На утро

Семь ноль-ноль. Пробуждается в аккурат
Трудодень, человекоконь гужевой.
Каждый сам себе отопри свой ад,
Словно дверцу шкафчика в душевой.

          (с) СЕРГЕЙ ГАНДЛЕВСКИЙ

   Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту. Мой страх - моя изнанка. Я живу и упиваюсь им. Он мой будильник. Каждое чертово утро начинается со взгляда назад. Там, за чертой разделяющей сон и бодрствование, остался еще один кусок моей не прожитой жизни. Только утром мои глаза полны влаги, только утром мой голос дрожит, только утром в ответ на вопрос "ты меня любишь?" я не буду цитировать Хемингуэя. Я как личинка вылажу из сладкого кокона. Я засыпаю храброй личинкой с твердым панцирем, но за ночь мой панцирь становится мягким, почти невесомым. Я вижу цветные картинки из детских книжек, я вижу звезды, я вижу вечную молодость, я больше не вижу тех кого предал, и тех кого еще предам. Мне сняться крылья. Они уносят меня туда где мой неумелый пируэт не вызовет лавину, туда где солнце блестит в моих глазах но не слепит, туда где теплый песок несет меня вдоль берега.. Я верю в свои крылья, я верю, что наконец все так как надо и больше не нужно сомневаться. Я открываю глаза и кричу. Иногда я один в пустой комнате, иногда в ней кто то посторонний. Он не видит моих крыльев, он не верит в мое небо. Он просто спит, пока я умираю от ужаса, пока я захлебываюсь беззвучным криком, пока я ломая ногти сжимаю край одеяла пытаясь вернуться туда. Я буду ползти личинкой пока мой день катится по улицам. Я буду ползти до самого вечера. Ко мне липнут грязь и мусор. Ко мне липнут слабые, безвольные бороться существа. Я перемалываю их словно молох, я впитываю их плоть и выпиваю их суть. Ко мне липнет соль высыпающаяся из пустых глазниц, ко мне липнет ужас из глазниц зрячих. Все это вырастет в новый панцирь, кокон, саркофаг, футляр. Я засну в нем без улыбки. Каждый вечер мне кажется я больше не увижу крыльев. И каждое утро я просыпаюсь в холодном поту.