное запаздывание с подготовкой участков, со строительством переселенческих пунктов, с прокладкой дорог. И все же, несмотря на все трудности, переселенцы стремились за землей на восток: шли пешком, ехали на подводах, мчались в вагонах поездов недавно построенной Транссибирской магистрали. Трудно сейчас представить, но по оценкам специалистов западные районы Империи в начале ХХ века были перенаселены более чем треть при почти пустующих в процентном отношении землях Зауралья.

Активное переселение белорусов на территорию нынешнего Таборинского района шло с начала ХХ века примерно до середины двадцатых годов. Ещё во второй половине двадцатых на Урале и в Сибири открывались национальные школы, издавались книги на белорусском языке, десятками создавались белорусские сельские советы, а в начале следующего десятилетия в составе Уральской области был организован Таборинский национальный белорусский район. К сожалению, просуществовал он всего несколько лет, а затем и вовсе при проведении Всесоюзной переписи большинство самоходов записали русскими.

Мирное завоевание белорусскими самоходами Урала завершилось. Но и ныне в трех с половиной сотнях километров от столицы Урала – Екатеринбурга – проживают потомки тех людей, которые пришли сюда за свободной землёй, да так и остались здесь жить навсегда.