01-08. Горькое послевкусие
В старших классах у меня появилась новая «англичанка»: преподаватель вуза, Ирина Николаевна - молодая женщина с живыми умными глазами и прекрасным английским произношением. Ирина Николаевна занималась со мной по два часа в неделю, но давала такие большие и разнообразные задания на дом, что над английским я обычно сидела на неделе чуть ли не больше, чем над всеми остальными уроками вместе взятыми. Но эта работа была совсем не похожа на скучное занудство со своей предыдущей учительницей. Ирина Николаевна давала и интересные грамматические задания, и разговорные темы, и газетные переводы, и живое усвоение разговорной лексики. Она приходила с рассказами о последних новостях жизни (на английском языке, разумеется!), втягивала меня в живой разговор - обсуждение просмотренных спектаклей и прочитанных книг, и давала для перевода книги, от которых я просто не могла оторваться из-за их сюжета: оригиналы не печатавшихся у нас тогда лучших женских романов, повести Агаты Кристи... Незаметно для себя я втягивалась в английскую речь, привыкала читать книги почти без словаря (догадываясь, чего не знаю, по смыслу!), и наступил момент, когда я поймала себя на мысли, что начинаю думать по-английски. В это же время я полностью перешла на английский язык в своем дневнике, что избавило меня от проблем сохранения его от посторонних глаз. Впервые язык стал доставлять мне удовольствие.
К сожалению, иностранный язык не стал моей жизненной подмогой. Когда на семейном совете встал вопрос о выборе ВУЗа, в который придется сдавать вступительные экзамены, домашние отговорили меня от гуманитарных специальностей: «Огромный конкурс, и с трудоустройством будет сложно!». Я была мягким пластилином в решении вопросов моего будущего: практически все школьные предметы давались мне легко и не внушали отвращения, хотя гуманитарные, безусловно, казались интереснее. Жизненного опыта у меня не было, и я полностью доверялась родителям. Решено было поступать в технический ВУЗ, причем, на самую популярную тогда специальность – вычислительную технику. Конечно, никто не мог в те времена предвидеть, что очень скоро именно инженеров охватит всеобщая безработица, зато люди с дипломом переводчика, бухгалтера или торгового работника начнут процветать. Трудно поверить, но в те времена в чести были технари и ученые.
Последний учебный год в десятом классе оказался чередой дней ослепительного счастья и тяжелых переживаний, но его общее «послевкусие» - отвратительно. С Вероникой мы уже не сидели за одной партой и не гуляли на переменках вместе. Мы не были в ссоре и даже нормально разговаривали, но с каждым днем все больше и больше отдалялись друг от друга. Она стала поддерживать отношения с одной группой класса, я - с другой. Дружбой мои новые отношения с ребятами назвать было нельзя, но именно с ними я теперь перезванивалась, выходила после школы на прогулки.
Теперь со стороны я всем казалась раскованной и веселой, стала активно участвовать во внутренней жизни школьного коллектива. Во внешней – общественной жизни - я и раньше участвовала благодаря своему положению отличницы и поддержке учителей: меня то избирали старостой класса, то - в школьный Комитет комсомола, даже делегатом комсомольских районных конференций пару я раз побывала. Какого отличника минует сия чаша! Впрочем, меня эти нагрузки особо не тяготили.
В десятом, я стала чаще общаться с нашей наиболее активной компанией девушек, возле которых постоянно вертелись наши самые видные, высокорослые ребята. Мы собирались на домашних вечеринках - собраниях клуба «Самовар», где вечно шли острые дискуссии, и танцевали, если приходили и мальчишки. Иногда туда наведывался и А.П., но никаких особых отношений между нами не было. Он к десятому классу заметно повзрослел, догнал меня ростом и уже говорил басом. Его стали «учитывать» наши девочки и даже приглашать на танец на школьных вечерах. Я с ним так ни разу и не станцевала за все школьные годы.
Быстрых танцев в общем кругу на вечерах было немного, в основном танцевали медленные и парами, в подавляющем большинстве - девочки с девочками. Ребята толпились у стены и только изредка приглашали кого-нибудь на танец. Меня почти не приглашали, и хотя я очень любила танцевать, школьные вечера были для меня не только долгожданны, но и мучительны. Таких невостребованных девчонок в классе было достаточно много, и они из-за этого не страдали, но меня почему-то сильно огорчало такое отсутствие внимания к себе со стороны мальчишек.
К концу года А.П. все меньше нравился мне как реальный человек, и все больше - как выдуманный герой. В реальности он был груб и высокомерен, лишен благородства и наплевательски относился к нашим классным проблемам. Основное ядро девчонок, вдохновленное нашей Марьей, жило тогда в поиске общих идеалов и впадало в свойственный юности экстаз по любому поводу. А.П. не любили за его хвастовство и карьеризм, но неожиданно для меня выяснилось, что не любили не все. У меня, оказывается, была соперница - Лена, сохнувшая по нему с девятого класса и почему-то уверенная, что и он к ней не равнодушен.
Я ее мнения не разделяла. А.П. изредка танцевал с ней и запросто трепался, но при этом не чувствовалось ни малейшей робости в его поведении, проявлялось обычное для него пренебрежение к Лене. Она была очень симпатичной, но довольной глупой. На меня, как мне казалось, А.П. по-прежнему часто пристально смотрел и был напряжен в моем присутствии, никогда не позволил себе сказать мне что-либо неуважительное. Это меня вдохновляло, но хотелось большего: на вечерах он танцевал все-таки не со мной...
В том году меня заинтересовал еще один наш школьный «Печорин», с которым ничего путного также не случилось, а потом я стала объектом интереса другого нашего одноклассника. Последний был всем хорош, и именно поэтому меня абсолютно не волновал. Никто, кроме А.П., не мог в такой степени и из-за такой малости поднимать мое настроение до невозможных высот или повергать меня в бездну отчаяния. За что ему и спасибо. Именно он сделал из меня поэта и вдохновил окончить школу с медалью.
Образ А.П. раздвоился для меня на два совершенно разных человека. Один - полностью выдуманный мной, был страдающим гением, которого никто не понимает, и который вынужден играть роль грубого и циничного парня, чтобы скрыть свои истинные чувства. Другой – похоже, и в самом деле был циником и карьеристом. При реальном столкновении с ним в каких-либо общих делах я не получала от этого особого удовольствия. У меня всегда были завышенные требования к людям, а уж особенно, к любимым. Самое смешное, что эти завышенные требования и идеалы прекрасно уживались с тем фактом, что в самых лучших ребят - красавцев без видимых проблем и недостатков характера, по которым сохло большинство девчонок, я никогда не влюблялась
Десятый класс оказался для меня «похмельем на чужом пиру». Я, наконец, оказалась в гуще коллектива, где ко мне хорошо относились и уважали, но где, по большому счету, я чувствовала себя совершенно одинокой. Мы неплохо дружили и откровенничали с Таней Савельевой, девочкой доброй и начитанной, тоже писавшей стихи и постоянно страдающей от неразделенности в любви, но серьезно я нашу дружбу не воспринимала. Таня была для меня слишком сентиментальна, а может быть, и слишком правильна. Вероника постоянно находилась «в другом лагере» и со стороны раздражала меня своими манерами и вызывающим поведением.
Вместо так естественной для меня тоски о навсегда уходящих школьных годах, о неминуемой разлуке со своей первой любовью, я все чаще хотела ускорить этот финал. Школа, в которую я с восторгом летела все девять предыдущих лет, вдруг стала для меня «последней каплей горечи на дне допиваемого бокала». Мне хотелась скорее начать свою новую жизнь в институте, вопрос о поступлении в который уже был окончательно решен.
Выпускные экзамены пролетели быстро. Все экзамены (всего их было девять!), кроме письменной математики, я сдала на «отлично», и в результате на торжественной части выпускного вечера мне вместе с аттестатом зрелости вручили серебряную медаль. А.П. заработал золото. На торжество, состоявшееся в нашем актовом зале, пришли мама и отец. Впереди меня ждал только последний школьный бал и ночная прогулка всех десятых классов на Неву, на празднование "Алых Парусов".
Выпускной бал прошел «нормально», как было написано в моем дневнике, то есть так же, как всегда - я танцевала только одна или с девочками. Никто не пригласил меня на медленные танцы. Ничего не случилось в моей реальной личной жизни, которой и самой – не случилось. Прекрасный аттестат и медаль не могли скрасить горечи этой мысли.
Праздник выпускников «Алые Паруса», проходящий в нашем городе в конце июня, по завершению выпускных экзаменов, тоже оставил горькое послевкусие. Помню огромные толпы молодежи, заполнившие набережную Невы и всеобщее веселье, в центр которого каким-то образом попала и я, - в общем-то, никому не нужная. Помню А.П., идущего под руку с нашими девчонками и смеющегося, помню ярко размалеванную Веронику с каким-то незнакомым парнем под руку. Посреди Невы подсвеченный прожекторами, стоял легкий корабль с ярко алыми парусами. На нем не было никакого принца, звавшего Асоль, да и самой Асоль тоже не было. Она умерла, отравившись несбыточностью затянувшихся на годы иллюзий. Кроме тоски, боли и чувства глубокого одиночества в толпе, ничего не осталось у меня в памяти от этого дня, завершившего мою школьную жизнь, все эти годы так любимую мною.
продолжение см. http://www.proza.ru/2011/05/23/1368
Свидетельство о публикации №211052001332